От автора: киллер!АУ

Квинн кое-как пошевелила рукой, тревожа туго забинтованное плечо, и снова поморщилась. Уже чуть больше часа в радиусе пяти сантиметров вокруг пулевого ранения она ощущала онемение, и с каждой минутой оно расползалось все дальше, захватывая локтевой сустав. Одним словом, приятного было мало, но Себастиан оказался прав – этот Адам знал свое дело хорошо и мог наложить повязку хоть с закрытыми глазами.

Парень выглядел неважно – необъятные круги под глазами и куча покрасневших кровеносных сосудов в глазных яблоках, под ногтями – грязь, а на тыльной стороне ладони пара продолговатых неровных царапин, будто от гвоздей. На нем была старая пыльная толстовка с закатанными и чуть порванными рукавами и стоптанные испачканные бог-знает-чем кроссовки.

Все то время, пока Квинн изучала Адама, Марли сидела в своем ноутбуке и что-то непрерывно строчила, то и дело поглядывая на нее, и ободряюще улыбалась. Фабрей под дымкой боли в этой улыбке не видела ничего хорошего и еще внимательнее следила и за Адамом, и за Марли, стараясь пореже моргать и улавливать каждую мелочь.

По углам подвала, в котором Кроуфорд оказывал медицинскую помощь, были распиханы десятки забитых опломбированных деревянных ящиков, рядом со столом стоял такого же вида развороченный ящик, из-под крышки которого торчала солома. На углу стола Квинн обнаружила несколько белых крупиц.

– Что все это значит? – Квинн обвела взглядом комнату. – Себастиан говорил, что Уэстон занимается только наркотиками и больше ни во что не лезет. А я готова поспорить на вторую руку, что в этих ящиках вовсе не амфетамин или героин.

– Если Уэстон узнает, что ты здесь и все видела, он меня убьет, – сжав ладонями виски, пробормотал Адам. – Я помогаю Смайту по старой дружбе, и вам к утру нужно сваливать отсюда, иначе нас засекут и всех пристрелят.

– Кто еще работает на твоего босса? – невзначай поинтересовалась Фабрей.

– Я больше ничего не знаю, – Адам занервничал и начал сбиваться на явный британский акцент, который старался прятать под односложными фразами, пока бинтовал Квинн плечо. – Спроси у него сама, если хочешь.

– Я бы учуяла твою ложь за версту, – Фабрей стукнула кулаком здоровой руки по столу, от чего Кроуфорд слегка вздрогнул и сжал ручки кресла. – Так что рассказывай, что вы затеяли, или я все тут взорву.

– Меня предупреждали о твоем крутом нраве, – у Адама побелели костяшки пальцев, и он рывком выпрямился в кресле. – Так все, что о тебе говорят, правда?

– Мы здесь не обо мне болтаем, о себе я уже наслышана, – Квинн раздраженно забарабанила пальцами по столу. – Я хочу знать, что происходит.

– Мой босс встрял одному типу крупную сумму денег, – Марли нервно заерзала на своем месте и перестала стучать пальцами по клавишам, что не укрылось от внимательного слуха Квинн, а Адам тем временем продолжил. – И в качестве оплаты он потребовал прикрывать не только поставки героина, но и поставки оружия. Пообещал, что после четырех партий от нас отстанет и больше никогда не появится.

– И, конечно же, он соврал? – нервно ухмыльнулась Фабрей. – Использует вас как дойную корову…

– Да, это оказались далеко не четыре поставки. Сначала была пневматика, а потом партии стали больше, и игрушки в ящиках становились все серьезнее.

– И почему Броди это не прекратил? Я знаю Уэстона много лет, он может поставить на место любого, – нахмурившись, девушка провела ладонью по травмированному плечу. – Сколько он ему задолжал?

– 35 миллионов.

– Нехило, – ошарашенно присвистнула Квинн.

– В том-то и дело. А у того парня охрана покруче, чем в Белом Доме. Если перестанем делать то, что говорят, он разделается с нами в одну секунду, даже помолиться не успеем.

– Моя привычка не интересоваться именами заказчиков когда-нибудь не доведет меня до добра, – серьезно заметила Фабрей. – Как зовут этого мудака?

– Не имею понятия. Уэстон молчит, как рыба, и в последнее время ходит осунувшийся, – пожав плечами, пробормотал Адам. – Я и сам, как видишь, не в форме. Я выйду на пару минут покурить, если позволишь?

– Можно мне еще немного сухого льда? – разминая онемевшее плечо, попросила Квинн.

– Конечно, без проблем.

Адам скрылся в морозильной камере и через пару минут вынес Квинн блок льда, обернутый в чистое сухое полотенце.

Фабрей отметила, что двигался он неровно, аккуратно переступая с ноги на ногу, словно боялся оступиться и тут же растянуться на полу. Еще он постоянно сутулился и шаркал ботинками, хотя, судя по проглядывающейся осанке, возможно, бывшего танцора, это было ему несвойственно.

– Если кому-нибудь расскажешь о том, что тут увидела, я пристрелю тебя лично, – не оборачиваясь на Марли, четко проговорила Квинн и снова приложила лед к больной руке. – Это я так. На будущее.

– Я заказала собственного отца…

– Приемного отца, – поправила Фабрей.

– Неужели ты думаешь, что я сразу же побегу к копам докладывать о чьем-то оружии? – вопрос был риторический, и за ним снова послышался настойчивый стук клавиш.

– Что ты там постоянно строчишь? – наконец не выдержала Квинн и подскочила на ноги, что тут же аукнулось ей тошнотой.

– Мне к утру надо сдать статью о премьере фильма с Брэдом Питтом.

– О Боже, эта скукотень про какую-то войну миров? – простонала Квинн и снова упала на стул. – Я его не смотрела, но я любое кино считаю скукотищей и пустой тратой времени.

– Иногда можно потратить немного времени на что-нибудь бесполезное, чтобы просто отдохнуть, – коротко пожав плечами, не согласилась Марли. – Но когда это твоя работа, то быстро приедается и становится в тягость. У меня в квартире нет спутникового телевидения, я не пользуюсь торрентом для скачивания сериалов и вообще редко что-то смотрю вне залов кинотеатра.

– И часто тебя по работе отправляют бессмысленно пялиться в экран по два часа?

– Два-три раза в неделю, а то и чаще. В зависимости от того, когда проходят предпремьерные показы. Я боюсь осени – в это время года вечно накатывает волна новых альбомов у музыкантов, и на все кому-то придется писать рецензии, критические статьи и прочую лабуду. В основном от музыки уши вянут – девять из десяти дисков полная херня.

– Тогда почему ты не сменишь работу, если она так тебя бесит?

– Она меня не бесит, просто я хочу работать немного в другой сфере, – Роуз забарабанила по тачпаду. – Я бакалавр криминалистики.

– Вот уж точно, неисповедимы пути человеческие, – удивленно воскликнула Квинн. – Ты обучалась криминалистике и хочешь убить своего приемного отца?

