Я обычно не читаю R/NC-17 и все в этом роде,но это потрясающе.Радует,что в отличии от многих других работ с таким рейтингом в этой присутствует сюжет. Вообще я читаю это давно,но только не давно зарегистрилавалась . В общем ,пока что мне нравится.Жду новых глав.
Дата: Воскресенье, 18.11.2012, 15:16 | Сообщение #28
Прохожий
Сообщений: 3
Статус: Offline
Я специально зарегистрировалась на этом сайте, чтобы оставить отзыв. *О*
Это самый замечательный фанфик по Куртбастьяну из всех мною прочитанных. Серьезно. По идее я начала читать с мыслью: "О, Куртбастьян! Неужели! Бастибастибасти!" До четырех утра зачитывалась, файлом на ноутбук сохранила. Хотя меня по большей части привлекло, что тут высокий рейтинг, что, учитывая название и то, что тут главный герой - Себастьян, обещает быть очень интересным. И я мастер излагать свои мысли. :D
Заставляете переживать. Я пока читала, чуть ли не с истошным ором умоляла Курта остановить речь а-ля "я знаю, зачем ты это делаешь, Себастьян, жалкий трус". И признание Курта Рейчел, ибо меня не покидает мысли, что Рейч включит режим помощи друзьям и все изложит Блейну. Хотя это уже не понадобится, видимо.
С нетерпением ожидаю продолжения. И от души благодар за то, что вы пишите сие чудо. *О* Benjaminn loves you, okay?
Дата: Понедельник, 19.11.2012, 01:13 | Сообщение #30
Прохожий
Сообщений: 3
Статус: Offline
Quote (GruSha)
О, вы, наверное, не читали "Don't you remember" :)
Божечки. Лучше бы я не знала о нем. Ибо мои нервы были крепче до срывов на Google, который нагло швырял мне песни Адель и оригинал фанфика. D:
И, нет, вряд ли вы разочаруете в последующих главах. Говорю за себя, мне даже просто нравится то, как вы пишите. Копаетесь в душах персонажей, ваш стиль мне нравится. с: Вооот. Так что, ждем-с. Benjaminn loves you, okay?
Дата: Понедельник, 19.11.2012, 02:17 | Сообщение #31
GLEEст
Сообщений: 646
Статус: Offline
Quote (Benjaminn)
Божечки. Лучше бы я не знала о нем. Ибо мои нервы были крепче до срывов на Google, который нагло швырял мне песни Адель и оригинал фанфика. D:
Если что, его можно найти на дайри и в группе Вк)
Quote (Benjaminn)
И, нет, вряд ли вы разочаруете в последующих главах. Говорю за себя, мне даже просто нравится то, как вы пишите. Копаетесь в душах персонажей, ваш стиль мне нравится. с:
Дата: Воскресенье, 03.02.2013, 01:12 | Сообщение #32
GLEEст
Сообщений: 646
Статус: Offline
Глава 6
Курт паркуется на площадке у знакомого дома, дорогу к которому за последние многочисленные визиты успел выучить, как свои пять пальцев. Он вытаскивает ключ из замка зажигания и проверяет наличие в кармане джинсов пачки долларов, собранных им почти за год – из карманных расходов и «премий», которые отец выдавал ему за помощь в мастерской. После чего толкает дверцу и выходит из машины. Оказавшись на пороге с поднесённым к звонку указательным пальцем, Курт понимает, что впервые приехал к Себастьяну по собственной воле, хотя желания видеть его у Хаммела нет. Он всё ещё зол на Смайта. Его никак не оставляют в покое слова «Соловья», сказанные им накануне. Курт прекрасно знает о настоящем положении вещей и о правилах игры, но не собирается так просто с ними мириться. К тому же, желание вернуть долг перекрывает все его личные чувства. Он и так находится во власти парня и поэтому не хочет зависеть от него ещё и материально. Наконец нажав на кнопку, Хаммел глубоко вздыхает и надевает на лицо выражение крайней сосредоточенности пополам с безразличностью. Он ожидает, что сейчас дверь откроется, и он увидит перед собой привычно ухмыляющуюся физиономию Себастьяна, который обязательно съязвит что-то на тот счёт, что Курт приехал к нему без «вызова». Но когда в глубине дома слышатся торопливые шаги, а после – щелчок замка, на уровне глаз Хаммела никого не оказывается. Он медленно опускает голову и встречается взглядом с девочкой лет десяти, в домашнем халате, тёплых плюшевых тапках и длинной русой косой, перекинутой через плечо. В руке незнакомки зажата чашка с дымящимся какао. Девочка с интересом оглядывает Курта, затем приветливо улыбается и произносит невероятно приятным звонким голосом: – Привет. Ты, должно быть, к Себастьяну? Хаммел продолжает стоять на пороге, на мгновение потеряв дар речи и растерявшись от такой неожиданной встречи. Он всматривается в большие глаза цвета морской волны, пока девочка вопросительно не поднимает брови, поторапливая гостя с ответом. – Да, я... К Себастьяну... – наконец кивает Курт, почему-то чувствуя себя невероятно неловко в этой ситуации. И начиная ругать себя за то, что предварительно не позвонил Смайту. – Себ, к тебе пришли, – кричит через плечо собеседница, после чего поворачивается обратно к гостю и протягивает ему руку. – Я Кимберли. – Курт, – кивает Хаммел, отвечая на жест. Ладонь девочки из-за чашки оказывается такой тёплой, что парень не отпускает её чуть дольше позволенного. – Очень приятно, Курт. Он сейчас спустится. Наверное, опять в свои сетевые войнушки играет, – хмыкает новая знакомая, отпивая какао. – Рубится в них каждую свободную минуту. А ты однокурсник Себастьяна, один из «Соловьёв»? Я тебя раньше не видела. Знаешь, я со многими из них знакома: Вэс, Дэвид, Ник... Они пару раз приходили к нам. Славные ребята. Дэвид даже научил меня делать колесо. – Нет, я... – начинает Хаммел, не представляя, как ему лучше представиться. Но к счастью он и не успевает этого сделать, поскольку в следующее мгновение за спиной девочки появляется Смайт и бросает на Курта полный удивления взгляд. – Что ты здесь делаешь? – Себастьян старается звучать непринуждённо, хотя лёгкая растерянность Курта отражается на его лице, словно в зеркале. А сведённые на переносице брови говорят о том, что он не особо рад этому визиту. – Я просто... – неуклюже бубнит Хаммел, замечая невероятную схожесть этих двоих. В особенности, когда Кимберли поднимает глаза на брата и хмурится, уперев свободную руку в бок. – Тебя что, не учили правилам приличия, молодой человек? – возмущается девочка, сердито взирая на Смайта снизу вверх. – Как можно встречать гостей подобным вопросом? Лучше бы пригласил Курта в дом и предложил чаю. – Так вы уже успели познакомиться? – усмехается Себастьян, игриво дёргая сестру за косичку. Та в свою очередь недовольно толкает его бедром, поправляя волосы. Курт молча наблюдает за этой забавной сценой между ними, не замечая, как губы растягиваются в улыбке. Ведь он и не догадывался о существовании маленькой версии Смайта. – Что ж, Ким, дальше я со своим гостем сам справлюсь, – хлопает её по плечу парень, намекая, чтобы она оставила их наедине. – А ты лучше иди, сделай полоскание. Только без халтуры, поняла? – Сэр, да, сэр... – пародийно отдаёт честь Себастьяну девочка и, резко развернувшись, уходит. «Соловей» провожает сестру взглядом, затем молча смотрит на Хаммела, вопросительно приподняв одну бровь и будто до сих пор размышляя, стоит ли пускать его в дом. А после нескольких секунд сомнений кивает в сторону лестницы, указывая следовать за ним. Оказавшись в комнате, Себастьян опускается в кресло, по пути захлопнув на столе ноутбук, на экране которого действительно стояла на паузе какая-то игра. Курт медленно подходит к кровати и присаживается на край напротив Смайта, по-прежнему чувствуя неловкость от всей этой ситуации. Хотя Себастьян, судя по всему, сейчас также не пребывает от неё в диком восторге. – Ким приболела, поэтому я не пустил её на занятия по теннису... – словно оправдываясь, поясняет тот, настукивая кулаком по ладони. Хаммел окидывает парня взглядом, вдруг ощущая странный прилив дежа вю. Он вспоминает, как Смайт вальяжно раскинулся в этом кресле, когда Курт впервые пришёл к нему домой, в ту самую ночь. Как сидел перед ним, такой нахальный, самоуверенный, с язвительной ухмылкой на губах и похотливым огоньком в глазах. В пиджаке на голое тело, стаканом коньяка и зажатой между пальцами сигарой. Тот Себастьян действительно произвёл тогда на Курта неизгладимое впечатление. Он притягивал, словно магнит, из поля действия которого казалось невозможным выбраться самостоятельно. Подобно раскалённой лаве он излучал опасность, при этом завораживая и вызывая непреодолимое желание прикоснуться, обжечься. Он привлекал, пробуждал природное желание, которому Хаммел был не в силах сопротивляться, несмотря на то, что ненавидел Смайта на тот момент больше, чем кого-либо. Себастьян, за которым Курт имеет возможность наблюдать сейчас, разительно отличается от героя воспоминаний. С взлохмаченными волосами, уставший, если не сказать сонный. Непривычно домашний и уютный, до умиления, почти как во время завтрака после их первой ночи. В толстовке, простых домашних штанах и этой... Стоп. Неужели правда? О, пресвятая Барбра. Да, футболке с героями «My little pony». Курт не успевает сдержать короткий смешок, успевший слететь с его губ, и тут же прикрывает рот ладонью, рассматривая предмет гардероба «Соловья». Тот непонимающе вскидывает брови, а затем, проследив за взглядом Хаммела, резко дергает за молнию на кофте. – Это... Подарок Ким на прошлое Рождество. Она по ним тащится, – снова оправдывается парень, нахмурившись. – Конечно. Я так и подумал, – покорно кивает Курт. Он делает глубокий вдох, пытаясь вернуть серьёзное выражение лица, но через несколько секунд молчания приступ смеха накрывает его с новой силой. Смайт тем временем потихоньку начинает закипать, и очень скоро, щёлкая костяшками пальцев, раздражённо выпаливает: – Что?! – Всё в порядке. Просто... Кто бы мог подумать, что у такого беспощадного злодея-шантажиста, почти насильника... – говорит Хаммел комично грубым голосом. – Эй! А после продолжает таким же наигранно высоким: – Есть милая маленькая сестра, которая называет его «Себ» и дарит футболки с «My little pony». Знаешь, это ощутимо портит твою репутацию... И Курт перестаёт себя контролировать. Он хохочет, зажмурившись и запрокинув назад голову, не обращая никакого внимания на Себастьяна, буквально испепеляющего его взглядом и сжавшего кулаки. – Ты закончил? – интересуется тот, исподлобья наблюдая за истерикой парня. На что Хаммел отрицательно качает головой: – О, нет, я только начал... И кто тебе больше нравится, Рэйнбоу Дэш или Эпплджек? – Может, хватит? Смайт недовольно закатывает глаза, хотя на его лице также понемногу появляется намёк на улыбку, которую он всеми силами пытается сдержать. – Эй, ну всё! Но такая раздражённость Себастьяна ещё больше раззадоривает и веселит Курта. – Нет, не всё... – Да заткнись ты уже! – буквально взывает «Соловей» и бьёт Хаммела основанием ладони по колену. Удар оказывается довольно болезненным, но даже он оказывается не в силах заставить замолчать разрумянившегося парня, по чьим щекам от смеха вот-вот начнут катиться слёзы. Это длится уже несколько минут. Курт ещё некоторое время продолжает испытывать терпение Смайта, но вскоре, не выдержав, тот подрывается с места, резко толкает Хаммела в грудь и, повалив на кровать, взбирается на него сверху. – Я сказал хватит! – процеживает Себастьян, предупредительно указывая пальцем на свою «жертву». Такой поворот событий сначала сбивает Курта с толку, вынудив замолчать и удивлённо уставиться на нависшего над ним Смайта. Но ненадолго. Через пару мгновений парня накрывает новой волной смеха: – На помощь! На меня напал фанат «маленьких пони»! «Соловей» смиренно вздыхает, молча наблюдая за хохочущим под ним Хаммелом. Он вдруг ловит себя на мысли, что ещё ни разу в жизни не видел Курта таким счастливым и беззаботным, таким свободным и эмоционально раскованным. Так искренне улыбающегося, с раскрасневшимися щеками и совершенно детским, наивным выражением лица. Себастьян ни разу не замечал, чтобы Курт чувствовал себя так комфортно рядом с ним, будто между ними и не было никаких обязательств, правил, никакой «игры». Должно быть, именно поэтому, из-за этих новых ощущений, Смайт, поддавшись порыву, наклоняется и целует его. Поцелуй оказывается недолгим, но неожиданно тёплым. Хаммел поначалу начинает отталкивать парня, упираясь ладонями в грудь, мычать что-то ему в губы, но затем постепенно расслабляется. А когда Себастьян отстраняется, голубые глаза напротив смотрят на него не менее удивлённо, будто ожидая объяснения. Изучающим, глубоким взглядом, закрадывающимся в самую душу, из-за чего тому становится несколько не по себе. – Похоже, это единственный способ заставить тебя заткнуться, – наконец нарушает затянувшееся молчание «Соловей», усмехаясь. – О, вот тут ты ошиба... Но Смайт не ошибается, что снова доказывает, притягивая Курта к себе за шею для нового поцелуя. На этот раз чувственного и горячего, подчиняющего, вынуждающего сердце Хаммела с каждой секундой ускорять темп, прикрывая веки и непроизвольно обнимая Себастьяна за талию. Понимая, как, оказывается, он успел по ним соскучиться. – Эй, Себ, ты не видел шнур от... – вдруг слышится из коридора, после чего дверь открывается и на пороге комнаты появляется Ким. Девочка, приоткрыв рот, изумлённо таращится на Себастьяна, восседающего на бёдрах Курта, пока тот, мгновенно выпрямившись, точно так же смотрит на сестру. Опустив взгляд обратно на Хаммела, он понимает, что поддержки от него ему ждать