– Это открывает мне путь к редакторскому креслу. Я не могу годами ждать, пока он окочурится, – захлопывая крышку ноутбука, отозвалась Марли.

– Но его же можно просто подставить или выставить идиотом. На пенсию отправить в конце концов. Ты готова убить только из-за карьеры? Других способов тысячи.

– Дело не только в карьере, но это тебя уже не касается. Ты и Себастиан всего лишь исполнители, и я вам хорошо плачу, чтобы вы не задавали лишних вопрос, – отрезала Марли, в ее тоне засквозила неожиданная холодность. – Ты мне нравишься, и я, может быть, даже пригласила бы тебя выпить, но у меня есть бойфренд, и он не любит, когда у него отбирают то, что ему принадлежит.

– А у меня есть девушка, поэтому я по умолчанию не заинтересована в твоем предложении…

Словесная перепалка бы продолжилась, но из-за приоткрытой двери послышались шаркающие шаги и через несколько секунд на пороге показался слегка обкуренный Адам, преследуемый шлейфом сигаретного дыма. Когда он, сложив руки в замок, снова уселся за стол и оказался под прицелом тусклой настольной лампы, Квинн увидела несколько свежих уколов в области вен на внутренней стороне локтевого сгиба.

– Ты что, под кайфом? – ответ был вполне очевиден, но Квинн не удержалась, чтобы не спросить этого вслух. – Ты себя в зеркало видел? Сколько ты вколол?

Квинн подошла к нему сзади и, прикоснувшись к локтю, провела пальцем по коже.

– Так и до передозировки недалеко, дурак. Куда вообще Броди смотрит?

– Я в норме, честно. Это мое дело. Я в норме. Я в норме. Я в норме.

– Да нифига ты не в норме! – Квинн впервые за вечер повысила голос, поведение Адама немного вывело ее из себя. – У тебя даже язык заплетается.

– Ты же слышала, что он сказал, – с порога раздался незнакомый мужской голос. – Какое слово из фразы «я в норме» ты не понимаешь? Отвали от него!

– А ты еще кто такой? – здоровой рукой вытащив из-за пояса пушку, насторожилась Фабрей.

– Квинн, он друг, – закашлявшись, прошептал Кроуфорд. – Опусти пистолет. Он друг.

– Мне кажется, что вам пора уходить, пока я не помог, – оценивающий взгляд молодого человека задержался на Марли чуть дольше, чем на остальных. – Сваливайте отсюда, пока дядя Хаммел добрый.

– Курт, она ранена. Дай ей еще немного времени. До поставки часа два, нам незачем так спешить.

– Кораблик приплыл не по расписанию, Кроуфорд. Нам нужно ехать прямо сейчас. Я уже выдернул Уэстона из постели его шлюхи-преподши, – небрежно опершись о дверной косяк, продолжил Хаммел. – Кукле-барби пора в свой домик или в свой бордель, не знаю, откуда ты ее притащил.

– Еще раз скажешь обо мне что-нибудь подобное, и тебя по кругу пустят мои кены.

Курт проигнорировал угрозы, пропитав воздух подвала высокомерием и дорогим парфюмом, и вышел на улицу.

– Я подожду тебя в машине, – подбирая со стола кейс с ноутбуком, подала голос Марли. – Не хочу ввязываться в дела контрабандистов.

Когда она покинула помещение, Адам аккуратно выдвинул верхний ящик стола.

– Эй, Квинн. Броди попросил тебе кое-что передать. Это для Рейчел, – сунув в карман Фабрей смятый запечатанный конверт, прошептал Адам. – Никому не показывай его, не открывай, просто передай ей. Это важно.

– В какое дерьмо Уэстон снова втягивает мою девушку? – одними губами выругалась Квинн. – Я же просила больше к ней не подходить, иначе она что-нибудь заподозрит.

– Я больше не могу говорить. Нужно бежать. Курт – хороший парень, но я ему не очень доверяю, – накидывая капюшон толстовки на голову, Адам пожал Квинн здоровую руку и спрятал руки в глубоких карманах. – Приятно было познакомиться.

– Уменьши дозу, если сумеешь. Я попрошу Броди проследить за тобой.

Они поднялись по лестнице рука об руку, Адам захлопнул дверь склада и закрыл ее на несколько замков.

– Береги себя и Рейчел! Себастиану привет. Надеюсь, мы еще когда-нибудь свидимся в менее гнетущей обстановке, – махнув рукой на прощание, Адам забрался в фургон, который тут же отъехал.

Квинн сжала в кармане конверт, не зная, что ей с ним делать. В ту же секунду зазвонил телефон, на дисплее показалась старенькая фотка пьяного Себастиана с вечеринки по случаю ее двадцатилетия и запела «Iron» Вудкида. Фабрей нажала на клавишу приема вызова и не успела даже сказать привет, как на нее посыпались истеричные вопли Себастиана, из которых можно было выловить только отдельные слова: «убил», «пьян», «не помню» и тому подобные.

– Смайт, успокойся и скажи нормально, что у тебя произошло! – не выдержав, гаркнула в трубку Квинн.

– Я три часа назад познакомился в клубе с парнем, мы поднялись в комнату с парой бутылок виски, и пять минут назад я проснулся – рядом со мной труп, а я весь в крови. Достаточно нормально для тебя?

– И ты больше ничего не помнишь?

– Абсолютно ничего.

– Ты прекрасно знаешь, что нужно делать.

– Спасибо. Мне просто нужно было взять себя в руки.

– Себастиан, тут что-то происходит. Что-то нехорошее. И я не уверена, что все это не связано между собой.

– Сделай это дело и уходи. Заляжем на дно на пару месяцев.

– Меньше чем через 18 часов у нас наступит непредвиденный отпуск. Будь на связи. И замети следы.

– Я перезвоню через час. Не подвергай себя излишнему риску, никому не доверяй и держись подальше от Рейчел, если хочешь, чтобы она дожила до завтра.

Когда-то давно на Изумрудном острове господствовали драконы. Но все изменилось, когда на их землю вступил великий волшебник Уильям. Обладающий огромным знанием в области магии, он смог одолеть драконов, тем самым избавив соседние острова от их тирании.
Скоро этот остров начали заселять обычные люди, но лишь некоторым повезло жить на месте, где происходило Великое Уильямское Сражение – таким оно вошло в историю. Две семьи, обосновавшиеся там, получили великую магию драконов – Магию Льда и Пламени. Опьяненные своим могуществом, они принялись осаждать соседние поселения, используя полученные силы драконов. С каждым днем территории семей росли, и настал тот день, когда не завоеванной осталась лишь небольшая крепость – Дримленд. Там и проживал, тот самый Уильям. Ходили слухи, что в этой крепости располагается библиотека, хранящая в себе всю магию вселенной. Сколько ни старались семьи, все равно не смогли осадить Дримленд. Бросив все попытки заполучить ее, они принялись делить территорию, но не сошедшись во мнениях главы семей принялись воевать между собой.
Прошло более ста лет, а междоусобная война все не кончалось. Весь Изумрудный остров был разделен на 3 части: Беррихолл, Фабревуд и все так же непреступный Дримленд. Беррихол располагался в северной части острова. Постоянные морозы и метели придавали Королеве Рейчел огромные силы. Ее отец погиб на сражении при Мраморной реке, так же как и отец Квинн. Квинн осталась единственной наследницей Южного Королевства – Фабревуда. Вековая война легла на плечи юных правительниц. Проведя несколько битв, они оценили состояния войск друг друга. Северяне побеждали благодаря сильному боевому духу, своей слаженности и тактике, а Южные - благодаря сильным боевым машинам, безупречному снаряжению, да и просто количеством.
Однажды войска Северного Королевства обнаружили в лесу бродягу. В замке Беррихолла он поведал, что его имя Джесси, он охотник, который пару месяцев назад пошел охотится и заблудился в лесу, и только сейчас его отыскали. В благодарность за свое спасение, он предложил вечную службу Королеве Рейчел. Главнокомандующий армией Севера, Ноа, не стал разбрасываться людьми и принял его. За считанные недели он доказал, что владеет мечом так же хорошо, как и луком. Это было редкое качество в армии Севера. Проведя массу удачных сражений, его повысили до личного стражника самой Королевы.
Джесси везде следовал за Рейчел вместе со своим напарником Куртом.
Как-то раз Королева перед отходом в опочивальню попросила его доложить об охране замка. Только тогда она заметила насколько он красив: эти кудри, мускулистые руки, плечи, львиный взгляд. Со всей этой войной она не успела побыть девушкой, поэтому она затащила юношу в свою кровать, поддавшись своим инстинктам. После той незабываемой ночи Рейчел не могла придти в себя, она всячески потакала Джесси, забыв о своем титуле, а он этим бессовестно пользовался.
В один прекрасный день советник королевы, Майк, донес до ее величества такую информацию:
- Мне стало известно, что готовится покушение на вас, моя Королева. Я советую вам не покидать опочивальню, и доверится лишь самым близким людям.
Рейчел была в ярости, она не понимала, как в ее королевстве может быть совершенно покушение на нее. Она не вводила налоги, так как это было на Юге, все жалобы крестьян она рассматривала и всячески помогала. Все военные были экипированы, накормлены, все получали помощь лекарей. В голове не укладывалось: почему?
Все же Королеве пришлось спрятаться, но она осталась не одна, а с Куртом. Как бы ее не привлекал Джесси, он был новенький и внушительным доверием не располагал.
Ночью, в день предполагаемого покушения, в покои Королевы начал, кто-то ломится. Курт незамедлительно достал меч из ножен и прикрыл собой Рейчел. Дверь слетела с петель, и в комнату вошел Джесси с ехидной улыбкой на лице. Оказалось, что его послала Южная Королева Квинн, чтобы он разделался со свитой Северного Королевства. Что он и исполнил. Он прикончил главнокомандующего Ноа, советника Майка и двух волшебниц при дворе Мерседес и Сантану. Его последней целью остался Курт.
Он достал свой меч и принялся наносить удары по стражнику Королевы. Отличный фехтовальщик Курт с легкостью отражал его атаки. Рейчел хотела помочь и принялась использовать свою магию Льда. Ее окутало светло-голубое пламя, от которого летели искры во все стороны. Впитав эту энергию в себя, она выпустила ее через руки. Ледяная стрела быстро ринулась в противника и поразила его в плечо. Пока Рейчел копила силы для нового удара, расслабившийся Курт начал пропускать удар за ударом, до тех пор пока клинок Джесси не пронзил сердце стража. Не успев ощутить вкус победы, он получил новую ледяную стрелу прямо в висок.
В Фабревуде Квинн, сидя на своем троне, ликовала от совершенного ее лучшим воином. Внеся разлад в армию Севера, она принялась размышлять о новой атаке, но не просто о атаке, а о легендарной битве, которой не было со времен Великого Уильямского сражения.
Тем временем Королева Рейчел принялась отлавливать шпионов Юга и набирать новую свиту. В этом ей помогла преемница погибшей волшебницы Сантаны – Марли. С помощью заклинания она смогла увидеть истинную сущность людей. Было казнено двенадцать человек – заточением в вечные льды самой Королевой. Новая свита также была набрана благодаря Марли, новым главнокомандующим стал младший брат Ноа – Джейк, советником стала Марли, главной волшебницей – Юник и главным стражем Рейчел стал Райдер.
Вроде бы все пришло в норму, но однажды в тронный зал Королевы ворвалась Юник.
- Моя королева, у меня было видение. Фабревуд в день летнего солнцестояния нападет и завладеет Дримлендем. После чего, получив всю магию мира, она уничтожит Беррихолл.
Рейчел показалось, что трон ее провалился в бездну, и она летит вместе с ним. Она совсем забыла о Дримлэнде. Если по ведению Юник, Квинн смогла завладеть им, то и Рейчел сможет. Ей просто нужно сделать это первой. Но ее удивляло: почему ее прадеды не могли осадить крепость, даже в союзе с будущим Южным Королевством. А сейчас его можно взять в полсилы? Марли, умея читать мысли, объяснила Королеве:
- Все дело в том, что пару лет назад скончался в Дримленде Великий Уильям и сейчас крепостью владеет его сын Финн. Он не так хорош в магии, поэтому самое время нападать.
Ни секунды ни думая, Рейчел приказала Джейку собирать все войска на бой.
Спустя пару дней вся армия готова была выйти за пределы Беррихолла. Королева Рейчел отправится с ними на место битвы, будет помогать, чем может. Они добрались к Дримленду на день раньше. Тут и пригодились магические силы Королевы – она решила окутать лагерь своего войска густым туманом, чтобы армия Квинн не сразу заметили их. Так и случилось. Воины в красных доспехах шли прямо в туман. Но главная волшебница Юга - Бриттани почувствовал присутствие магии и всеми силами попыталась нейтрализовать ее. К сожалению она не знала, что любое воздействие на магию драконов магией смертных приводят к гибели. В туже секунду облака расступились и ледяная молния поразила волшебницу. Ценой собственной жизни Бриттани сумела нейтрализовать густой туман. Разгневанная Квинн подала знак своему главнокомандующему Сэму на начало боя. Десятки тысяч воинов в красных и синих цветах ринулись на встречу друг другу. На равнине перед Дримлендом лишь и были слышны крики, звон мечей да свист стрел. В бой так же ринулись наездники на белых медведя, которые не хуже воинов были экипированы. В противовес им со стороны Юга были наездники на тиграх. После нескольких часов битвы, явно чувствовалось превосходство Королевы Квинн: ее армия больше походила на убийц, чем на воинов. Они размахивали мечами с огромной силой, стрелы летели прямо в глаза противникам, снаряды боевых машин убивали, как и своих так и чужих. Позже Рейчел узнала от Марли, что Квинн использовала свою магию Огня. Она наложила заклинание «Жажда Крови». Королева Беррихолла после этого не могла просто стоять и смотреть, как погибают ее воины, поэтому она приказала Марли любыми способами ликвидировать мастера над боевыми машинами – Арти, а сама принялась отправлять сообщение Квинн. В нем говорилось о серьезном разговоре у ворот в Дримленд. Туда следовало придти одной, но юная волшебница Юник предупредила Рейчел, что Королева Юга будет не одна. После этого наследница Беррихолла отправилась туда вместе с Райдером и Юник. Квинн была уже там вместе со своей правой рукой Тиной и личным охранником Джо.
- Что тебе нужно, Рейчел? Хочешь лично сдаться? – Заулыбалась Королева Юга.
- Нет! Семейство Берри никогда не сдается! И теперь я тебе приказываю забрать все свои войска, пока не поздно, убраться с территории Дримленда.
- Это ты убирайся от сюда, пока мы вас всех не перебили! Погляди же! Погляди на то, как вы становитесь историей, а мы легендой!
Не потерпев такого оскорбления, Рейчел пустила ледяную волну прямо в сторону Квинн. Волна мчалась, как могла, но все же Джо успел заслонить свою Королеву. Вся ледяная волна попала в него. В несколько секунд его тело стало покрываться ледяной корочкой. Молниеносно Юник произнесла классическое боевое заклинание и пустила его в ледяную глыбу. Оно разнесло замороженное тело Джо на миллиарды маленьких осколков. Мгновенно Тина пустилась с мечом на свиту королевы. Юник опять принялась за боевые заклинания, но лишь их касание с доспехами Тины приводило в ход заклинание Квинн. Все заклинания мигом отлетали от ее доспехов в произвольном направлении. Райдер принялся отражать удары Тины. Не смотря на ее небольшой рост и стройную фигуру, она лихо обращалась с мечом. В этот момент Квинн принялась осаждать Рейчел огненными шарами. Королева Севера сотворила ледяную стену, которая и приняла партию ударов. Исчерпав некий запас своей энергии наследница Фабревуда прекратила атаку. Этим воспользовалась Рейчел и начала атаковать врага ледяными стрелами. Южная Королева лишь и успевала уворачиваться. Тем временем неопытность Райдера дала о себе знать. Тина смогла выбить из его рук меч. Размахнувшись мечем по-сильнее Тина нанесла смертельный удар главному стражу Королевы прямо в живот. Затем ее взор упал на Юник, которая не знала, как ей защищаться без использования магии. Тина подходила все ближе, но вдруг на нее посыпался дождь из стрел. Стрелы летели с башни Дримленда. В итоге одна стрела все же смогла пробить неуязвимые к магии доспехи и убить Тину. Это определенно привлекло внимание Королев.
Вдруг с той самой башни вылетела стая птиц. Они ринулись прямо на равнину, где проходил бой. Когда птицы пролетали над Рейчел, она смогла их разглядеть – это были соловьи. Как только они коснулись земли, соловьи преобразились в рыцарей в темно-синих доспехах и с буквой «Д» на плащах. Они достали свои мечи и принялись помогать войскам Севера. Квинн завыла, увидев, что боевые машины прекратили работу, и армия Беррихолла количественно стала преобладать. Рейчел укрепила свои надежды на победы.
- Сдавайся, Фабре. Все кончено!
Это еще больше взбесило Квинн и она закричала, что есть мочи. Ее крик наверное несколько раз обогнул Изумрудный остров. С этим криком и вырвалось огромное неуправляемое пламя в виде дракона. Он принялся летать над равниной и испепелять всех находящихся там людей. Внутри Рейчел неожиданно стало все бурлить и она издала не произвольный крик. Вместе с ним наружу вышел другой, ледяной дракон. Молниеносно он начал атаковать огненного дракона. Они переплетались в небе, как две змеи, до тех пор пока не поглотили друг друга. Состоялся оглушительный взрыв. Драконы исчезли, так же как и исчезли и силы правительниц. От этого Квинн упала на колени и принялась рыдать. Не теряя времени Юник произнесла заклинание и блестящие веревки окутали руки и ноги проигравшей. Все кончено. Борьба между Севером и Югом, между Льдом и Пламенем, между Беррихоллом и Фабревудом окончена.
Выжившие в этой войне, собрались вокруг Рейчел. Полный состав птиц-соловьев подлетели к воротам Дримленда и принялись ждать чего-то. Через пару секунд оттуда появился юноша. Это был Сын Великого Уильяма – Финн. Подойдя поближе, он начал:
- Поздравляю тебя Рейчел, Королева Севера и всего Изумрудного острова. Ты смогла окончить эту вековую войну.
- Спасибо, Финн. Но я не смогла бы окончить эту войну без тебя и твоих воинов. – Произнесла Рейчел, низко поклонившись и Финну и главнокомандующему соловьев – Блейну.
Ликованию не было предела. Наконец-то война окончена. По ее окончанию устроили пир в Беррихолле, на котором состоялась свадьба Финна и Рейчел.
Там они и обосновались. Спустя пару лет у них на свет появились замечательные ребятишки, которых в последствии станут единственными наследниками Изумрудного острова. Они решили, что Фабревуд так и останется отдельным королевством. Правителями его стали Джейкоб и Марли, получив Южные земли, как награду за отличную службу. Юник стала хранительницей библиотеки в Дримледе. Там же глубоко в темнице, за кучей замков и под охраной самих Соловьев во Главе с Блейном, находится Квинн Фабре. Частые попытки побега не увенчались успехом, поэтому бывшая Королева Юга провела в подземелье Дримленда остаток своей жизни.