не стоит, поскольку парень, в чьих глазах сейчас отражается едва ли не испуг, оказывается растерян ещё больше. Поэтому, решив взять инициативу в свои руки, Смайт устало вытирает якобы взмокший лоб и спокойно поясняет: – Самый действенный способ первой помощи при спасении утопающего – искусственное дыхание. Второй вариант – непрямой массаж сердца, – на этих словах Себастьян скрещивает свои ладони и начинает со знанием дела надавливать ими на грудную клетку Курта, который по-прежнему находится в близком к шоковому состоянии. Кимберли ещё какое-то время молча наблюдает за всей этой сценой, затем разворачивается и со словами «я поиграю в приставку» исчезает в коридоре. – Тебе не кажется, что жизни утопающего больше ничего не угрожает?.. – тихо интересуется Хаммел после небольшой паузы. На что Себастьян хмыкает и с важным видом хлопает парня по щеке. – Не надо благодарности. Где тут раздают шоколадные медальки?.. – Стоп, а Ким... – перебивает «Соловья» Курт, указывая на дверь. – Знает о... О тебе? – Мы десять лет живём с ней под одной крышей. Думаю, она догадывается о моём существовании. – Я не... – начинает Хаммел, а потом нетерпеливо закатывает глаза. – Ты понял, о чём я. Смайт пожимает плечами. – Полагаю, после нашего мастер-класса по оказанию первой помощи её подозрения удвоятся. По крайней мере, сегодня она в эту комнату больше не заглянет. Так на чём мы там остановились?.. – Даже не знаю... – улыбается Курт, притягивая к себе Себастьяна за верёвочки на толстовке. «Соловей» с готовностью опускается сверху, жадно впиваясь в его рот. Смайт прикусывает и втягивает нижнюю губу Хаммела, тут же вызывая у парня глухой стон, а после проводит языком по кромке зубов и настойчиво проникает внутрь, углубляя поцелуй. Дерзко и требовательно, так, как любит Курт. Он зарывается пальцами в волосы Себастьяна и слегка подаётся вперёд бёдрами, пока тот переключается на шею, заставляя выгибаться в спине и вздрагивать от нахлынувшей волны мурашек. Приятное, обжигающее тепло медленно расходится по всему телу, затрагивая каждую клеточку, скапливаясь внизу живота, и скоро сдерживаться становится невыносимо, что усугубляет каждое новое прикосновение. – Мы не можем... Делать это, пока твоя сестра дома... – пытается возразить Хаммел, но горячий язык Смайта, скользящий по бледной коже, вызывает у него совсем другие мысли и желания. – Не можем. Мы просто немного порезвимся, – мычит «Соловей», целуя Курта за ухом. Пальцы Себастьяна тем временем прокладывают путь от груди до талии, проходятся по спине, то плавно скользя, то до боли сжимая мягкие бока. – Ох, Бэлла, и сдался тебе этот Джейкоб... – снова еле слышно бубнит парень, вытягивая рубашку из джинсов Курта. – Ведь я же лучше, лучше собаки... – Похоже, теперь тебя нужно заставить заткнуться? – выдыхает любовник, хватая Смайта за футболку и притягивая к себе ещё ближе. – Заставь, – томно рычит тот, прикусывая порозовевшую мочку уха. – Только не помни́ Рэйнбоу. – О, Боже мой... Руки Себастьяна наконец добираются до бёдер Хаммела. Он вожделенно сминает упругие ягодицы, утыкаясь носом в основание шеи Курта, как вдруг резко останавливается и приподнимает голову. – Что это? Не дожидаясь ответа, Смайт просовывает ладонь в задний карман джинсов, достаёт оттуда пачку долларов и, приняв сидячее положение, переводит удивлённый взгляд со своей находки на шатена. Хаммел замирает на вдохе, неловко поджимая губы. Оказывается, за это время он успевает забыть о первоначальной цели своего визита. – Детка, ты наконец решил начать платить мне за секс? – ухмыляется «Соловей», обмахиваясь купюрами, словно веером. – Похвально. – Нет, я... Я же говорил, что верну тебе деньги за камеру. Собственно, для этого я и приехал. Себастьян опять усмехается. – Ты это серьёзно? – Да. Не хочу зависеть от тебя ещё и материально, – спокойно проговаривает Курт, глядя парню в глаза и пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Смайт смотрит на Хаммела не моргая, цепким и холодным взглядом, из чего тот делает вывод, что такое заявление ощутимо его задело. Так долго, что Курту становится неуютно, и он из последних сил борется с желанием отвернуться. Но вскоре Себастьян пожимает плечами и нарушает тишину: – В таком случае... – «пролистав» банкноты, словно пересчитывая их, «Соловей» хлопает стопкой по раскрытой ладони. – Здесь не хватает. Хаммел вопросительно выгибает бровь. – Неужели? И много? – Штук пять таких пачек. – Ну и засранец же ты... – Добро пожаловать в мой мир, – едко улыбается Смайт и, отбросив деньги, снова пытается поцеловать Курта. Однако когда Себастьян протягивает руку к его лицу, что-то на ней привлекает внимание Хаммела и он уворачивается от губ любовника, поймав его запястье. Затем оттягивает рукав толстовки и смотрит на красные следы собственных зубов на светлой коже. Курт медленно проводит по отметинам большим пальцем и тихо хмыкает: – Что, сильно я тебя, да? Смайт чересчур резко забирает руку и спускает рукав обратно. – До Чака тебе далеко. – Чака? – Соседский бульдог. Укусил меня за лодыжку, когда мне было пять. – Ох, надеюсь, бедное животное не подхватило бешенство? – Нет, он... – отмахивается Себастьян, после чего его лицо внезапно становится серьёзным, что заставляет и Курта постепенно перестать улыбаться. – Оказывается, он был чем-то болен... Мы сначала не обращали на это внимания, но рана всё никак не хотела заживать. А когда всё же решили съездить в больницу, врачи установили заражение крови. – Вот чёрт... – только и может выдохнуть Хаммел, внимательно слушая «Соловья». – Док сказал, если бы мы сразу обратились к нему, этого можно было бы избежать. А так... Только ампутация. Смайт отворачивается, и громко сглотнув, складывает руки на груди. – Но, слава Богу, через некоторое время... – его голос вдруг замолкает, в то время как сердце Курта начинает всё быстрее стучать в груди. – Что через некоторое время?.. – осторожно спрашивает парень, вглядываясь в помрачневшее лицо Себастьяна. Повернувшись в его сторону, Смайт качает головой и с прискорбным видом произносит: – ...Я проснулся. Примерно с полминуты Хаммел неотрывно смотрит в глаза напротив, в которых очень скоро появляются знакомые ехидные искорки, а потом толкает его в грудь и, прорычав, возмущённо выпаливает: – Пошёл ты знаешь куда!.. – С превеликим удовольствием, – подмигивает Себастьян и обхватывает Курта за бёдра.
***
Это продолжалось около двух месяцев. Встречи, сопровождающиеся полной конспирацией, звонки, сообщения. Игра, затянувшая обоих с головой, которая однажды просочилась в их жизнь и стала неотъемлемой её частью. Всё происходящее в какой-то момент перестало казаться чем-то диким, безумным, тем, что до недавнего времени сложно было даже представить. Стёрлись границы правильного и запретного, личная жизнь с Блейном и вторая, «подпольная», смешались в один большой клубок с множеством узелков и сплетений, интриг и секретов. Хаммела пленила тайна и опасность, страх быть разоблачённым в любую минуту, ощущение адреналина, струящегося по венам в безумном темпе, когда он находился рядом со Смайтом. Курт уже не чувствовал того, что должен был, что испытывал вначале всей этой истории: ненависть по отношению к Себастьяну, желание вырваться из его власти, снова обрести долгожданную свободу, всё чаще задаваясь вопросом, а был ли он свободен до этого. Был ли счастлив в своём монотонном существовании, однообразных свиданиях с бойфрендом, традиционных посиделках у друзей. Нравилось ли ему мирно плыть по течению, боясь крутых поворотов и подводных камней, волн, накрывающих с головой и уносящих тебя куда-то глубоко, на самое дно. Хаммел не хотел признавать, но он стал привязываться к Смайту. Стал ждать встреч, которые раньше мечтал отсрочить хотя бы ненадолго, первым звонить и предлагать время, сообщая о выдавшейся паре свободных часов, первым целовать. Курт не знал, было ли это своеобразным стокгольмским синдромом или чем-либо ещё в этом роде, он просто шёл на поводу у своих инстинктов и рефлексов, перестав их контролировать. Он забыл, по чьим объятиям и прикосновениям ему следовало бы скучать, с кем ему должно было быть комфортно, чья улыбка должна была заставлять трепетать его сердце, а влажные губы на коже вызывать эйфорическое головокружение. Курт старался не думать об этом, наивно полагая, что такое поведение поможет ему сбежать от чувства вины, то и дело наступающее на пятки. Он стал бояться. Когда, просыпаясь ночью и слепо обнимая чужую широкую спину, едва не произносил имя, застывшее на губах, лишь позже вспоминая, что находится рядом с другим человеком. Тем, который всеми силами старался сделать его счастливым, но к кому Хаммел уже не испытывал прежних чувств. Когда с горечью стирал пошлые и забавные сообщения Себастьяна, чтобы Блейн ненароком не обнаружил их в телефоне. Когда утром первым делом видел перед глазами лицо Смайта и непозволительно долго думал о нём, засыпая. Пока наблюдал за тем, как он спит, обхватив руками подушку и закинув ногу на бедро Курта, или же отвернувшись к окну, когда одеяло от случайного движения обнажало ямочки на пояснице. Это пугало, вызывало страх перед своими собственными мыслями и эмоциями, а вместе с тем невероятный, незнакомый ранее кайф, едва ли не мазохистское удовольствие.
Дата: Воскресенье, 03.02.2013, 01:16 | Сообщение #33
GLEEст
Сообщений: 646
Статус: Offline
***
С прозвеневшим звонком с последнего урока Курт направляется вниз по коридору, отвечая на очередное сообщение, как вдруг вздрагивает от опустившейся на его плечо руки. – Не так быстро, мистер! – восклицает Рейчел, слегка оттягивая друга назад и начиная привычно тараторить. – Спешу сообщить тебе пренеприятнейшее известие. Финн рассказал парням в раздевалке, что ему удалось уговорить меня пойти сегодня с ним на боевик, который выходит в кинотеатрах. Как ты уже догадался, данную новость слышал и Блейн, так что твоё алиби в лице нашего рейда по магазинам отменяется, – затем делает небольшую паузу, чтобы отдышаться, и трясёт перед его носом указательным пальцем. – А я ведь тебя предупреждала, что эта уловка когда-нибудь даст осечку. Я не могу всё время быть твоим прикрытием, пойми ты наконец. Хаммел ненадолго замедляет шаг и растерянно смотрит на Берри, а через несколько секунд раздумий интересуется: – Мерседес?.. – Идёт на тот же сеанс с Сэмом. – Тина?.. – Тина? – искренне усмехается Рейчел, качая головой. – Когда ты в последний раз проводил время с Тиной? Шатен разочарованно вздыхает, после чего девушка прижимается к другу ближе и заговорщицки произносит: – Слушай, Курт. Я, конечно, обещала не лезть во всю эту ситуацию... Но мой тебе совет: включи хоть ненадолго примерного бойфренда, побудь сегодня с Блейном. Тем более раз твоя отмазка попала под угрозу... Понимаешь, сама судьба тебе об этом намекает, – девушка бросает беглый взгляд за плечо Хаммела и снова поворачивается к нему, начав тараторить ещё быстрее: – В общем, я надеюсь, ты примешь правильное решение. Ну, а мне пора бежать. Потому что три, два, один... – Эй, Курт! – слышится вдруг за спиной знакомый голос, когда девушка оставляет на щеке парня лёгкий поцелуй и, свернув за угол, стремительно ускоряет темп. Хаммел медленно оборачивается и встречается глазами с Блейном, остановившимся в нескольких метрах и вопросительно раскинувшим руки. – Не хочешь меня подождать? Когда тот подходит ближе и начинает идти с ним вровень к выходу из школы, Курт виновато улыбается и отмахивается: – Извини, заговорился с Рейчел... – Я слышал, они сегодня с Финном идут в кино... Значит, ваш сеанс шоппинг-терапии отменяется? – Выходит, что да... – Так может, мы бы тоже сходили сегодня куда-нибудь? Как ты на это смотришь? – воодушевлённо спрашивает Андерсон, открывая перед бойфрендом дверь и сворачивая в сторону парковки. – Ох, боюсь, не получится... – Курт пожимает плечами и показывает на свой сотовый. – Только что звонил отец, Эван заболел и не вышел на работу, поэтому он попросил меня помочь ему в мастерской... Извини. Блейн молчит какое-то время, постепенно замедляя шаг, после чего и вовсе замирает на месте: – Ты меня избегаешь? Пройдя ещё несколько метров по направлению к своей машине, Хаммел тоже останавливается и, немного замешкавшись, поворачивается к брюнету. – Что? Нет, конечно. Просто возникли непредвиденные обстоятельства... – Совершенно случайно. – Да, – кивает Курт и складывает руки на груди. – Ты сомневаешься в этом? – Хотелось бы мне не сомневаться, – еле слышно произносит Блейн и не спеша подходит к бойфренду. Несколько секунд он молча смотрит шатену в глаза, в надежде увидеть в них искренность или сожаление, которые могли бы его убедить, заставить поверить в то, что парень элементарно не вешает ему лапшу на уши. Но вопросов в его голове за эти недели скопилось так много, что вскоре Андерсон не выдерживает и всё-таки решает узнать: – Что происходит, Курт? – вопрос звучит так тихо и осторожно, что по спине у Хаммела пробегает неприятный холодок. – В каком смысле? – Я о тебе. Что с тобой происходит? Ты... Стал сам не свой, я тебя буквально не узнаю. Ты стал постепенно отдаляться от меня, придумывать разнообразные отговорки, когда я предлагаю в кои-то веке провести вместе вечер. При этом у тебя находится время для репетиций с Рейчел и обсуждения своих планов по поводу Нью-Йорка. Если, конечно, это действительно так. – Это так... – перебивает Блейна Хаммел, но тот не обращает на него внимания. – А не так давно ты сказал, что ненавидишь меня, – совсем недоумённо усмехается парень, потирая шею. – В момент, когда мы были... В самый разгар... – Ты имеешь в виду, когда мы трахались, – говорит шатен чуть громче, чем планировал. Это на какое-то мгновение смущает и его самого, но после парень смотрит на Андерсона с таким непроницаемым выражением лица, словно не сказал ничего для него несвойственного. Брюнет вновь ненадолго замолкает, в полнейшем изумлении наблюдая за Хаммелом, а затем выдыхает так же тихо и, как кажется его бойфренду, разочарованно: – Ты изменился, Курт. – Люди меняются, Блейн, – по-прежнему спокойно констатирует тот, отводя взгляд в сторону. – Никто не стоит на месте. – Но не так резко, – возражает Андерсон. Он уверенно протягивает руку к щеке Курта и, снова повернув к себе, заставляет посмотреть ему в глаза, после чего подходит ещё ближе и продолжает шепотом: – Эй. Послушай меня, пожалуйста. Я всего лишь хочу узнать, что с тобой происходит и по какой причине. А ещё есть ли в этом моя вина и как я могу это исправить. Разве я многого прошу? Просто знать, почему наши отношения так изменились, что пошло не так. Потому что... – Блейн устало качает головой, всё ещё не убирая своей руки от лица Хаммела. – Чёрт, я боюсь, Курт. Боюсь потерять тебя, поскольку мне начинает казаться, что это может случиться в любую минуту. Шатен продолжает стоять, не шелохнувшись, напротив Андерсона, не представляя, что ему предпринять в данной ситуации, пока внутренний голос начинает раздачу советов. Давай же, Курт. Наконец настал подходящий момент, чтобы расставить всё на свои места, перестать мучить и себя, и Блейна. Одна фраза, и всё кончено. Одно короткое признание, и на этой истории можно будет смело ставить крест. Просто скажи, что вы больше не можете быть вместе, что у тебя появился другой. Парень, с которым у тебя нет будущего, от кого ты не знаешь, чего ожидать, кто может послать тебя на все четыре стороны, когда ты ему надоешь, даже не моргнув глазом. Вперёд, вытри ноги о человека, всё это время находящегося рядом и желающего для тебя всего наилучшего. Дарящего свою поддержку и внимание, так отчаянно мечтающего о вашем совместном счастье. Разбей ему сердце и станцуй джигу-дрыгу на осколках, причини ему боль и заставь пережить то, чего никогда бы не пожелал самому себе. Ты ведь уверен, что после этого всем станет легче, что тебя не съест заживо чувство вины и ты никогда не пожалеешь о своём поступке, не захочешь вернуть всё обратно. Уверен ведь? Тогда действуй, чёрт бы тебя побрал. Чего ждёшь. Но вместо этого Курт заглядывает в некогда родные каре-зелёные глаза, глядящие с такой искренней надеждой и опасением, что в груди начинает болезненно щемить, пока сухой ком сдавливает горло. Нет, он не может так с ним поступить. По крайней мере, сейчас. Когда он абсолютно ни в чём не уверен, когда не представляет, что ему готовит завтрашний день, когда на горизонте только тщательный процесс самоанализа и взвешивания всех «за» и «против». Хаммел не позволит себе распрощаться с прошлой жизнью без убеждённости, что цель оправдает средства и во всём происходящем есть хоть какой-то смысл. – Ты ни в чём не виноват, – сипло произносит Курт после минуты молчания и заключает руку Блейна в свои. – Это всё я. Вёл себя, как последний идиот. А всё это грядущее прослушивание. Скоро ведь должна решиться моя судьба... Отсюда и нервы, волнение... Наверное, я и правда стал чересчур раздражённым, отстранённым, потерявшим ко всему остальному интерес. Грубить начал без причины... Самому мерзко, – затем опускает взгляд и смотрит на сомкнутые ладони, перебирая пальцы бойфренда. – Прости. Андерсон ещё несколько секунд не спешит нарушать тишину, погрузившись в свои размышления и, по-видимому, анализируя услышанное, после чего приподнимает голову Курта за подбородок и легко касается его губ своими. – Спасибо, – горячее дыхание приятно щекочет бледную кожу, и неприятный ком в горле постепенно отступает. Неуверенная улыбка на лице Блейна неожиданно заставляет сердце Хаммела ликовать, ощущая своего рода искупление за все непростительные грехи, которые он успел совершить за столь короткий период времени. Так же нерешительно улыбнувшись, шатен тихо усмехается и проводит по лбу рукой. – А насчёт той ночи... Я ведь говорил уже, что это был, так сказать, эксперимент. Что-то вроде ролевой игры. Неудачная попытка разнообразить нашу интимную жизнь. Хотя ты прав, нужно было предупредить. – Всё в порядке, – отмахивается Андерсон, окончательно «оттаяв». – Но в следующий раз действительно лучше предупреждай. Не хочу получить сердечный приступ, когда мой бойфренд во время секса неожиданно заматерится на немецком. – Договорились, – кивает Курт и, достав ключи, подходит к автомобилю. Затем останавливается и сомнением оглядывается на Блейна. – А по поводу сегодняшнего вечера... Знаешь, думаю, отец и без меня прекрасно справится. У меня есть серьёзные подозрения, что мои вокальные партии из мюзиклов не особо помогают ему менять масло. Брюнет громко смеётся, сокращая возникшее между ними расстояние. В его глазах отражается благодарность, и это снова обволакивает теплом сердце Хаммела, сбрасывая надоедливый камень с души, который так долго не позволял ему вздохнуть полной грудью. И именно из-за этого ощущения новообретённой лёгкости Курт обнимает Блейна за плечи и, уткнувшись носом ему в шею, глубоко вздыхает. Не подозревая, что в данный момент с противоположного конца парковки за ними наблюдают.
Дата: Воскресенье, 03.02.2013, 14:31 | Сообщение #34
Прохожий
Сообщений: 3
Статус: Offline
О, нет, нет-нет-нет, как можно было оборвать главу на таком моменте? Это жестокое издевательство. Как сказала бы Кимберли, где ваши манеры? :D А я тем временем в восторге. Как же мне нравится эта неопределенность в жизни Курта, его метания между двумя сторонами. И особенно нравится то, что вы заставляете меня недолюбливать Блейна за то, что он не то, что нужно Хаммелу. Хотя без него все потеряло бы остроту, не так ли? Ох, шестое чувство наталкивает меня на мысли, о разборках в следующей главе. Но не может же все так быстро закончиться? И снова эти метания между двумя сторонами, только теперь у меня. :D Обращаюсь в Хатико в ожидании продолжения. :з И, конечно же, спасибо за главу. Benjaminn loves you, okay?
Курт стоит перед своей кроватью, на которой разложены несколько комплектов одежды, и задумчиво переминается с ноги на ногу. Уже минут пять. Он понятия не имеет, почему так волнуется, переживает, как будет выглядеть или даже вести себя. При том, что они с Себастьяном уже неоднократно встречались и тем более занимались сексом. Только вот встречались ли они на самом деле? Курт не уверен. По правде говоря, он не имеет ни малейшего понятия, что происходит между ними последние несколько недель, какое можно этому дать название. Кто они: пара, любовники, просто двое парней, которым нравится коротать вместе время, спасаться подобным образом от скуки? Каждый раз все эти вопросы ставят Хаммела в ещё большее замешательство, но он не может к ним не возвращаться. Он не в силах перестать думать о том, к чему вся эта история может привести, чем закончиться, чего в принципе ему следует ожидать от Себастьяна. И предстоящее свидание ничуть не облегчает его смятений. Что Смайт намерен этим доказать или добиться, к чему вся эта затея? Чтобы поиграть с огнём, впервые по-настоящему выбравшись вместе на люди, в очередной раз покичиться своим бесстрашием и легкомысленностью? Разнообразить их встречи, поэкспериментировать? Или… Нет, Курт даже не берёт в расчет вариант, в котором Себастьян тем самым решает продемонстрировать, что он ему небезразличен. Это было бы совсем уж для него нехарактерно. Хотя, если быть предельно честным, в последнее время Курт стал замечать некоторые изменения в поведении Смайта. С одной стороны, они всё так же постоянно пререкались, Себастьян не мог упустить возможности подколоть Хаммела в своей типичной манере, напомнить ему, кто в этой игре правит балом и диктует правила. Но в то же время, по-видимому, сам того не замечая, он начал иногда забывать о своей роли, выходить из настолько привычного и въевшегося в него образа. Проявлялось это чаще всего в незначительных мелочах. В том, как пренебрежительно Себастьян закатывал глаза, когда разговор заходил о Блейне, что Курт даже на мгновение принимал это за проблеск ревности. В том, как поглядывал на Хаммела в моменты, когда был уверен, что тот не замечает этого. Украдкой, почти стыдливо, тут же хмурясь и отворачиваясь из-за недовольства самим собой. В том, как ухмылялся при встрече, на первый взгляд отстранённо и высокомерно, а на самом деле, как порой казалось Курту, потому что успел соскучиться. И, конечно же, в том, как стал вести себя в постели. Поначалу Себастьян не боялся причинить Курту боль, его это вообще не заботило. Он всегда вел себя агрессивно, не считаясь с мнением и чувствами партнёра. И проявлялось это абсолютно во всём: движениях, прикосновениях, поцелуях, небрежно брошенных фразах. Но вскоре его тактика смягчилась. Он по-прежнему предпочитал доминировать, демонстрировать свою власть и превосходство, руководить процессом. Однако в тех же поцелуях, которые оставались такими же грубыми и жадными, теперь читалось не просто физическое желание, а нечто большее. Курт перестаёт ощущать себя пешкой в этой партии, сейчас он кажется себе полноправным игроком, противником, силы которого равны. Хаммел ясно понимает, что это могут быть лишь его пустые домыслы, но, тем не менее, помнит, что и дыма без огня не бывает. Встряхнув головой от вновь нахлынувших мыслей, Курт бросает заключительный взгляд на комплекты одежды и в итоге решает остановиться на коричневых джинсах в мелкую клетку, кремовой рубашке, жакете с множеством застёжек-молний и любимых высоких сапогах.
Себастьян заезжает за ним почти вовремя, и Курт не может лишний раз не порадоваться, что в этот момент никого из родных нет дома. Когда Хаммел открывает дверь и оказывается лицом к лицу со Смайтом, он понимает, что сделал правильный выбор в плане гардероба и своего внешнего вида вцелом. Медленно оглядев хозяина дома с головы до ног, Себастьян приподнимает бровь и с притворной невозмутимостью протягивает: – Не уверен, что место, куда мы отправимся, находится в радиусе действия твоего тюремного браслета. – Что?.. – не понимает Курт. – Да ты, как я вижу, накануне совершил налёт на бутик Джейкобса или Лорена, Уолтер... И не надейся, что я заплачу за тебя залог. Хаммел в свою очередь хмыкает: – А ты, я смотрю, не изменяешь любимому секонд-хэнду. Хотя тут Курт, конечно, привирает – выглядит Себастьян, как всегда, с иголочки.
Дорога к месту назначения протекает в неловком молчании, которое удручает и очень скоро начинает надоедать, но никто из попутчиков не решается его нарушить. Каждый думает о чём-то своём. Себастьян при этом сосредоточенно ведёт машину, не отрывая взгляд от дороги и лишь изредка переключая радиоволны, а Курт разглядывает через окно незнакомые окрестности. Уютные кафе, бакалейные лавки, цветочные магазинчики… Он никогда раньше не был в этом районе Вестервилля, и, тем не менее, его не покидает страх. Хаммел не может перестать думать о том, что будет, если кто-нибудь из знакомых увидит его в компании Смайта. И тем более, если этот кто-то решит поделиться данной новостью с Блейном. Конечно, вероятность такого исхода событий практически ничтожна, но ведь по иронии судьбы порой происходят самые невероятные вещи. И самое паршивое, по мнению Курта, в этой ситуации оказывается то, что ему этот страх нравится. Он успевает соскучиться по этому чувству, боязни быть разоблачённым, терпкой сладости риска, будоражащего всё внутри и заставляющего сердце колотиться быстрее обычного. За последнее время Хаммел настолько привыкает к нему, что сейчас это ощущение кажется чем-то едва ли не жизненно необходимым, неотъемлемой частью его существования. Хотя до знакомства с Себастьяном всё это было ему чуждо. Несколько месяцев назад он предпочитал стабильность во всём, насторожено относился к разного рода сюрпризам, спонтанности и прочему. Но чем больше времени он проводил со Смайтом, тем больше изменений замечал в самом себе. Себастьян подсадил его на свой образ жизни, сделал зависимым от легкомысленных, необдуманных поступков, желаний поиграть с огнём и жажды азарта. И Курт определённо соврал бы самому себе, если бы сказал, что подобное поведение ему не нравилось. Где-то в глубине души он был даже благодарен Смайту. За то, что тот научил его играть по своим правилам, что впустил его в свой мир, мир Себастьяна Смайта: безумный и взбалмошный, такой безрассудный и непредсказуемый, затягивающий, словно водяная воронка. В котором на удивление оказалось так хорошо и уютно, что мысль покинуть его постепенно становилась всё туманнее, пока и вовсе не исчезла с горизонта.