– Пасту «Карбонара», пожалуйста, – произнесла Рейчел и с чувством выполненного долга откинулась на спинку диванчика.
– Конечно, – молодой официант с тёмно-русыми волосами, вьющимися аккуратными крупными кольцами, вежливо улыбнулся и перевёл взгляд на Курта, который по-прежнему равнодушно листал глянцевые странички меню. – А вы, сэр? Готовы сделать заказ?
Хаммел задумчиво выдохнул и повел плечами.
– О, ну давай же, Курт, – поторопила его Рейчел, изучая своё отражение в миниатюрном зеркальце. – Ты разглядываешь эти картинки уже по пятому кругу.
– Очень советую вам попробовать нашу фирменную паэлью с морепродуктами. Что касается испанской кухни, здесь наш шеф-повар буквально творит чудеса, – поспешил на помощь парень, не сводя глаз с Хаммела и щёлкая шариковой ручкой.
– Хорошо, – сдался Курт и, захлопнув наконец меню, протянул его официанту. – Положусь на ваш выбор. Раз на свой у меня больше не получается рассчитывать.
– Обещаю, сэр, вы не пожалеете, – губы парня снова растянулись в лучезарной улыбке.
Забирая у Хаммела меню, он невзначай коснулся его запястья – безобидно, но явно умышленно, скользнув пальцами по коже у основания ладони. Однако Курт даже не поднял головы.
Проведя незнакомого юношу взглядом и дождавшись, пока он отдалится на достаточное расстояние, Рейчел наклонилась к другу через стол и заговорщицки прошептала:
– Похоже, кто-то на тебя серьёзно запал.
Курт смерил сияющее лицо девушки удивлённым взглядом и непонимающе нахмурился:
– О чём ты?
– А то ты не знаешь, – хмыкнула Берри, сложив руки на груди. – Об очаровательном официанте, который с тебя глаз не сводит с тех пор, как ты переступил порог этого ресторанчика.
– Брось, не выдумывай.
– Да только слепой не заметит, что ты ему приглянулся. А то, как он, якобы случайно, прикоснулся к твоей руке, когда забирал меню? Что ты на это скажешь?
Хаммел вновь опустил голову и, вооружившись зубочисткой, принялся вырисовывать на кофейной пенке причудливые узоры.
– Скажу, что у тебя паранойя и что это ничего не значило.
– А вот и нет. Это был намёк!
– Намёк на что?
– На то, что ты ему понравился, дурья ты башка! – Рейчел воодушевлённо усмехнулась. – Даже я это поняла, хотя, кхм… По идее, у вас должны быть какие-то особые, свои знаки. Читала в одном из журналов.
Не прерывая своего увлекательного занятия, Курт вздохнул и покачал головой:
– У тебя всё-таки паранойя.
– Ты неисправимый скептик, Курт, – торжественно сообщила Берри и, обернувшись через плечо, посмотрела на топчущегося у барной стойки официанта, который то и дело бросал заинтересованные взгляды в их сторону. Точнее, в сторону Хаммела. – Только взгляни на него. Дориан Грей, сошедший со своего же портрета.
– Скорее Джесси Айзенберг, сошедший с постера к «Социальной сети».
– А глаза, ты видел эти невероятной красоты изумрудные глаза? Ну просто сады Семирамиды.