Почему-то место, выбранное Себастьяном, сразу же располагает к себе Курта и даже в хорошем смысле изумляет его. Небольшой ресторанчик под названием «Бриджес», затаившийся между двумя торговыми центрами, с огромными окнами и красочной вывеской. Этакое яркое пятно на фоне более строгих и почти классических по цветовой гамме соседних заведений. На входе улыбчивая девушка спрашивает у новых посетителей имена, что удивляет Курта, однако Себастьян отмахивается, объясняя это накопительной системой скидок. Внутри ресторан оказывается гораздо просторнее, чем мог показаться снаружи. Интерьер, выполненный в современном стиле, радует глаз бежево-алой расцветкой и различными дизайнерскими находками – потолок здесь напоминает огромный коллаж, выполненный из множества журнальных вырезок, поверхность столиков сделана в виде мозаики из кофейных зёрен, а стены украшены миниатюрными портретами знаменитостей. Внимание Курта также привлекают небольшая сцена с музыкальной техникой и инструментами и пустая площадка в центре зала, из чего он делает вывод, что здесь регулярно проводятся мини-концерты. Он и не замечает, что увлекается разглядыванием обстановки и, замерев на месте, крутит головой в разные стороны, будто посетитель музея. Но Себастьян, прокашлявшись, вскоре заставляет его опомниться, после чего Хаммел следует за Смайтом в сторону заказанного им столика. Курт не может не отметить тот факт, что Себастьян отодвигает перед ним стул. Скорее всего, автоматически, даже не задумавшись и не придав этому жесту абсолютно никакого значения. В отличие от Хаммела. Когда парни присаживаются, в голову Курта вновь начинают просачиваться малоприятные мысли, которые не давали ему покоя в машине. И Себастьян, по всей видимости, замечает это, наблюдая, как бегающий взгляд его спутника становится несколько опасливым и встревоженным. – Хватит вести себя, словно тебя разыскивает полиция, – спокойно произносит Смайт, листая странички меню. Обратив внимание на расслабленную позу Себастьяна, Курт заставляет и себя успокоиться. Откинувшись на спинку стула, он складывает руки на груди и ухмыляется. – Ты всегда запугивал меня тем, что расскажешь о произошедшем Блейну, – и вновь лицо Смайта искажается при упоминании Андерсона, а серо-голубые глаза с упрёком взирают исподлобья. – А сам-то ты не боишься, что он обо всём узнает? И, что вероятнее всего, захочет пересчитать тебе зубы? Себастьян снова склоняет голову над глянцевыми страницами и говорит с прежней невозмутимостью: – Их ровно тридцать. Я сообщу ему при встрече. – Здесь мило, – честно признаётся Курт через какое-то время. – Часто тут бываешь? – Не особо. Хаммел собирается ещё что-то спросить, но к столику в этот момент подходит девушка-официантка с копной огненно-рыжих волос и неестественно пухлыми губами. – Здравствуйте, парни. – Привет, Бэкка, – кивает Смайт. – И тебе не болеть, Себастьян. Давно ты что-то к нам не заглядывал. Что скажешь в своё оправдание? Тот усмехается и пожимает плечами. – О, я буду говорить только в присутствии своего адвоката. Как там Эван? – На днях сказал своё первое слово, – гордо сообщает официантка. – Неужели? И какое же? – «Карамба». Надо бы ему поменьше смотреть «Симпсонов»… Когда Бэкка следует к барной стойке за напитками, Курт с прищуром смотрит на Себастьяна и уточняет: – Значит, не особо? – Не особо в сравнении со здешним персоналом, – поясняет он, бросая взгляд куда-то за плечо Курта. – Готов поспорить, ты не раз выступал на этой сцене. – Возможно, – так же отстранённо отвечает Смайт, и Хаммел замечает, что он до сих пор со странной пристальностью смотрит в одну точку. – Что ты там увидел? Курт не справляется с любопытством и оборачивается, разыскивая предмет внезапного интереса Себастьяна. Единственным, кто привлекает его внимание, оказывается полноватый мужчина с густыми усами, сидящий в нескольких метрах и, возможно, чересчур хмуро наблюдающий за ними. – Кажется, этому пузу не нравится лицезреть двух парней, пришедших сюда явно не для деловой беседы. – Ты преувеличиваешь, – качает головой Хаммел. – О, Уолтер. Возможно, кто-то обладает первоклассным «гей-радаром», а у меня вот нюх на гомофобов. Курт опускает взгляд и вертит в руках салфетку. – Давай не будем об этом. – Как скажешь. За столиком на некоторое время воцаряется молчание, и чувство неловкости снова начинает беспокоить Курта. Он вдруг ловит себя на мысли, что не представляет, как вести себя в данной ситуации. До сегодняшнего дня в компании Себастьяна он никогда не подбирал слов, ни разу не задумывался о том, стоит ли первому начинать разговор и другой подобной чепухе, которой люди забивают голову на первых свиданиях. Но сейчас, видимо, наступает тот самый момент, и всё происходящее опять кажется чем-то ужасно нелепым и почти нереальным. При этом Смайт, насколько понимает Курт, чувствует себя сейчас не намного комфортнее, чем он сам. Когда Бэкка приносит Себастьяну кофе, а Хаммелу холодный чай, последний решает всё же нарушить затянувшуюся паузу. Поэтому, сделав глоток напитка и отодвинув бокал в сторону, лукаво смотрит на спутника и признаётся: – И всё же, мне не терпится узнать. Смайт поднимает на него глаза и одаривает непонимающим взглядом. – Я понятия не имею, кого выберет «мисс кроличьи зубы» в последнем фильме. – Я не об этом, – в очередной раз терпеливо произносит Курт. – Мне не терпится узнать, как же легендарный мистер Смайт ведёт себя на свиданиях. Себастьян на какое-то время замолкает, неотрывно вглядываясь в лицо Курта, а после вновь берёт в руки меню и начинает листать его, хотя уже наверняка успел определиться с выбором. – Вот и посмотрим. – В каком смысле? – В перпендикулярном. – Постой, ты что… – начинает догадываться Курт и машинально придвигается ближе. – Никогда не был на свиданиях? Этот разговор явно не нравится Смайту, который в следующую секунду от резкого движения едва не надрывает одну из страниц. Снова взглянув на Хаммела исподлобья, он невнятно процеживает: – Не исключено. – Но как… – продолжает недоумевать Курт, удивлённо приподнимая брови. Такая новость буквально ставит его в тупик, он просто не может поверить. – Как это может быть? – Видишь ли, Уолтер, перепихоны в ночных клубах, гостиничных номерах и на заднем сидении машины сложно назвать полноценными свиданиями. В их традиционном понимании. – То есть… Ты никогда ни с одним парнем не выбирался, скажем, в тот же ресторан?.. Себастьян отрицательно качает головой. – На ночной сеанс в кино?.. Ещё раз. – В парк аттракционов?.. И ещё. – На какую-нибудь ярмарку… – Я ни разу не был на свидании, ясно?! – выпаливает Смайт в полный голос, заставив обернуться в свою сторону посетителей за соседними столиками. Курт окончательно теряется от такого признания и опять не находит, что сказать, но на помощь вовремя приходит подошедшая официантка. – Уже готовы сделать заказ? – Будь ты киллером, я бы заказал вон того жирдяя, – Себастьян указывает на поедающего суп мужчину, который как раз бросал очередной угрюмый взгляд в их сторону. – Не нравится он мне. Что за залётный? Бэкка усмехается. – Понятия не имею. Когда девушка удаляется, Курт, ненадолго замешкавшись, произносит: – Знаешь, это… В общем… Это даже немного лестно. И, возможно, чуть-чуть приятно. Что я в каком-то смысле у тебя первый. – Ох, Уолтер, давай не будем, – закатывает глаза Себастьян, хотя его губы изгибаются в еле заметной улыбке. – Нет, правда. Кто бы мог подумать… – Никто, – ухмыляется Смайт, многозначительно глядя на Хаммела. Но вскоре смотрит за плечо Курта, из-за чего его лицо вновь искажает недовольная гримаса. – Да сколько можно… – Просто не обращай внимания, – вздыхает Курт, отворачиваясь к окну. Себастьян некоторое время сидит молча, после чего переводит взгляд на Хаммела и хитро, словно что-то замышляя, говорит: – У меня есть идея получше… – И какая же? – Курт едва успевает закончить предложение, как Себастьян склоняется над столом и, притянув к себе за шею, целует его. Как и в тот раз, в комнате Смайта, такой жест застаёт Курта врасплох, и от неожиданности он поначалу начинает мычать что-то ему в губы, разведя руки в стороны. Но затем, обо всём догадавшись, расслабляется и подыгрывает ему. Поцелуй оказывается довольно долгим и жарким, и Хаммелу даже становится неловко, когда он вспоминает, что на них сейчас смотрят, возможно, десятки людей. Однако как только его посещает эта мысль, Себастьян отстраняется и, переведя дух, как ни в чём не бывало тянется к чашке кофе. Курт продолжает сидеть, уставившись на Смайта с нелепой полуулыбкой на лице, пока не слышит у себя за спиной судорожный кашель. Не справившись с любопытством, он оборачивается и встречается взглядом с небезызвестным мужчиной, который, по-видимому, поперхнувшись, сейчас отчаянно бьёт себя в грудь. – Вот и не стыдно тебе? Помешал человеку есть суп, – с напускным укором протягивает Курт, повернувшись обратно к Себастьяну. – Я пришлю ему корзинку с маффинами, – обещает тот с усмешкой. – И цианид.
После этого инцидента молчаливых пауз больше не наступало. Напротив, между ними пропали последние капли неловкости и скованности, и последующий разговор протекал непринуждённо, безо всякого дискомфорта. Они говорили обо всём, на самые разнообразные темы, словно были знакомы уже не один год. Наверное, впервые в жизни. И теперь это не казалось чем-то странным или из ряда вон выходящим. Кажется, в какой-то момент оба забыли, что их изначально связало вместе, какие обстоятельства способствовали их регулярным встречам, а главное, какая цель за всем этим стояла. Сегодня вечером такие мелочи обоих мало интересовали. Курту было невероятно легко с Себастьяном, как никогда прежде, и он даже поймал себя на мысли, что хотел бы узнать о нём больше, о его жизни, о прошлом. Но сам Смайт не особо распространялся на эту тему, чаще всего увиливая от ответа. В остальном же он вёл себя по-привычному свободно и раскованно.
Почти два часа пролетают незаметно, как одно мгновение, и только некоторое оживление в районе сцены отвлекает парней от разговора. Двое мужчин в тёмных футболках принимаются подключать аппаратуру, другие четверо, судя по костюмам, музыкантов, начинают настраивать инструменты. Это привлекает внимание и остальных посетителей ресторана, бросающих заинтересованные взгляды в сторону сцены и развернувшихся к ней лицом. – О, так сегодня будет вечер живой музыки? – предполагает Курт. А Себастьян как-то неоднозначно, будто что-то не договаривая, улыбается: – В каком-то смысле… Подготовка техники занимает около пяти минут, после чего к артистам присоединяются две девушки в бордовых платьях, которые приветливо улыбаются присутствующим и занимают место у микрофонных стоек. Перекинувшись парой слов с бэк-вокалистками, гитарист кивает распорядителю ресторана, и вскоре в зале появляется парень лет тридцати, которого зрители встречают бурными аплодисментами. Облачённый в пёстрый пиджак на простую чёрную майку и белую шляпу, он подмигивает посетителям и, запрыгнув на сцену, подхватывает микрофон. – Раз-раз, проверка… – стучит пальцем по мембране ведущий. – Как настроение, народ? На что публика реагирует громкими возгласами. – Я спрашиваю, как настроение? – настойчивее повторяет парень, растягивая гласные, и зал буквально взрывается радостными криками и хохотом. – Вот, так-то лучше. Что ж, мои дорогие, приветствую вас в «Бриджес», самом креативном, музыкальном и, определённо, самом безбашенном заведении Вестервилля! – прикрыв одно ухо, ведущий направляет микрофон в сторону столиков, провоцируя ещё одну волну аплодисментов. – Отлично, узнаю наших завсегдатаев! Так держать. Что ж, а для тех, кто заглянул к нам в гости впервые, и тех, кого я выпорю чуть позже за то, что они не заходили к нам раньше… Небольшой вводный инструктаж, так сказать. – Забавный парень, – усмехается Курт, неотрывно наблюдая за действием на сцене. – Меня зовут Дастин Хилл, прошу любить и жаловать. Ваш покорный слуга и ведущий этого замечательного вечера, который ни на секунду не позволит вам сегодня заскучать, можете быть в этом уверены. Итак, информация для новобранцев, – Дастин принимается шагать по сцене, словно военный командир. – Сегодня, как подсказывает мне мой электронный календарь, у нас суббота. А что в «Бриджес» происходит по субботам, кто мне подскажет? – «Вечер спонтанного караоке»! – в один голос отвечают зрители. Курт между тем бросает на Себастьяна непонимающий взгляд, но тот лишь пожимает плечами, говоря тем самым, что понятия не имеет, о чём идёт речь. Но что-то Курту подсказывает, что это далеко не правда. – Абсолютно верно, – продолжает Хилл. – Всё для тех же новичков поясню, что это за штука и с чем её едят. Как вы, наверное, успели заметить, на входе наши очаровательные девушки спрашивали у каждого посетителя его имя и фамилию. Нет, Боб, никто не собирается вести счёт твоих съеденных калорий, можешь расслабиться… Так вот, ваши данные мы записали на карточках, которые поместили в этот прелестный барабан, – на этих словах одна из официанток вкатывает в зал стеклянный ящик, вроде тех, что обычно используются на лотереях. – А теперь непосредственно правила нашей викторины. Когда я скажу волшебное слово, прокручу барабан и вытащу одну из карточек, тот, чьё имя на ней окажется, будет обязан подняться на эту сцену и спеть любую песню, на его усмотрение. Ну а в конце, по итогам зрительского голосования, мы определим лучшего исполнителя вечера, который будет награждён пригласительным на бесплатный ужин на двоих во всеми любимом «Бриджес»! Как вам такой расклад? Зрители вновь заходятся одобрительными возгласами, а Курт в изумлении поворачивается к Себастьяну. – Что?.. Смайт разводит руки в стороны и качает головой: – Упс. – Ты издеваешься? Я не буду выступать перед столькими людьми, даже речи быть не может! – Да успокойся ты… Оглянись, здесь не один десяток человек, какова вероятность, что твоё имя окажется в числе счастливчиков? Курт одаривает Себастьяна сердитым взглядом. – Я предупредил. Даже не надейся. – Просто расслабься и получай удовольствие, Хаммел, – томно произносит Смайт, и Курта едва не передёргивает, когда он вспоминает, при каких обстоятельствах последний раз слышал эту фразу. – Что ж, все в сборе, правила оглашены, музыканты готовы. Думаю, можно приступать! Монти, дай-ка нам барабанную дробь… Мужчина за ударной установкой охотно выполняет просьбу, что ещё больше оживляет зал. Ведущий тем временем начинает крутить ящик, корча гримасы и потешно пританцовывая на месте. – Кто же, кто же окажется нашим первым «добровольцем»… Может ты, Карл? Или ты, Мириам? Ну-ка посмотрим… Интригуя и разогревая интерес публики, Дастин медленно опускает руку в барабан и резко вытягивает одну из карточек, после чего трясёт ею в воздухе, словно охлаждая. – Итак, открытие нашего сегодняшнего «Вечера спонтанного караоке» я торжественно поручаю… – наконец прочитав имя, Хилл протягивает в полный голос: – Эндрю Тёрнеру! Зрители снова реагируют радостными возгласами, а один из прожекторов вылавливает среди присутствующих улыбающегося темнокожего парня, который, помахав рукой Дастину, без замедления начинает пробираться к сцене. – Спорим, он выберет что-то вроде «Boogie Wonderland»? Этот малый фанат Earth, Wind & Fire, – сообщает Себастьян, наблюдая за тем, как Тёрнер становится рядом с ведущим. – Старый знакомый? – спрашивает Курт скорее из вежливости. – Перепихнулись пару раз. Бровь Хаммела машинально выгибается от удивления. Заметив это, Смайт ухмыляется и, перегнувшись через стол, заговорщицки шепчет ему на ухо: – Двадцать сантиметров. Глаза Курта тут же изумлённо округляются от такого откровения Себастьяна. А тот в свою очередь возвращается на место и отмахивается: – Да ладно, шучу, – и Курт почему-то чувствует облегчение, до громкого выдоха, который он не успевает сдержать. Однако, как оказывается, ненадолго. – Не больше пятнашки. – Ну, Эндрю, – хлопает парня по плечу Дастин. – Что ты нам сегодня исполнишь? – «Boogie Wonderland» Earth, Wind & Fire, – всё так же улыбаясь во весь рот, сообщает Тёрнер. – Какой неожиданный выбор! Себастьян, пародируя Барни Стинсона, приподнимает чашку с кофе и смотрит на Курта, подтверждая, что история была самой что ни на есть правдивой. – В таком случае я спешу предоставить эту сцену нашему оптимистичному другу, который, несомненно, зарядит нас нужным настроением и поделится своей необъятной энергией со всеми присутствующими! Жги, бро! – на этих словах Хилл, протянув микрофон Эндрю, спрыгивает на танцпол, а из колонок начинают доноситься первые аккорды.
После Тёрнера на сцену поднимались самые разнообразные люди. Любительница Долли Партон в ковбойской шляпе и сапогах с бахромой, поразившая всех своим хрипловатым меццо-сопрано, упитанный паренёк, мастерски исполнивший бессмертный хит The Proclaimers, седовласый мужчина, подаривший публике нетленку Джонни Кэша. Один выступающий сменял другого. Каждый, чьё имя называл Дастин, был вне себя от счастья из-за подвернувшейся возможности поделиться с залом своим голосом, насладиться минутами своей личной славы. Они кайфовали, заигрывая с присутствующими и протягивая микрофон людям на площадке, подобно звёздам мировой величины. Получали истинное удовольствие, находясь на одной сцене с такими талантливыми музыкантами и вокалистками, выкладываясь на полную и мечтая, чтобы этот миг никогда не заканчивался. Курт искренне радовался за них, проникаясь их настроением и эмоциями, разделяя их чувства, однако сам каждый раз заламывал пальцы, когда рука ведущего опускалась в барабан. Если бы этот день можно было вырвать из жизни, оставив лишь в потаённом уголке своей памяти, если бы они с Себастьяном находились в какой-нибудь в параллельной Вселенной, где не было бы места риску, что об этом свидании может узнать Блейн. Если бы и вовсе не существовало никакого Блейна, перед которым Курт всё ещё чувствовал себя чертовски виноватым. Тогда бы он без колебаний выступил для этой потрясающей публики. Но сейчас это по-прежнему кажется ему не самой лучшей затеей. Хотя, стоит признать, с каждым новым исполнителем его опасения постепенно угасают, пока он совсем не забывает о них. К концу вечера Курт перестаёт задумываться о том, что его имя может оказаться на одной из карточек, продолжая наслаждаться вечером и неповторимыми музыкальными номерами. Поэтому, когда настаёт время последнего «добровольца» попытать счастье в этой викторине, он совершенно спокойно следит за тем, как Дастин крутит стеклянный ящик. И только когда тот произносит его имя, сердце резко ухает куда-то вниз. – Курт Хаммел, дамы и господа! Есть такой в этом зале? – интересуется Хилл, присматриваясь к посетителям. Курт бросает испуганный взгляд на Себастьяна, судорожно качая головой, на что Смайт лишь пожимает плечами и, подняв вверх руку, чтобы привлечь внимание ведущего, указывает на него пальцем. – А как же! На Курта тут же направляется свет прожектора, а зрители вмиг оглушают аплодисментами и радостными свистами. – Ты что творишь! – выдавливает Хаммел, нахмурившись. – Я не поднимусь на эту сцену, я тебя предупреждал! – Поднимешься, Уолтер, – усмехается Себастьян. – Ты же не хочешь разочаровать всех этих милых людей. Они жаждут финального выступления. Но Курт не собирается сдаваться. – Разве ты не понимаешь? Я не стану светиться перед таким количеством народа! – склонившись над столом, процеживает он. – Не неси чушь. Ты уже и так засветился везде, где только можно. Поэтому сейчас тебе остаётся поднять свою очаровательную задницу и исполнить заключительную песню. – Курт Хаммел, мы ждём! – отзывается тем временем Дастин, нетерпеливо притоптывая ногой. – Нет, нет и ещё раз нет, – твёрдо отвечает Курт и складывает руки на груди. – Не дождёшься. – Тогда поступим по-другому, – хмыкает Себастьян, вставая из-за столика. Он вновь вытягивает вверх ладонь, затем смотрит на Хаммела, в ужасе ожидающего, когда тот озвучит свою затею, и произносит на весь зал: – У меня есть небольшое предложение. Что, если я помогу своему… другу в этом нелёгком деле? Надеюсь, никто не против дуэта? Публика незамедлительно отвечает одобрительными возгласами и овациями, а Себастьян приближается к изумлённому лицу Курта и шепчет на ухо: – Теперь-то ты не отвертишься. Пойдём, Уолтер, народ требует. На этих словах Смайт хватает его руку, заставляя подняться, и пробирается вместе с ним через толпу зрителей. – Ещё один завсегдатай на нашей сцене, друзья мои! Поприветствуем Себастьяна Смайта! – объявляет Хилл и, подмигнув знакомому, шуточно ударяет его по плечу. Курт между тем всё ещё старается отойти от шока, щурясь от яркого света и оглядываясь на музыкантов. Забрав у ведущего микрофон, Себастьян улыбается публике, которая явно видит его не в первый раз, и интересуется: – Что скажете, если мы разбавим этот замечательный вечер щепоткой Train? Как насчёт «Drive by»*? Реакция зала говорит о безоговорочном согласии. – Я не знаю слов, – шипит Курт, когда и в его руках оказывается микрофон. – Это караоке, Хаммел. Текст здесь для удобства пишется на милом маленьком экранчике. Уяснив, что отвертеться ему и правда уже не удастся, Курт покорно вздыхает, а музыканты по команде ударника отыгрывают вступительные аккорды. Он ещё не успевает адаптироваться, по-прежнему чувствуя себя некомфортно перед десятками наблюдающих за ним глаз. Чему и сам удивляется, вспоминая, сколько раз уже выступал на сцене и перед большим количеством зрителей. А вот Себастьян, как с лёгкой завистью отмечает Хаммел, напротив, ведёт себя непринуждённо и легко, особенно, когда из его груди начинают доноситься первые звуки.
On the other side of a street I knew Stood a [guy]that looked like you I guess that's deja vu But I thought this can't be true Cause you moved to west L.A or New York or Santa Fe Or where ever to get away from me
Курту уже приходилось слышать голос Смайта на соревнованиях, но именно сейчас, находясь в шаге от исполнителя, он замечает, насколько он приятен и мелодичен. Хаммел даже на какое-то время заслушивается, поэтому, когда Себастьян намекает ему, что настаёт его время вступить, ненадолго теряется и поначалу неуверенно протягивает строчки с монитора:
Oh but that one night Was more than just right I didn't leave you cause I was all through
После чего его снова подхватывает Смайт:
Oh I was overwhelmed and frankly scared as hell Because I really fell for you
Поддержка зала вскоре заставляет Курта забыть о скованности и прежних опасениях, и к припеву, который они с Себастьяном исполняют вместе, он окончательно расслабляется и в полной мере осознаёт, почему предыдущие участники получали от этого такое удовольствие.
Oh I swear to you I'll be there for you This is not a drive by Just a shy guy looking for a two ply Hefty bag to hold my love When you move me everything is groovy They don't like it sue me The way you do me Oh I swear to you I'll be there for you This is not a drive by
Кольцо танцующих увеличивается с каждой секундой, и очень скоро на площадке оказываются едва ли не все посетители ресторана. Наплевав на возраст, внешний вид и личные проблемы, они продолжают отдыхать и веселиться на полную, щедро делясь с окружающими своей энергией и запалом, словно лишь это имеет сегодня какой-либо смысл. Курт давно не получал от выступления такого наслаждения, такого заряда положительных эмоций и драйва. И теперь не может поверить, что это ощущение подарил ему никто иной, как Себастьян. Мог ли он несколько месяцев назад подумать, что подобное вообще может когда-нибудь с ними произойти? Что они будут стоять на одной сцене и, то и дело обмениваясь красноречивыми взглядами, петь друг другу эти строки, которые так удачно описывали их ситуацию. Но сейчас, в этот самый момент, сливаясь с Себастьяном в унисон не только голосами, но и в каком-то смысле мирами, всё происходящее кажется ему более, чем просто правильным. Кажется таким, каким и должно было быть изначально.
Oh I swear to you I'll be there for you This is not a drive by
С небольшим отрывом Курт и Себастьян выигрывают зрительское голосование, после чего Дастин, как и обещал, вручает им пригласительный на бесплатный ужин в «Бриджес». Хаммел с удовольствием остался бы здесь ещё на несколько часов, меньше всего ему сейчас хочется покинуть это дивное место, подарившее ему сегодня такие яркие воспоминания. Но после вечера караоке все посетители начинают потихоньку расходиться, и Курт с сожалением понимает, что ресторану приходит время закрываться. Всё ещё улыбаясь после «церемонии награждения» и стряхивая с волос разноцветное конфетти, Курт следует за Себастьяном на улицу, которая неожиданно встречает их холодным проливным дождём. – Вот так новость, – хмыкает Смайт, жмурясь от порывистого ветра, пока Хаммел кутается в свой некстати лёгкий жакет. Оба прекрасно помнят, что за неимением свободных мест припарковали авто в двух кварталах отсюда, а значит теперь им придётся мокнуть под ливнем, пока они не доберутся до стоянки. Смирившись с этой мыслью, Курт тоскливо смотрит на Себастьяна, у которого, судя по задумчивому выражению лица, появляется очередная безумная идея. И интуиция его не подводит, поскольку в следующее мгновение Смайт бросает на Хаммела лукавый взгляд и заявляет: – Кто последний до машины, тот идёт на концерт Бибера. Курт едва успевает открыть рот, чтобы возразить ему, когда Себастьян, приподняв воротник своего плаща, уверенно устремляется вдоль улицы, при этом ловко перепрыгивая лужи. И Курту ничего не остаётся, как спрятать руки в карманы и, наплевав на вычищенные до блеска сапоги, поспешить за ним следом. Конечно же, первым машины достигает Смайт. Более того, пока Хаммел по дороге усердно старался не испачкаться, он успевает выехать навстречу и притормозить рядом с ним у тротуара. Опустив окно, он томно смотрит на Курта и интересуется: – Сколько? – Не смешно, – тут же фыркает тот, ежась от холода и вздрагивая от пробирающего до костей ветра. Курт открывает дверцу и опускается на переднее сидение, после чего принимается растирать замёрзшие ладони. – Тебя не учили одеваться по погоде? – строго спрашивает Себастьян и поворачивает ключ в замке зажигания. – Красота требует жертв, – сообщает ему Хаммел, стуча зубами. – К тому же, кто знал, что под вечер так похолодает. – Вообще-то, холодает чаще всего именно под вечер. Курта по-прежнему трясёт, пока он тщетно пытается согреться, и Смайт, замечая это, приказывает ему: – Раздевайся. Я включу печку. Курт поначалу направляет на Себастьяна неуверенный взгляд, а затем послушно начинает расстёгивать пуговицы на жакете. Сам Себастьян тем временем также избавляется от своего плаща и отбрасывает его на заднее сидение. – И рубашку, – спокойно говорит Смайт, регулируя обогреватель. Хаммел вновь вопросительно выгибает бровь, повернувшись в сторону парня, а тот громко усмехается и закатывает глаза: – Нет, серьёзно? Или ты предпочитаешь заработать воспаление лёгких, сидя здесь в сырых и холодных шмотках? А, может, тебе для этого нужно какое-нибудь музыкальное сопровождение? Если что, я могу организовать… – Заткнись, – с улыбкой процеживает Курт, освобождаясь от рубашки и отправляя её к верхней одежде. Некоторое время они едут молча, на этот раз обдумывая и взвешивая всё, что произошло с ними сегодня, вспоминая и прокручивая в голове особо яркие моменты. Курт постепенно перестаёт дрожать и расслабленно откидывается на сидение, разглядывая безлюдные улицы и рисуя на запотевшем стекле узоры. Не замечая, что Себастьян всё чаще бросает на него голодные взгляды, дольше обычного задерживаясь на бледной шее и блестящей от влаги груди. Как всегда мельком, незаметно, хотя вскоре сдерживаться становится всё труднее из-за предательского желания, оседающего внизу живота. Себастьян сперва старается не обращать внимания на пульсирующую тесноту в брюках, намереваясь дождаться приезда домой. Пытается неотрывно следить за дорогой, крепко вцепившись руками в руль, отвлекает себя подсчётом проезжающих мимо машин. Но глаза сами то и дело направляются в сторону полураздетого Курта, его оголённых плеч и подтянутого живота. Эта пытка продолжается ещё несколько мучительных минут, после которых Смайт, не выдержав, сворачивает в неосвещённый переулок и останавливает автомобиль. Хаммел, не сразу осознав, что происходит, удивлённо смотрит на Себастьяна, а тот немедля притягивает его к себе за затылок и жарко выдыхает в губы: – Я знаю другой способ согреться. Курт охотно отвечает на поцелуй, так, что Смайт даже не понимает, кто на самом деле был его инициатором. Они буквально набрасываются друг на друга, жадно, по-животному, после чего становится ясно, что и Курт грезил об этом моменте. Схватившись за воротник рубашки Себастьяна, чтобы не прерывать близости, он садится к нему на колени и прижимается к груди. Холодные пальцы начинают судорожно расстёгивать пуговицы, пока его горячий язык, пройдясь по кромке зубов, сталкивается с языком Смайта. Руки Себастьяна между тем нетерпеливо сжимают обтянутую джинсами задницу, и с губ Курта срывается приглушённый стон. Он принимается тереться о выпуклость в брюках своего партнёра, извиваться на его коленях, оставляя при этом на его шее и ключицах влажные поцелуи. И на этот раз от громкого и протяжного вздоха не воздерживается