Курту почему-то представилась одна занимательная картина. Просторная аудитория со столпившимися у небольшого подиума людьми разного пола и возраста. Рейчел, обёрнутая в строгий деловой костюм, со съехавшими на кончик носа очками и указкой. Помогающая страждущим одиноким ньюйоркцам с поиском своей второй половинки.
– Прошу обратить ваше внимание на лот номер два, – гнусавит Берри, склонившись над маленьким микрофончиком, когда на краю сцены появляется высокий подтянутый парень. Люди в зале, словно стая голубей при виде старика с булкой хлеба, начинают оживлённо перешептываться. – Особь мужского пола, восемьдесят седьмого года выпуска. Производство Канада. Без вредных привычек. Гарантия три года. Что? Нет, милочка, недвижимость в комплектацию не входит.

– Тебе пора завести бойфренда, – оповестила друга Рейчел, потягивая через соломинку холодный чай.
Хаммел окинул её усталым взглядом.
– Может, лучше рыбку? И вообще, когда это ты вызвалась озвучивать мои биологические часы?
– Курт, ну правда. С твоего расставания с Блейном прошло уже несколько месяцев. Тебе не кажется, что пора бы уже перестать зависать на «Мулен Руж» и «Дневнике памяти» в компании носовых платков и наконец оглядеться по сторонам? Открыть своё сердце новым увлечениям и возможностям? Мы же в Нью-Йорке, в конце концов, пристанище любви. Втором после Парижа… Ты что, не смотрел ни одной серии «Секса в Большом городе?»
– Каюсь, – ухмыльнулся Курт, вытягивая вперёд ладони. – Зато Изабель едва ли не боготворит Кэрри Брэдшоу.
– Твоя главная проблема в том, что ты зациклился. Ты боишься изменений, боишься пойти на риск, даже самый безобидный. Твоей жизни серьёзно не хватает азарта. Встряски, которая поможет тебе сдвинуться с мёртвой точки, высунуться из своего панциря и увидеть, как многое ты пропускаешь, продолжая хандрить по прошлому и так бессовестно отторгая будущее.
Когда кофейная пенка в чашке Курта начала напоминать что-то из раннего Ван Гога, он сделал большой глоток и таким же скучающим тоном произнёс:
– Спасибо за бесплатный психоанализ, Рейч. Или сколько там я тебе должен?
– Скептик, – возмущённо прорычала подруга, ткнув соломинкой в сторону Хаммела, и вновь откинулась на спинку дивана.
Около минуты Берри сидела молча, безучастно разглядывая посетителей ресторана и ковыряя вилкой свою пасту. Но вскоре медленно подняла на Курта задумчивый взгляд и хмыкнула:
– Кажется, я знаю, как привнести в твою однообразную жизнь капельку азарта.
Пронаблюдав, как на лице Рейчел расплывается многозначительная улыбка, Курт сделал вывод, что у неё определённо появилась очередная безумная идея.
– Неужели?
– Да. Я хочу сыграть с тобой в одну игру.
– Знаешь, после того, как Сантана путём пыток и гнусного шантажа заставила нас посмотреть с ней все части «Пилы», меня совсем не вдохновляет эта фраза.
– Это даже не игра. Так, небольшая… авантюра.
– И в чём же она заключается? – без энтузиазма поинтересовался Курт.
– Ты ведь наслышан об этих распространённых Интернет-флешмобах? Что-то вроде «Отправь это сообщение одновременно десяти незнакомцам и первый, кто тебе ответит, окажется твоей судьбой».
– К чему ты клонишь?
Рейчел деловито сложила руки на столешнице и нарочито серьёзным голосом проговорила:
– К тому, что я, подобно потомственной предсказательнице, сообщаю тебе, что десятый человек, который прикоснётся к тебе с этой секунды – разумеется, за исключением меня – и будет твоей второй половинкой. Ты обязан будешь взять у него номер телефона и хотя бы раз позвонить.
Курт некоторое время не сводил с подруги нечитаемого взгляда, а после зашёлся звонким смехом.
– Рейч, ты уверена, что этот холодный чай безалкогольный?..
– Ты испугался, – ехидно протянула Берри, задирая подбородок.
– Что? Нет, конечно. Просто это чистой воды бред. Какой смысл должна нести в себе подобная «авантюра»?
– Это небольшое приключение и станет той самой встряской, которая взбодрит тебя и научит по-новому смотреть на мир. А также обращать внимание на такие мелочи, как прикосновения.
– Ты ведь не ждёшь, что я соглашусь на это, правда?
– А что, слабо? – Рейчел огляделась по сторонам и, театрально приложив руку ко рту, едва ли не прокричала на весь зал: – Все слышали? Курту Хаммелу слабо! Он испугался! Я выиграла спор, который ещё даже не начался!
Окинув взволнованным взглядом посетителей, Курт наивно попытался достучаться до Берри:
– Эй, прекрати. Хочешь, чтобы нас отсюда выгнали?
– А ты заставь меня прекратить, – подмигнула ему Рейчел и продолжила, не сбавляя громкости: – Курту Хаммелу слабо, он сдался, даже не попытавшись!..
– Ладно! – сломался тот и потянул подругу за рукав, когда она только собралась снова открыть рот. – Хорошо. Я почти уверен, что мне предстоит ещё не раз пожалеть о своём решении, но… Я согласен.
Рейчел довольно вздохнула:
– Да ты меня ещё благодарить будешь.
– Почему именно десятый?
– А почему бы и нет? Десять – хорошее число. Ну, знаешь, десять заповедей, «Десять негритят», «Десять причин моей ненависти», «Десять ярдов»…
– Как мило.
– Молодой человек, – послышалось вдруг за спиной Курта, после чего на его плечо опустилась костлявая рука.
Он резко обернулся и уставился на пожилую женщину за соседним столиком, которая учтиво улыбалась ему неестественно белоснежными зубами.
– Вы уронили, – палец незнакомки указал на пол, на котором лежал, по-видимому, соскользнувший с дивана клетчатый шарф Хаммела.
– Спасибо, – торопливо поблагодарил её Курт и пристроил шарф на подоконник, после чего придвинулся к Рейчел и, испуганно вскинув брови, процедил: – А ведь десятой может оказаться и какая-нибудь ископаемая старушка наподобие этой? Со вставной челюстью, а то и глазными протезами?
– Вполне, – еле слышно пискнула Берри, изо всех сил пытаясь подавить в себе смех.
– О боже мой.
Приблизившись к Курту почти впритык, подруга игриво дотронулась до его нижней губы указательным пальцем и томно прошептала:
– Тем меньше тебе придётся мучиться.