Себастьян. Курт никогда ещё не вёл себя так настойчиво и уверено, настолько упрямо и властно, всецело руководя процессом, из-за чего Смайт в какой-то момент просто теряет над собой контроль. Это сводит его с ума. То, как Курт перехватывает его руки и сминает ими свои ягодицы, как скользит языком по плечам, издавая головокружительно вульгарные звуки и до боли прикусывая кожу. Как откидывает голову и выгибается в спине, приоткрыв рот от наслаждения и жадно глотая воздух, которого в машине становится всё меньше и меньше. Себастьян ещё ни разу не хотел его так сильно, до дрожи в теле и натурального сумасшествия, когда каждое прикосновение и поцелуй вызывают прилив эйфории, а осознание того, что он хочет тебя не меньше, так же отчаянно и невыносимо, вынуждает едва ли не кричать в голос. Смайт не понимает, что стало причиной такого поведения Курта, он определённо не видел его таким прежде, но сейчас этот новый Курт заставляет его чувствовать то, чего он, возможно, не чувствовал никогда в своей жизни. Дождь продолжает барабанить по запотевшим окнам, и это кажется лучшим аккомпанементом ко всему происходящему. Кислорода и правда начинает понемногу недоставать, но данный факт обоих не особо волнует, как и нестерпимая духота в салоне. Скользнув пальцами под ремень джинсов, Себастьян обхватывает задницу Хаммела, ещё ближе притягивая к своему паху, пока Курт оставляет засосы на его шее. Однако в следующее мгновение тот вдруг отстраняется и внимательно смотрит на Смайта. – Эй… – нерешительно шепчет Курт, упираясь руками ему в грудь. – Я хотел сказать… В общем… – резкий выдох. – Спасибо за сегодняшний вечер. Это было здорово. – Минутка откровения? – ухмыляется Себастьян, игриво сжимая ягодицы Хаммела. – В таком случае… – привстав на локтях, он тянется к уху любовника и не без удовольствия сообщает: – Я подговорил Дастина назвать твоё имя. Курт тут же прислоняет его обратно к сидению и окидывает возмущённым взглядом: – Что?! Ты… – Да, детка, накажи меня, – похотливо рычит Смайт и впивается в его рот новым поцелуем. Когда возбуждение становится совсем невыносимым, а руки Себастьяна добираются до ремня Курта, с губ Хаммела почему-то срывается короткий смешок. – Что такое? – с удивлением интересуется Себастьян. Но Курт лишь отмахивается, возвращаясь к ключицам партнёра. – Ничего, забудь. – Ну уж нет, теперь мне интересно. – Просто… – так же нерешительно говорит Курт, опуская глаза и сдерживая неловкую улыбку. – Во всех нормальных отношениях люди сначала ходят на свидания, а потом занимаются сексом. У нас же с тобой всё наоборот. Хаммел вновь звонко смеётся, а Смайт, напротив, становится неожиданно серьёзным и задумчивым, из-за чего Курт постепенно затихает, почувствовав себя неуютно. – Значит, у нас с тобой отношения? – спрашивает Себастьян с нечитаемым выражением лица. Так, что у Курта по спине пробегают мурашки. – Скажешь, нет? Смайт отводит взгляд в сторону и хмыкает, словно поддавшись воспоминаниям: – У меня никогда и ни с кем не было отношений… В груди Хаммела что-то тревожно ёкает. Ему не нравится, абсолютно не нравится этот холодно-ровный тон Себастьяна, что-то подсказывает ему, что ничего хорошего предвещать он не может. Поэтому, чтобы убедить в обратном скорее самого себя, натянуто улыбается и пожимает плечами: – Ну, всё когда-нибудь случается в первый раз. – …И не будет, – внезапно заканчивает свою фразу Смайт. Снова повернувшись к Курту, он вглядывается в его глаза и разочарованно качает головой: – Я вольная птица, детка. И приручить меня не удастся ни тебе, ни кому-либо другому – это на случай, если у тебя вдруг возникла такая мысль. Я из другой стаи и всё это не по мне, что бы ты там себе не напридумывал. Курт чувствует, как внутри всё сжимается и давит, а в висках начинает неприятно стучать. Он не может поверить в услышанное, он не хочет в это верить. Только не сейчас и не сегодня, не этим вечером и не при таких обстоятельствах. Нет. Это ведь не может быть правдой. Или он в очередной раз пытался не замечать того, что было настолько явным и предсказуемым? Позволил себе обмануться, не желая признавать очевидных вещей? Поверил в то, что может быть иначе, что они зашли гораздо дальше, тогда как на самом деле не сдвинулись даже с отправной точки? Как же можно было быть таким идиотом. Курт вновь презирает себя за свою наивность и глупость, уже неоднократно выставлявшие его полным дураком. За то, что дважды вступил в одну и ту же реку, опрометчиво убедив себя в существовании моста. Хаммел вглядывается в глаза Себастьяна, забыв на какое-то время, как дышать. Он не знает, как себя дальше вести, что сказать в данной ситуации, хотя ясно понимает, что когда-нибудь ему придётся нарушить затянувшуюся паузу. Поэтому, отстранившись, он кивает в знак согласия и вымученно усмехается: – Да, ты прав. И о чём я только думал, – соскользнув с колен Смайта, Курт садится на прежнее место и тянется за своей одеждой. – Как я вообще мог предположить, что с тобой может быть по-другому. Ты ведь сразу распределил роли и рассказал о своих правилах, которым я должен был следовать беспрекословно. А я вдруг о них забыл. Вот олух, да? Спасибо, что спустил меня с небес на землю. Себастьян устало выдыхает и складывает руки на груди, наблюдая за тем, как Курт торопливо застёгивает рубашку. – Теперь мы обиделись. Как мило. – Нет, что ты, – наигранно вскидывает брови Хаммел, борясь с сухим комком в горле. – Я благодарен тебе, правда. Я вышел за рамки, ты поставил меня на место. Всё правильно. Так и должно быть, – с каждым словом голос всё больше подводит Курта, однако он усердно старается сохранять самообладание. Накинув на плечи жакет, он поднимает глаза на Себастьяна и хрипло выдавливает: – А теперь отвези меня, пожалуйста, домой. Продолжать всё это у меня почему-то не осталось желания, прости. – Вот только давай не будем устраивать детский сад, ладно? – грубо выпаливает Смайт. – И не надо делать из меня виноватого. Можно подумать, я сказал что-то новое для тебя. Или ты не знал, с кем имеешь дело? Курт снова кивает, глядя куда-то вдаль, словно под действием гипноза. – Да, да, ты прав. Как всегда. Так ты отвезёшь меня? Хаммел действительно больше всего на свете сейчас мечтает оказаться дома, завалиться спать и забыть всё, что произошло с ним сегодня. Вычеркнуть из памяти этот вечер, чтобы потом жить дальше, будто ничего из случившегося и не было вовсе. Так всем было бы проще. По крайней мере, ему точно. – Нет, – твёрдо парирует Себастьян, откидываясь на сидение. – Пока ты не перестанешь вести себя, как ребёнок, у которого злая тётенька отобрала леденец. – Не отвезёшь? Отлично. Я поймаю такси, – отвечает Курт и распахивает дверцу машины. Холодный ветер резко бьёт ему в лицо, а ливень тут же окутывает с головы до ног, из-за чего на какое-то мгновение у него появляется желание вернуться. Но он не может себе этого позволить, поэтому, потуже замотавшись шарфом, уверенно выходит из переулка и шагает вдоль плохо освещённого тротуара. На самом деле, Курт не представляет, как ему в такое время и такую погоду удастся поймать такси, учитывая так же то, что он понятия не имеет, где находится. Ему вдруг становится неуютно и даже страшно от осознания того, что он слоняется по безлюдной улице в столько поздний час и в такой дали от дома. Но, собрав всю волю в кулак, Хаммел всё равно продолжает идти в неизвестном направлении, смаргивая с ресниц капли дождя и всем телом вздрагивая от каждого порыва ветра. Пока не слышит за спиной хлюпанье чьих-то ног по лужам. – Эй, ну стой ты! Уолтер… Курт не может не признать, что голос Себастьяна заставляет его сердце пропустить удар от своеобразного облегчения. Хотя, возможно, он просто радуется, что эти звуки издаёт не маньяк или какой-нибудь серийный убийца. – У меня имя есть, – процеживает Хаммел, не сбавляя скорости. – Хорошо, я запомню. То есть… Курт, да остановись же. Послушай… Курт замирает на месте и резко разворачивается в сторону Смайта, из-за чего тот едва не налетает на него. Он с удивлением отмечает, что Себастьян выбежал, даже не накинув плаща, в наполовину расстёгнутой рубашке, которая успевает насквозь промокнуть и прилипнуть к груди и животу. – Что именно? Что ещё ты хочешь мне сказать? – А что ты хочешь услышать? – восклицает Смайт, раскинув руки в стороны. – Что я изменился за эти пару месяцев, стал другим человеком? Что теперь у нас всё будет иначе? Так, как ты этого хочешь? – зарывшись пальцами в мокрые волосы, он отрицательно качает головой. – Люди не меняются в одно мгновение, Курт, даже при большом желании. Тем более такие, как я. И так, как у тебя было с Андерсоном, у нас с тобой не будет никогда. Внимательно заглянув в глаза Себастьяну, Хаммел глубоко вздыхает и еле слышно проговаривает: – Именно это во всём происходящем меня в какой-то момент и привлекло. Смайт поначалу открывает рот, чтобы что-то произнести, но так и не издаёт ни звука. Ливень продолжает заливать улицу, но Курту уже даже не холодно. Подставив лицо под тяжёлые капли, он прикрывает веки и громко сглатывает. Он просто устал, выжат, как лимон. Он перестаёт верить, что этот день способен когда-либо закончиться. И хотя сил у него почти ни на что не остаётся, Хаммел всё же решает узнать: – Тогда зачем всё это было? Это… свидание, этот дуэт… Какой смысл? Курт в ожидании смотрит на Себастьяна, но тот по-прежнему не спешит нарушить молчание. – О, как красноречиво, – раздражённо фыркает Курт, после чего начинает понемногу отступать назад. – А, впрочем, не бери в голову. Знаешь что, давай просто забудем о том, что сегодня произошло. Представим, словно и не было ничего. Ни «Бриджес», ни машины, ни разговора этого. И будем вести себя, как прежде, исполнять свои роли и действовать согласно плану. Не волнуйся, отныне я не буду выходить за рамки и нарушать правила. Этого больше не повторится, обещаю. Так что в следующий раз, когда ты мне позвонишь, будь уверен, я прибегу к тебе, словно послушная собачонка. Как и всегда. Я ведь для тебя всего лишь развлечение. На этих словах Курт разворачивается и стремительно направляется по тротуару. Теперь ему всё равно, как и когда он доберётся до дома, больше всего он сейчас желает сбежать отсюда, от Себастьяна и сегодняшнего дня, который внезапно закончился так плачевно. Он успевает отойти на несколько метров, когда вновь слышит за спиной знакомый голос: – Ты что, не слушал текст песни? Такого вопроса Курт никак не мог ожидать, поэтому, растерявшись, он машинально останавливается. Внутренний голос подначивает его идти дальше, а предательское любопытство заставляет медленно повернуться и в недоумении уставиться в сторону Смайта. – This is not a drive by… – коряво пропевает тот, не спеша сокращая расстояние между ними. Курт продолжает молча наблюдать за ним, дожидаясь объяснений. И лишь приблизившись почти вплотную, Себастьян тяжело вздыхает и, наконец, произносит: – Ты... Блять… – горькая усмешка. – Ты не просто развлечение, ясно?
------
На другой стороне улицы Стоял [парень], похожий на тебя. Наверное, это дежа-вю, Я подумал, что это невозможно, Ведь ты уехал в Лос-Анджелес, или Нью-Йорк, или в Санта-Фе, Да куда угодно, лишь бы убраться подальше от меня.
Но та единственная ночь Была больше, чем просто превосходной. Я не смог уйти, потому что мне было слишком хорошо. Я был ошеломлен и, честно говоря, чертовски напуган, Ведь я по уши влюбился в тебя.
Клянусь тебе, Я буду рядом, Это было не просто на одну ночь. Я ведь обычный парень, ищущий того, Кому можно без сомнений подарить свою любовь. Когда ты задеваешь меня за живое, все кажется таким волнующим. Кому-то не нравится это? Так судите меня. Клянусь тебе, Я буду рядом, Это было не просто на одну ночь.
Последние пару-тройку глав я бессовестно молчала) Прости уж. Но я очень рада, что ты не бросаешь, продолжаешь эту историю и заставляешь хотеть продолжения.
Мне однозначно нравится, что ты не пошла по быстрой схеме - перефразирую - "от ненависти до любви один шаг", и не стала в этой главе разводить великую любовь на все времена. Рано ещё, слишком рано.
Ясное дело, что у Себастьяна есть определённые чувства, он и затеял-то всё это вовсе не из-за банальной скуки, я так понимаю. Мы всё видим с точки зрения Курта, мы сидим у него в голове и все его мысли/чувства/терзания ты прекрасно расписала. А вот что происходит в голове у Себастьяна - до какой-то степени загадка и мы можем лишь догадываться, какие мотивы и чувства движут им.
Мне определённо нравятся эти качели - то Смайт подпускает к себе Курта, пусть неосознанно, но подпускает ближе, чем хотелось бы, то окатывает холодом и отталкивает, словно спохватившись, вспомнив, что игра перестаёт быть игрой.
Песни отлично вписались, «Drive by» точно под эту ситуацию, причём её слова больше, чем просто слова песни, будто выбранной наугад Себастьяном. Курт-Курт, внимательнее надо быть)
Дата: Воскресенье, 08.09.2013, 20:20 | Сообщение #41
GLEEст
Сообщений: 646
Статус: Offline
Глава 8
Дождь продолжает стучаться в окна, и наслаждаться его размеренным шумом из комнаты Смайта оказывается вдвойне приятно. Это умиротворяет и помогает расслабиться, заставляя забыть непростой разговор, который состоялся несколькими часами ранее. Сейчас кажется, словно он произошёл в прошлой жизни. Курт лежит, опустив голову Себастьяну на грудь, слыша его сердцебиение, так близко и отчётливо. Иногда оно даже совпадает с его собственным. Курт подсчитывает эти удары. Он рассматривает их сплетённые руки, изучая, как неизвестное ранее явление. Привыкая к этому новому ощущению – прикосновению – сжимая и отпуская ладонь Себастьяна, сцепляя пальцы, будто кусочки пазла. Пытаясь убедить себя в том, что всё это не сон и не плод его богатого воображения. Но происходящее по-прежнему не хочет укладываться у него голове. – У тебя красивые пальцы. Мог бы играть на фортепиано, – вдруг нарушает затянувшееся молчание Смайт. Курт приподнимает голову и замечает, что Себастьян тоже разглядывает их руки. – Как непривычно слышать от тебя комплимент, – произносит Хаммел с едва уловимой ноткой сарказма. – Да нет, я про свои. Чёрт, Смайт, да из тебя получился бы мировой клавишник. Чего и следовало ожидать – ложная тревога. Закатив глаза, Курт откидывается на подушку и протягивает на выдохе: – И как ты стал таким? – Каким? Божественно красивым, остроумным, талантливым и успешным?.. – скучающим тоном уточняет Себастьян. – Нет. Таким самовлюблённым засранцем, ненавидящим всех и вся. – О, я просто вегетативно не переношу людей. Знаешь, на каком-то клеточном уровне. Хаммел усмехается, качая головой: – Вот только не надо винить во всём плохую наследственность. Здесь явно есть что-то ещё, – Курт задумчиво прищуривается. – Акушер после родов забыл шлёпнуть тебя по попке? Губы Смайта подрагивают улыбкой, которая оказывается какой-то натянутой и вымученной, и очень скоро растворяется без следа. Лицо же его и вовсе почему-то омрачается, веки устало опускаются, почти полностью скрывая за собой светлые глаза, а поникший взгляд останавливается на одной точке. Себастьян с полминуты лежит, не шелохнувшись, по-видимому, поддавшись воспоминаниям. Курт может только догадываться, каким именно и что конкретно их вызвало; резко сменившееся настроение Смайта в каком-то смысле сбивает его с толку. – «Что-то ещё» здесь действительно есть, – бесцветным голосом признаётся Себастьян. – Но не думаю, что сейчас самое время для душещипательных историй. Курт присаживается на кровати, прислоняясь к спинке, и вглядывается в его внезапно ставшие какими-то пустыми и безжизненными глаза. Он не верит ему. Что-то подсказывает Курту, что Себастьян не совсем честен, и на самом деле ему хотелось бы поделиться этим с кем-либо; более того, он жаждет этого. Что, возможно, ему приходилось прятать всё под толстыми слоями циничности только потому, что никто не горел желанием выслушать. Поэтому ему ничего не оставалось, как хоронить всё невысказанное глубоко в себе, на задворках, по привычке маскируя налётом сарказма и безразличия. – Если не хочешь, не говори, – осторожно произносит Курт, обхватывая колени руками. – Просто знай, что я готов выслушать. Себастьян окидывает Хаммела туманным взглядом. На его лице снова появляется улыбка, точнее лёгкий намёк на неё. Он долго молчит, судя по всему, размышляя, стоит ли посвящать его в эту историю, а затем тянется к тумбочке и берёт фотографию в серебряной рамке. Молодая женщина в просторном сарафане, запечатлённая на снимке, всё так же сидит посреди зелёной лужайки, обратив большие серые глаза в объектив камеры и бережно обнимая руками свой выдающийся живот. Курт за это время успевает забыть о фото, которое заметил ещё несколько месяцев назад, хотя оно всегда находилось у изголовья кровати. Смайт разглядывает снимок как в первый раз, уделяя внимание каждой детали, словно мысленно приветствуя и при этом за что-то извиняясь перед этой обаятельной девушкой. Курта посещает плохое предчувствие. Он вдруг вспоминает, что ни разу не встречался ни с кем из членов семьи Себастьяна, за исключением Кимберли, с которой случайно сталкивался во время незапланированных визитов. Что никого из его родных никогда не было дома, даже ночью. По крайней мере, когда он ночевал у Смайта. Хаммелу становится стыдно, что он ни разу не спрашивал о них, будучи уверенным, что Себастьян не захочет распространяться на эту тему, как и в большинстве случаев, когда разговор заходил о его жизни. Но попытаться всё же стоило. Себастьян с заметным трепетом проводит пальцами по ажурной рамке и поворачивает фото в его сторону: – Курт, знакомься, Мередит Смайт, моя мама. Мам, знакомься, это Курт. С губ Хаммела слетает тихий вздох, а по спине почему-то пробегает неприятный холодок, когда он ловит себя на мысли, что точно с такой же тоской и горечью каждый раз рассматривал портрет своей матери. – Наш единственный совместный снимок. Я здесь, правда, моргнул, – не воздерживается от привычной иронии Себастьян, после чего хмурится и, прокашлявшись, произносит слегка огрубевшим голосом: – Роды были тяжёлыми, с многочисленными осложнениями. Она потеряла много крови, и… В общем, её не успели спасти. В отличие от меня, – в последней фразе Смайта слышится отклик старой ненависти, вынудившей его крепче сжать в руках рамку. Он гипнотизирует взглядом фотографию ещё около минуты, за которую Курту начинает казаться, что Себастьян перестаёт находиться здесь, рядом с ним, с головой окунувшись в воспоминания. Но затем он возвращает фото обратно на тумбочку, громко выдыхает и проводит рукой по волосам. – Отец горевал, правда горевал. Целый год или полтора, поздними вечерами притупляя скорбь и одиночество дорогим виски. Об этом по прошествии лет мне рассказала моя тётя. Но затем ему, видимо, наскучил подобный образ жизни, и он решил найти себе более занимательную отдушину. – Наркотики? – охает Курт, прикрывая рот ладонью. Смайт хмыкает: – Женщины. Много женщин – как оказалось, мой отец любил разнообразие. Сначала это были невинные интрижки на работе, секс без обязательств с дешёвыми «силиконовыми» куклами, грезящими о состоятельном спонсоре – обо всём этом мне тоже однажды поведала тётя. А после его увлечение приняло форму кратковременных романов, – губы Себастьяна от отвращения сжимаются в тонкую линию. – Отец стал приводить их домой, а они улыбались густо накрашенными губами, трепали меня за щёки и дарили леденцы. К некоторым я даже успевал привыкнуть, но ни одна из них не задерживалась дольше пары месяцев. Он затихает ненадолго, направив взгляд в окно, которое по-прежнему омывает непрекращающийся ливень, но вскоре продолжает: – Её звали Элен, гувернантка. Строгие, идеально выглаженные платья, собранные в аккуратный пучок каштановые волосы, аристократически бледное лицо с минимумом макияжа. От неё всегда вкусно пахло. Она занималась со мной, читала перед сном сказки и рассказывала про ранчо своего дедушки, о престарелом динго, который однажды спас её родных от пожара, и об уникальном индюке-альбиносе. Мы неплохо ладили, почти успели подружиться. Её я по неосторожности подпустил к себе ближе, чем кого-либо, – в голосе Себастьяна различается сожаление, которое через мгновение сменяется прежней холодной отрешённостью. – Однажды я занимался у миссис Коллинз, она преподавала мне начальную нотную грамоту. Старушке было под семьдесят, она страдала мигренью и ей часто нездоровилось. В тот день у неё снова разболелась голова, поэтому она отпустила меня на полчаса раньше. С этим проблем не было – наш водитель Скотт всегда приезжал заблаговременно, так что мы сразу отправились домой. У меня тогда было приподнятое настроение – после обеда Элен обещала сводить меня в зоопарк, поэтому мне не терпелось сообщить ей, что я уже освободился и готов отправиться в путь. Думая о предстоящей прогулке, я торопливо скинул ботинки, повесил на крючок рюкзак и направился к ведущей на второй этаж лестнице, как вдруг услышал какой-то странный шум со стороны столовой. Не справившись с любопытством, я на цыпочках подкрался к двери и осторожно приоткрыл её. Себастьян горько усмехается, откинув назад голову, после чего поворачивает лицо к Курту и пожимает плечами. – Он пялил её прямо на кухонном столе, на котором моя мама когда-то нарезала фрукты. А она стонала под ним и извивалась, как херова змея. Смайт снова отворачивается к окну и громко выдыхает через нос. – После того случая отношения с отцом постепенно сошли на нет. Я уже давно уяснил, что не был для него желанным ребёнком, но с тех пор… Всё пошло наперекосяк. Я ему просто был не интересен, поэтому он делал всё возможное, чтобы как можно реже пересекаться со мной. Он отдал меня на плавание, танцы, боевые искусства, записал на уроки музыки, иностранные языки. Отправлял на всевозможные экскурсии и поездки – к десяти годам я объездил более двадцати стран пяти континентов. Вследствие чего на сегодняшний день я умею играть на флейте, скрипке, ударных, гобое, виолончели, арфе, трубе. Владею айкидо и капоэйрой, свободно говорю на французском, испанском, немецком, знаю латынь. Играю в настольный и большой теннис, крикет, лакросс, гольф, стреляю из лука. Я даже в церковном хоре пел, хоть в это и трудно поверить. Курт продолжает слушать Себастьяна, с каждой минутой всё больше поражаясь, как много о нём он не знал. На самом деле, сейчас ему кажется, что до настоящего момента он не знал о нём ровным счётом ничего. – Отец покупал мне досуг, чтобы самому не заниматься мною. Сам он стал реже появляться дома, продолжив пропадать в дорогих отелях со своими шлюхами. За мной же, как и прежде, приглядывали гувернантки, только на этот раз унылые, морщинистые и с дурным запахом изо рта. Со временем я привык к такой жизни, она заставила меня стать самостоятельным и стойким, не смотря на юный возраст, приучила мириться с одиночеством и рассчитывать лишь на себя одного. Выбора у меня всё равно не было. Так что вскоре моя ситуация перестала казаться мне настолько ужасной. Я раз и навсегда уяснил для себя, что мой папаша никогда не станет походить на улыбчивых отцов из рекламы хлопьев и социальных роликов, и что маму уже ничто не способно вернуть. Поэтому я воспринял всё происходящее как должное и прекратил наматывать сопли на кулак. Однако у судьбы были припасены для меня и другие козыри. Смайт вновь прерывается, принявшись сверлить взглядом потолок и комкать в кулаке край одеяла. Курт терпеливо ждёт, решив, что и эта пауза продлится довольно долго, но через несколько мгновений Себастьян смотрит на него разъярённо и восклицает, взмахнув руками: – Я ведь уже успел смириться со всем этим дерьмом, творящимся с моей жизнью, понимаешь?! Адаптироваться к переменам, без предупреждения свалившимся на мои детские плечи. Я научился обходиться без внимания отца, материнской заботы, без семейных праздников, поцелуев перед сном и прочей лабуды, которая априори должна присутствовать в жизни каждого ребёнка. Всё, что мне на тот момент нужно было, это стабильность – минимальное условие для того, чтобы у меня не поехала крыша. Но разве мог папа позволить мне такую роскошь? Нет. Вместо этого он приводит в наш дом очередную избранницу. Тори. В один прекрасный день она просто появилась на пороге в компании набитых барахлом чемоданов и какой-то тявкающей крысой под мышкой. Она даже не спросила моё имя, когда я открыл ей дверь, только молча отодвинула в сторону и просочилась в холл, окутав шлейфом приторных духов. Она не пыталась идти со мной на контакт, что меня даже радовало. Почти всё своё время в отсутствие отца Тори проводила за просмотром в гостиной различных ток-шоу и кулинарных передач. Не знаю, что она из них черпала и чем эти программы так её интересовали – за всё время я ни разу не застал её за готовкой. Все её отношения с едой ограничивались поглощением заказанных в ресторанах блюд и открытием консерв для своей ушастой блохи. Ещё Тори много курила – запах ароматизированных сигарет въедался в стены и рассеивался по всему дому, проскальзывая даже в мою комнату. Сначала я думал, что и она надолго не задержится в нашем особняке, и очень скоро отец найдёт ей замену. Но через полгода стало предельно ясно, что съезжать Тори – в ближайшее время, так уж точно, – не собирается. Как ты понимаешь, мне пришлось свыкаться с очередными переменами. Вот только они, конечно же, не стали последними. Присутствие данной особы не очень-то меня тревожило – я старался не замечать её, а Тори, в свою очередь, не баловала вниманием меня. И нас обоих такой расклад вполне устраивал. До определённого момента. А конкретно до дня, когда выяснилось, что она беременна. Курт не сдерживает громкого вдоха, когда в его голове вдруг вспыхивает искра понимания. – Ким? – Бинго, – кивает Себастьян и хмыкает. – Тогда ещё мизерный зародыш в чреве этой потаскухи, которая даже во время беременности не переставала дымить, как паровоз. После этой новости я понял, что с рождением ребёнка по-настоящему кардинальных перемен в нашей жизни не избежать. Кажется, на каком-то этапе это уяснил даже папа, в поведении которого я начал замечать некоторые изменения. Он неожиданно стал чаще появляться дома, интересоваться самочувствием Тори, однажды даже небрежно взъерошил мне волосы своей пятернёй. Должно быть, он вспомнил, что у него всё ещё есть возможность стать пусть не примерным, но сносным отцом и мужем. Мне стало казаться, что из нас действительно может получиться семья. Какая-никакая, вероятно, всего лишь пародия на неё, но всё-таки. Эта мысль возродила в моём детском неокрепшем сознании надежду. Я заставил себя найти общий язык с Тори, выполнял любые её прихоти и просьбы, помогал переносить последние особенно выматывающие месяцы беременности, превратившись в мальчика на побегушках. Я поднажал в учёбе, зубрил домашние задания для многочисленных курсов, выкладывался по полной на тренировках, лишь бы порадовать отца тем, что у меня всё неплохо получается. Лишь бы заставить его мною гордиться, поскольку не имел ни малейшего понятия, каково это. Как-то раз после новостей о моих успехах он даже улыбнулся мне и одобрительно похлопал по плечу. В тот момент я был вне себя от счастья. Я всерьёз поверил в то, что моя жизнь начала налаживаться, что моё детство ещё не окончательно загублено, и в будущем меня ждут все те долгожданные составляющие семейной жизни, которыми довольствовались мои сверстники. Первые несколько недель после рождения Кимберли были лучшими на моей памяти. Конечно, всё внимание отца доставалось в основном Тори и этому маленькому орущему свёртку, чей рот не закрывался двадцать четыре часа в сутки, но и мне