С неистовым грохотом захлопнувшаяся дверь лофта заставила Рейчел, которая до этого мирно дремала под одно из вечерних ток-шоу, буквально подпрыгнуть на месте. Измотанный и почти нездоровый внешний вид Курта, обессилено привалившегося к этой самой двери, также не предвещал ничего хорошего. Однако Берри от предсказуемого вопроса этот факт не остановил.
– Привет, милый. Ну что, как прошёл твой день? Сколько людей к тебе сегодня прикоснулось?
Курт исподлобья посмотрел на Рейчел и пробурчал себе под нос:
– Семь. Семь человек.
Проходящая мимо с ведром попкорна Сантана бросила быстрый взгляд на Курта и небрежно похлопала его по щеке.
– Привет, мордашка.
– Восемь! – тут же взвыл Хаммел, указывая на Лопез.
– О чём речь?
– Я предсказала Курту, что десятый человек, который к нему прикоснётся, его судьба, – пояснила Рейчел, когда подруга опустилась рядом с ней на диван.
Сантана издала короткий смешок, затем ещё раз взглянула на подавленного Хаммела и, пожав плечами, хмыкнула:
– Надеюсь, это будет какой-нибудь прокажённый.
– О, спасибо, – закатил глаза Курт, рухнув в кресло напротив девушек. – Ты заметно облегчила мои страдания.
– Итак, я жажду подробного отчёта, – напомнила Рейчел.
Курт сложил пальцы домиком и официальным тоном сообщил:
– Это было ужасно. Все вокруг сегодня словно сговорились, каждый считал необходимым и жизненно важным ко мне прикоснуться. Сначала какой-то мужчина на улице задел меня плечом, после Кевин в офисе в знак приветствия похлопал по спине. Кэти, с которой я столкнулся в коридоре, случайно пролила на меня свой кофе. Терри же не смогла воздержаться от коллективных обнимашек по случаю своего возвращения из декрета. Чем больше людей до меня дотрагивалось, тем страшнее мне становилось узнать, кто же окажется десятым. Так что под конец дня у меня развилась настоящая паранойя. Я стал неосознанно шарахаться от каждого встречного, будто жертва антропофобии, избегая любых прикосновений. Видели бы вы лицо Изабель, когда она хотела пожать мне руку за помощь со статьёй, а я лишь нелепо улыбнулся и вытянул вверх большой палец.
– Надо было сказать, что забыл помыть руки после туалета, – не растерялась Сантана.
– Действительно. Так бы я выглядел гораздо адекватнее.
– Так значит, от заветного десятого номера тебя теперь отделяет всего один человек? – подытожила Берри, закидывая в рот очередную порцию попкорна.
– О, привет, чувак, – появившийся в следующий момент из душа Броуди тоже не позволил себе обделить Курта вниманием и поспешил похлопать его по плечу. – Не слышал, как ты вернулся.
Сантана и Рейчел, переглянувшись, едва не прыснули со смеху, наблюдая за бесценным выражением лица Хаммела.
– На твоём месте я бы радовалась, что мистер-ослиное-личико не оказался десятым, – процедила Лопез на ухо подруги, за что тут же получила от неё плюшевой собакой по голове.


На следующее утро Курт шёл вниз по улице, прижимая к себе обеими руками стаканчик кофе и испуганно оглядываясь по сторонам. Если бы кто-нибудь вчера сказал ему, что вполне безобидная шутка Рейчел доведёт его поведение до подобного абсурда, он бы рассмеялся тому в лицо. Но в настоящее время Хаммел с завидной грацией и ловкостью лавировал между прохожими, опасаясь, что один из них может задеть или ненароком коснуться его. При этом он мечтал одновременно и узнать, кто же станет тем самым десятым дотронувшимся до него человеком, и отсрочить этот судный миг.
– Курт? – послышался ему вдруг за спиной знакомый голос.
Хаммел резко замер на месте и медленно повернулся в сторону звука. Его брови поползли вверх от удивления, когда он увидел перед собой того самого парня из вчерашнего ресторанчика.
– Здравствуй, – широко улыбнулся тот, не спеша сокращая расстояние между ними. Когда он подошёл совсем близко, Курт наконец обратил внимание, насколько у него удивительные и действительно какие-то неземные зелёные глаза. – Я официант из «Риверс», обслуживал вчера ваш столик. Ты ведь Курт, правильно?
– Как ты узнал?
Юноша усмехнулся и смущённо повёл плечами:
– Подруга выкрикивала твоё имя на весь зал… – затем почесал затылок и добавил: – Ты забыл у нас свой шарф. Я бы позвонил, но в базе данных по скидочным картам не оказалось твоего телефона.
Хаммел продолжал стоять напротив парня, разглядывая его, словно старого знакомого, с которым не виделся несколько долгих лет, уделяя внимание каждой черте лица и детали одежды. Он размышлял над тем, что, возможно, Рейчел и правда была права, утверждая, что эта «авантюра» поможет ему начать по-другому смотреть на некоторые вещи. А также замечать то, что находится у него под носом.
– Я Мэтт, – решив нарушить затянувшуюся паузу, представился официант и протянул Курту руку.
Хаммел на какое-то время замешкался, с сомнением изучая его раскрытую ладонь, но после поднял на нового знакомого свой взгляд и уверенно пожал её.
– Очень приятно, Мэтт, – улыбнулся Курт, неожиданно для себя получая невероятное удовольствие от такого простого прикосновения. – И, знаешь, я с радостью обменяюсь с тобой номерами телефона.

- Сантана.
- Ага.
- Будь добра убрать свои ноги с меня.
- И желательно еще с меня.
- Будьте добры засунуть свои головы в диванные подушки и перестать меня отвлекать от просмотра сериала.
- Ты его уже видела!
- Нет, я не видела эту серию. Здесь главный герой осознает, что он конченный кретин и бежит к своей сестре, которая на самом деле не его сестра, а она приходится сестрой его сводной сестры, которая как раз его родная сестра.
- И тебе это интересно?
- Нет, просто напоминает хор, где все встречались друг с другом, неожиданно становились друг другу родственниками. Мы как одна большая шведская семья.
- Прошу сказать, что я встречался только с Блейном.
- А еще смотрел на Финна и Сэма, мечтая о них. Ага.
- Поддерживаю Курта. Я была только с Финном, и он всегда был и будет моей самой большой любовью и…
- И ты почти спала с Паком, развлекалась с Джесси, целовалась с Блейном, ходила на выпускной балл с Сэмом. И да ты никогда не пыталась встречаться с другими парнями, определенно.
- Мы тебе говорили, что хотим подлить тебе яд в еду?
- Ежедневно за завтраком. Или обедом. Я не помню.
Лопез лишь пожимает плечами, отправляя в рот очередную горсть чипсов. Абсолютное счастье со вкусом лука. Курт что-то бубнит про себя, утыкаясь носом в очередной романчик для девушек от восемнадцати и выше. Рейчел пыталась сосредоточиться на просмотре очередного американского сериала, который, обычно, включался ради фона. Это было удобно, потому что обычно никто не вслушивался в телевизор, занимаясь своими делами.
Но все планы нагло нарушили чьи-то загорелые ноги, которые загородили Курту книгу, а Рейчел вжали в спинку дивана. Сантане было просто скучно, потому что никто ещё не лег спать, а значит устраивать милые маленькие гадости еще рано. В любом случае, в холодильнике уже стояла целая миска полная отваром из каких-то трав. Специально для Курта, ведь она заботилась о своем друге и будила его не какой-то там водопроводной водой.
Сантана была поистине наглым человеком. И не так много людей могли терпеть её вредный характер. И всего два человека, которые могли с ней жить такое долгое время, если не считать родителей. Пересмотрев Доктора Кто и прочие сериалы, Лопез в шутку говорила, что их квартира – это Тардис, а они Рейчел с Куртом спутники Сантаны в увлекательном путешествии. В какое именно путешествие весёлая троица отправлялась каждый раз, она не могла ответить, но это было не так важно. Главное – это то, что они всегда вместе. Курт может ненавидеть Лопез за каждодневные ледяные души, и просто проклинать эгоистичность Рейчел, но будет каждую ночь заходить к ним в комнату, когда они спят, чтобы накрыть одеялом или прикрыть окно. Он постоянно покупал что-то вкусненькое, с точностью угадывая, что именно хотят его «девочки» сегодня. Курт был невероятно заботливым человеком и настоящим другом, который всегда будет рядом в трудную минуту. А Рейчел, которая постоянно возмущается тем, как Сантана бесцеремонно берёт её вещи или ковыряется у неё в ящике, держала подругу за руку пока, она читала свое письмо с ответом из университета. И постоянно прячет в комоде шоколадки, зная, что их всегда найдут. Эта забота, которая проявлялась в разных мелочах, была тем, что удерживала их троих от убийства друг друга.
- Сантана, пожалуйста, убери ноги.
- Иначе я стукну тебя пультом.
- Нет, Леди Хаммел, не уберу, мне так удобно. А ты гномик молчи, иначе этот пульт окажется у тебя, сама знаешь где.
- Фу, как грубо.
- Ты невыносима, Сантана!
- Рейчел, будь душкой, принеси мне колу с кухни.
Берри посмотрела на неё своим фирменным взглядом, которым она всегда на всех смотрела, когда у девушки отбирали сольные партии. По этой причине, Сантана даже не среагировала, снова проглотив горсть чипсов, ощущая, как Рейчал с неохотой слезает с дивана. А через пять минут у всех троих в руках была вишнёвая кола, а по телевизору в очередной раз шло какой-то шоу, где безголосые звёзды пытаются перепеть друг друга.
- А я тебе говорю, что она поёт лучше, чем эта крашенная истеричка, у которой видны уже её черные корни.
- Курт, ты просто не слушал её выступление так же внимательно, как и я, поэтому просто не понимаешь, что эта брюнетка спела сегодня лучше всех.
- А я согласна с Куртом. Эта баба бездарность. И у неё слишком большие губы, прямо как два батута. Серьезно. Она мне напоминает Сэма с его рыбьим ротиком.
- У Сэма нормальный рот, отстань от него, Сантана.
- Да, у него нормальный рот только потому, что ночью у тебя были очень интересные сны с его..
- САНТАНА!!
- Да ладно вам так орать, расслабьтесь. Я пошутила. Я же знаю, что Курту такие сны снятся только про Блейна, и там явно рот будет занят совсем не так, как в случае с Сэмом, потому что…
- Просто прекрати это говорить, и смотри телевизор. Когда ты молчишь, ты идеальна, Сантана.
- Ага. А еще когда лицом к стеночке.
Сантана вновь пожала плечами. В конце концов, она бы даже отказалась от поездки с сексуальным Доктором в его Тардисе или как его там только потому, что одна мысль о расставании с Куртом и Рейчел для неё приравнивается к самоубийству. Сантана просто любила их. Любила то ощущение, которое всегда было, когда они вот так спорили за телевизором. Эти трое были настоящими соседями, которые постепенно превращались в свою маленькую семью. И именно это делало её счастливой.