иногда перепадало, чего было вполне достаточно. Пару раз мы даже выбирались на прогулку – все вместе, вчетвером. Мы гуляли в городском парке, одной рукой я держался за поручень коляски, другой сжимал ладонь отца и чувствовал себя при этом самым счастливым ребёнком на свете. Я шёл по тротуару, гордо приподняв подбородок, всем своим видом сообщая каждому попавшемуся на глаза прохожему: «это моя семья, и мы отдыхаем вместе». Эти минуты ни с чем было не сравнить. Но естественно, маленькая Ким выпивала из своих родителей, в частности Тори, все соки, как и любой другой грудной ребёнок. От её нескончаемых истошных криков у девушки буквально срывало башню. Она часто билась в истерике, едва не на стены лезла. Материлась, продолжала пачками выкуривать сигареты и срываться на всех – чаще всего, на мне, как ты понимаешь. Уход за малышкой стоил ей титанических усилий. Я успокаивал себя мыслью о том, что все молодые мамы сталкиваются с подобными трудностями, проходят через этот нелёгкий период, когда всё твоё время до последней капли забирает на себя несносный младенец. Что постепенно Тори привыкнет к такому режиму, научится стойко переносить тяготы материнства и поймёт, что без них не обходится ни одно воспитание ребёнка, и с данными обстоятельствами ей придётся только смириться. Но моя несостоявшаяся мачеха выбрала другой способ решения проблемы. Однажды она просто исчезла. Одним прекрасным утром, когда отец был в отъезде, её не оказалось дома, как и её барахла, сигарет и тявкающей крысы. Тори сбежала, бросив заливающуюся плачем Кимберли и оставив записку, написанную торопливым витиеватым почерком, прямо в колыбельке: «Прости, милый, но такая жизнь не по мне. Уверена, ты позаботишься о девочке. И будь добр, не ищи меня». После этого случая мои мечты о настоящей семье и наполненном яркими красками детстве рухнули, как карточный домик. Отец с каждым днём становился всё раздражительнее и мрачнее – поступок Тори выбил его из колеи, в которой он только-только успел устояться. Первую неделю я буквально боялся попадаться ему на глаза. Но вот к Ким он, казалось, не изменил своего отношения, стараясь посвящать ей каждую свободную минуту, вставая по ночам и кормя из бутылочки. Я погрузился в затяжную депрессию – в свои-то без малого восемь лет. Закрывался в своей комнате – хотя туда никто и не пытался войти – и, накрывшись с головой одеялом, выплакивал в подушку всё, что скопилось во мне за эти годы. Я здорово похудел, по прошествии одного лишь месяца после случившегося от меня остался один скелет. На учёбу и тренировки был забит внушительный болт – стараться теперь не было смысла. А ещё я всем сердцем возненавидел Кимберли. Я и до её появления не страдал от переизбытка отцовского внимания, а теперь эта паршивка намеревалась забрать последнее. Так я думал на тот момент, но и в этом, как вскоре оказалось, ошибался. В роли примерного семьянина отец продержался от силы полгода. По истечении этого времени он благополучно возобновил прежний образ жизни, и всё вернулось на круги своя – любовницы и затяжные загулы у папаши, гувернантки и вечное одиночество у нас с Ким. Он забил на нас обоих, а ведь крохе тогда ещё и год не исполнился. Я понял, что сестре придётся в точности повторить мою судьбу, испытать на себе всё то, через что когда-то пришлось пройти мне. А ещё я понял, что не хочу для неё такой участи. Для малышки, которая и пожить-то толком ещё не успела, которая всего лишь родилась не в то время и не в том месте. Поэтому я пообещал себе, что приложу все усилия, чтобы хоть как-то скрасить её детство. Стану для неё и братом, и другом, и отцом с матерью, раз уж те не проявляли желания участвовать в её воспитании. Однажды я просто осознал, что кроме друг друга у нас с ней, по сути, больше никого нет. И я сдержал своё обещание. Я регулярно занимался с Ким, помогал ей делать уроки, забирал со школы, провожал на всевозможные тренировки и факультативы, на которые отец, как и меня, успел её записать. Я проводил с сестрой всё своё свободное время, читал перед сном, ухаживал за ней, когда она болела, а делала она это часто – курение Тори во время беременности ощутимо подорвало девочке иммунитет. Я делал всё, что было в моих силах, для того, чтобы её взросление протекало хотя бы на толику лучше, чем моё собственное. И хоть родственниками мы были лишь по линии отца, с которым я и вовсе не желал иметь ничего общего, я чувствовал, что Кимберли стала единственным по-настоящему родным мне человеком. Справляться со сложившимися обстоятельствами – отсутствием материнской заботы и ласки, вечно пропадающим отцом, различными курсами и поездками, которые лишь изматывали и наводили на ребёнка ещё большую тоску – сестре было непросто. Она так же, как и я, часто заливалась по ночам слезами, думая, что я не слышу её кротких всхлипов. Неделями ходила поникшая и болезненно бледная, не проявляя никакого интереса к окружающему миру и людям. Могла в течение нескольких дней не проронить ни слова, даже со мной отказывалась разговаривать, ограничиваясь безмолвными кивками. Подобные периоды были самыми трудными для нас обоих. Но мы находили силы преодолевать и их, стараясь поддерживать и подбадривать друг друга при любой возможности. Себастьян снова замолкает, откинув голову на подушку – как кажется Курту, в очередной раз поддавшись тягостным воспоминаниям. Однако через какое-то мгновение губы Смайта внезапно растягиваются в безмятежной улыбке, вмиг озарившей его до этого мрачное лицо. В груди Курта что-то ликующе ёкает – кажется, за минуты этой угнетающей исповеди он успел забыть, насколько очаровательно и пленительно Себастьян улыбается. – Но присутствовали в нашем с Ким существовании и белые полосы. Один случай я уж точно не забуду никогда в жизни. Мне тогда едва исполнилось пятнадцать, у меня гостил Гарольд – паренёк, с которым мы выполняли школьный проект по литературе. Отца как всегда не было дома. Мы с Гарольдом даже друзьями не были, всего лишь напарниками, которые должны были представить на следующей неделе выполненное задание и разойтись, как в море корабли. Так мы и сидели над книгами и тетрадями весь вечер, пока я вдруг не услышал, как под окном урчит мотор и хлопает дверца папиного седана. Я бросил случайный взгляд на Гарольда, и в моём мозгу неожиданно вспыхнула идея – весьма безумная и заведомо провальная, как мне показалось на тот момент. Но я всё равно решил рискнуть. Мне просто неимоверно захотелось отомстить отцу за всё, что он со мной сделал, что заставил пережить. Захотелось, чтобы он на собственной шкуре испытал всё то, что пятилетний я чувствовал, когда застал его с Элен на кухне. Поэтому я заглянул в глаза своему напарнику и, резко повалив на кровать, начал жарко целовать его губы. А ведь я тогда даже не знал, гей ли он, – усмехается Смайт и разводит руками. – К моему большому удивлению, Гарольд не отстранился. Он был ошеломлён, по-настоящему шокирован, но останавливать меня не стал, а через минуту и вовсе принялся отвечать на мои поцелуи и забираться руками под футболку. Всё шло по плану, так что когда дверь в мою комнату виновато скрипнула, я уже расстёгивал ремень на джинсах паренька. Себастьян проводит ладонью по лицу и в следующую секунду заходится смехом – громким, искренним, живым. Где-то даже заразительным, таким, что и Курт не сдерживает непроизвольной улыбки, наблюдая, как вздымаются от хохота грудь и плечи Смайта, как он качает головой и удовлетворённо вздыхает от вспыхнувших в голове картинок. – Видел бы ты лицо моего папаши в тот момент. Клянусь, его перекошенная от злобы физиономия – лучшее, что я видел в своей жизни, – он вновь самодовольно ухмыляется. – Он тогда орал так, что его могли услышать в соседнем штате. Ну, знаешь, что-то о том, что «его сын жалкий пидор», что он «не потерпит подобное в своём доме» и прочее из этой же оперы. Он тогда даже ударил меня, – на этих словах Себастьян делает небольшую паузу, и Курт замечает, как на его скулах медленно перекатываются желваки. – Зарядил пощёчину так, что перед глазами звёздочки замерцали, а из носа кровь хлынула. Но мне было всё равно. В душе я ликовал. В душе я насмехался над ним, злорадствовал, и меня больше не пугала мысль о том, что наши с отцом отношения уже никогда не будут хотя бы отдалённо напоминать нормальные.
Дата: Воскресенье, 08.09.2013, 20:22 | Сообщение #42
GLEEст
Сообщений: 646
Статус: Offline
Смайт резко выдыхает, прогоняя гнетущие воспоминания, и подытоживает: – Так мы с Ким и живём. Её так же часто не бывает дома из-за всех этих тренировок-поездок-курсов-санаториев, занимающих большую часть её времени, а я… Я просто плыву по течению. И, возвращаясь к твоему вопросу – почему я стал таким… – он поворачивает голову в сторону Хаммела и одаривает тяжёлым непроницаемым взглядом, из-за чего у Курта вновь по спине пробегает неприятный холодок. – Да потому что я завидовал. Завидовал своим сверстникам, у которых были полноценные семьи с вменяемыми родителями, воскресные ужины с кучей родственников – бабулями, которые вяжут тебе свитера с оленями и треплют за щёки, дядями, сыплющими бородатыми анекдотами, кузенами, умоляющими покатать на своих плечах. Праздники, совместные путешествия, просмотры фильмов и семейные советы. Которые чувствовали себя любимыми и нужными, не сомневаясь в этом ни на секунду, купаясь в ласке и заботе, как херова картошка в масле. А ещё потому что в определённый момент я решил, что подобный способ жизни принесёт мне меньше неудобств. Что легче вести себя с окружающими, как последний засранец, лишь бы держать человека на расстоянии. Никаких отношений, никаких привязанностей. Поскольку все, кого я до этого подпускал к себе слишком близко – за исключением Ким – накладывали мне в душу ароматных кирпичей, от которых я потом ещё долго не мог отмыться. Себастьян затихает, и через какое-то время Курт понимает, что на этом его рассказ достиг своего завершения. Хаммел продолжает сидеть неподвижно, пытаясь осмыслить всё услышанное, что у него, по правде, получается неважно. В голове от такого количества неожиданной информации образуется настоящий кавардак. Задавая вопрос, который всего лишь случайно слетает у Курта с языка, он и подумать не мог, что его будет ждать такой развёрнутый и многогранный ответ. Подобные откровения заставляют его чувствовать странную неловкость и замешательство, словно рядом с ним сейчас находится абсолютно незнакомый ему человек. Хотя на деле всё обстоит наоборот – доселе тёмная лошадка Смайт, никогда не распространявшийся на личные темы, внутренний мир которого был спрятан за семью печатями, внезапно раскрывает перед Хаммелом все свои карты, посвящая в самые интимные нюансы и подробности. Курт несомненно рад, что это случилось. По его мнению, это может означать только то, что с момента их знакомства в Себастьяне произошли некоторые изменения. Что какой-то механизм в нём всё-таки щёлкнул, заставив пересмотреть свои планы на жизнь, что он уже перешёл одну из собственноручно выстроенных границ и барьеров, нарушил своё главное «вето». И хотя ещё недавно Смайт рьяно утверждал, что люди, подобные ему, не подвластны изменениям, сегодня ночью он доказал Хаммелу обратное. Курт понимает, что должен первым нарушить затянувшееся молчание, однако его мозг упорно отказывается предоставлять ему идеи насчёт того, как это лучше сделать. Поэтому он просто озвучивает первое – и, определённо, самое нелепое – что ему приходит в голову: – Так ты… играешь на скрипке? Смайт поднимает на него удивлённый и вместе с тем какой-то разочарованный взгляд и вопросительно выгибает бровь: – Из всего того дерьма, что я тебе сейчас рассказал, ты запомнил только скрипку? – Сыграешь? – Что?.. О боже, – он закатывает глаза и устало усмехается, будто не веря в предложение Хаммела. – Слушай, я не Дэвид-чёртов-Гаррет и уж тем более не Ванесса Мэй. Это просто… – Себастьян снова запинается и, прикрывая веки, делает глубокий вздох. – Это просто одна из тех вещей, за которые платил мой отец, чтобы реже видеться со мной. – Значит, не сыграешь, – с напускным огорчением протягивает Курт, разглаживая складки на пододеяльнике. Смайт долго и пытливо смотрит в сторону любовника, пытаясь понять, издевается тот или же действительно настаивает на «музыкальной паузе», а после взмахивает рукой и кидает через плечо, сползая с простыни: – Хрен с тобой. Курт поднимает на него глаза, пытаясь скрыть удивление – на самом деле он и не надеялся, что Себастьян согласится на подобное. Но тот в свою очередь лениво натягивает боксеры, присаживается на корточки и принимается рыскать под кроватью в поисках инструмента. – Но учти, я не прикасался к ней со средней школы. Хаммел кивает, делая вид, что поверил. Наконец обнаружив искомое, Смайт вытягивает небольшой чёрный футляр и опускает его рядом с Куртом, который к тому времени придвигается на край кровати и садится, подогнув ноги и в ожидании уставившись на находку. Себастьян демонстративно сдувает с чехла пыль – её там, кстати, и в помине не было – и одним быстрым движением расстёгивает молнию. – Я даже не в курсе, настроена ли она, – продолжает оправдываться Смайт, извлекая из футляра классическую скрипку и смычок. – Может перестанешь уже чесать языком и всё-таки сыграешь? Себастьян поначалу с осуждением смотрит на Хаммела исподлобья, но затем покорно выпрямляется, возводит инструмент на плечо, опускает подбородок в специальную выемку и, зажав струны на грифе, осторожно скользит по ним смычком.
И как обычно, Оля, твоё повествование заставляет нырнуть в него с головой, окунуться в атмосферу по самые уши)
Бедный малыш Себа Слишком был мал для этого дерьма свалившегося на него. Тоскливо, неуютно, холодно и одиноко( И мне определенно нравится, что появившаяся Ким как-то разбавила всё это, перетянув на себя внимание. Ему было о ком заботиться, за кого нести ответственность, кого любить и кто любит его.
И то, что на самом деле случилось в ту ночь, ещё раз говорит нам о нём, как о человеке с обычной защитной реакцией - ни с кем не сближаться, чтобы никто не сделал тебе больно. А как получить желаемое, он просто не знает. Не умеет. Привык к контролю в каждой жизненной ситуации.
Я не оправдываю его изначальный поступок в баре, это неправильно было, как и последующий шантаж. Но понять мотивы могу. Он не знает, что такое доверие, он не знает, как можно общаться, доверяя. Изначально не знает.
Но всё меняется, и это огромный шаг вперёд - рассказать о себе Курту. Это просто эмоциональное обнажение. И Курт единственно правильно себя повёл, потому что перевешивает всё эта откровенность. Не оправдывает шантаж, но заставляет по-другому взглянуть на ситуацию.
И да, Блейн. Курт же так и продолжает с ним встречаться? Думаю, после этого разговора с Себастианом Курт просто обязан поговорить с Блейном.
* и ты не будешь тянуть с продолжением. 
"Просто застенчивый парень ищет 2-слойные" (с) 