Снег сыпал и сыпал, не переставая. Как будто кто-то там, в небесной канцелярии, разорвал мешок с манной крупой, и теперь она сыпалась на землю, покрывая всё вокруг ровным белым слоем. Снежинки были мелкие и колючие, точно как манка, они даже не склеивались между собой, возьмешь в руку пригоршню снега, а она рассыпается, даже не запачкав перчатку. Это было так странно и непривычно. Какой-то сухой снег. Искусственный как будто.
«Даже снег искусственный, всё в нашей жизни искусственное, все чувства и эмоции», − думал Блейн, идя по улице, глубоко сунув руки в карманы. Снег скрипел у него под сапогами, оседал на плечах его пальто и застревал в курчавых волосах. Парень был в такой глубокой депрессии, что даже не укладывал их с помощь геля, ему было всё равно.
«Я сам во всём виноват, конечно, я это понимаю. Курт никогда не простит меня, и мы больше не будем вместе, какой же я суки сын!», − на глазах Блена выступили слёзы, и он смахнул их тыльной стороной ладони. Сам не зная, зачем он вытянул руку вперёд и стал смотреть, как ему на ладонь в перчатке стал сыпаться этот манный снег. Белый и бесформенный. И вдруг Адерсон заметил среди скучных хлопьев снега настоящую снежинку. Такую снежинку, какой она и должна быть, красивую, многогранную, шестиконечную, уникальную. Она была одна единственная среди всех прочих скучных одинаковых снежинок в его руке. Секунда, другая и она растаяла, оставив только мокрый след.
«Одна одинешенька, среди тысячи себе подобных, но всё же одна. Как и я. Одиночество в толпе. У меня нет друзей, ведь я предал самого близкого и дорого мне друга, я не заслуживаю теперь настоящей дружбы».
Невероятно тяжело было на сердце у Блейна от этих мыслей. Он постоянно корил себя в их разрыве с Куртом, упрекал, и ощущал себя бесконечно брошенным и одиноким. Без друзей, без поддержки, без любимого человека. В полной изоляции, один на один со своими мыслями.
Блейн завернул за угол. Он сам не знал куда шёл, просто шёл, домой ему не хотелось вовсе. Там на него давили стены и вся окружающая его обстановка, хотелось ходить из угла в угол, как тигру в клетке, но это бы слишком взволновало родителей, поэтому уж лучше ходить по улицам до темноты, чем мерить шагами комнату.
Это был не самый благополучный район города, но парень это понял не сразу. Только когда он услышал грубый окрик себе в спину, то огляделся по сторонам. Его окружило трое парней в чёрных куртках и брюках. Лица у них были совсем не добрые, у одного был синяк под глазом, а у другого даже не было пары зубов.
−Хей, куколка, чего бродишь так поздно? Мамочка, наверно, тебя уже дома заждалась! − Хохотнул один из парней, а двое других залились лошадиным ржанием.
Блейн стал лихорадочно огладываться по сторонам, ища пути к отступлению, но троица обступила его тесным кольцом и стала напирать.
−Ну, что же, язык проглотил, педик? − ухмыльнулся ещё один, − какого чёрта ты тут забыл?
−Парни, я не хотел, я пойду, − пробормотал Андерсон.
Он сделал ещё один шаг назад, но тут один из бандитов сильно толкнул его в грудь, и, не удержавшись на ногах, Блейн упал в сугроб. Тройка разразилась мерзким смехом. Парень вскочил на ноги и хотел, было бежать, но его грубо схватили за плечо и дёрнули, вновь повалив на землю.
−Нет уж, не так быстро, красавчик.
Кто-то навалился сверху на Блейна, послышались грязные ругательства, шуточки и смех. Андерсон изо всех сил пытался скинуть нападавшего, но ничего не выходило, противник был сильнее, к тому же в какой-то момент он почувствовал, как к его горлу прикоснулось что-то холодное. «Нож», − понял парень.
−Только рыпнись и я тебе глотку перережу, − услышал он у самого уха шипение.
−Что? Что вам надо? Возьмите деньги, телефон, всё что хотите. Только оставьте меня.
−Нет, мы хотим порезвится, ты же любишь веселье, а, педик?
Блейн понял, что его дела совсем плохи, ждать помощи было неоткуда. «Надо что-то делать, что-то придумать», − мысли лихорадочно проносились в голове, на лбу выступил холодный пот.
Блейна подняли с земли, тот, что сидел на нём верхом, теперь стол позади, приставив нож к горлу. Двое других стояли спереди.
− А ну-ка, покажи нам… − преступник не успел закончить, потому, что вдруг упал лицом в снег.
Тот, что стоял рядом от неожиданности отпрыгнул в сторону и тоже, поскользнувшись на льду, упал. Хулиган позади Блейна растерялся и Андерсон воспользовался этим, ударив его локтём в под дых, от чего бандит сложился в двое, он побежал прочь, так быстро, насколько это было возможно.
−А ну стой! − Заорал один из нападавших, придя в себя, но тут же послышался оглушительный лай и злобное рычание.
Блейн обернулся и увидел, что на преступников наступает огромный пёс, его пасть была оскалена, шерсть вздыбилась на загривке, и он издавал очень грозное рычание. Это охладило пыл нападавших, а парню больше ничего не потребовалось, он бросился бежать.
−Погоди же ещё! Мы ещё тебя найдём, ты за всё заплатишь, − неслось ему в след, но Блейн больше не оборачивался и бежал, пока не стало колоть в боку.
Тогда он остановился и тяжело задышал, оглядываясь по сторонам. К своему удивлению он оказался недалеко от школы. «Вот так приключение! Хорошо, что этот песик оказался рядом и спас мне жизнь», − подумал Блейн. Стало уже совсем темно, и надо было поскорей возвращаться домой. «Надеюсь, пес смог уйти от этих бандитов», − размышлял он, шагая по дороге. И тут из-за угла выскочила фигура, это был тот самый пес.
−Песик! − Блейн раскинул руки в стороны, как для объятия, а собака кинулась ему на встречу и прыгнула на руки.
Не удержав такого большого пса, Блейн упал в сугроб, но сейчас ему было весело, он стал трепать песика за ухом, а тот облизывал его лицо, от чего Блейн задорно засмеялся.
−Ну, дружок, пойдём, − Андерсон встал из сугроба и посмотрел на пса.
Того дважды просить не пришлось, и он радостно затрусил за парнем. На душе у него стало легко и спокойно. «У меня есть друг, настоящий друг теперь», − думал он, и, остановившись на секунду, вытянул руку вперёд. На неё сразу насыпалась куча снежинок и среди всех обычных, бесформенных были две узорчатые, две красивые снежинки на вытянутой ладони.
«Я не один теперь, со мной рядом Друг».

«Остановись. Остановись.» - повторял я себе снова и снова. Но так и не смог. Я шел за ней довольно долго. Она, не замечая моего присутствия, продолжала идти вдоль улицы, наслаждаясь прохладным, тихим вечером. Я не понимал, зачем я это делаю, меня просто тянуло к ней. «Это безумие. Это безумие.» - проносилось у меня в голове. Но все же, почему? Почему я так помешан на ней? Сантана была особенной, таких девушек я еще не встречал. В ней было столько энергии, страсти и секса, что я будто пьянел он нее, терял рассудок. «Прекрати. Прекрати.» - растерянно говорил я сам себе. Но ее образ на столько засел у меня в голове, что я не мог думать ни о чем, кроме нее. И вот наконец, дойдя до дома она собиралась войти, но увидела меня. «Просто пройди мимо. Просто пройди мимо.» -и снова мои мысли не совпали с действиями. Мы оба замерли, и на мгновенье, я почувствовал какую-то особую связь между нами, а вот она скорее всего нет...
-Какого черта? Что ты здесь делаешь?
«Ты здесь случайно. Ты здесь случайно.»
-Я просто...
-Ты следил за мной? Хотел узнать где я живу? Опять твои выходки Смайт?
-Послушай...
-Нет, это ты послушай, и поверь, я не наивная дура, что бы верить тебе.
-Ты же знаешь, что я изменился.
-Ты не из тех людей, кто способен на это.
-Почему же?
-Я хорошо тебя знаю, потому что мы похожи. Ради победы ты способен на все. И весь этот бред, что ты теперь хороший всего лишь ловкий ход, чтобы втереться к нам в доверие.
-Ты сильно ошибаешься.
-Я никогда не ошибаюсь.
-Почему ты такая стерва?
-Это моя работа.
В какой-то степени она была права. Ради победы я действительно готов на все, но в этот раз в качестве победы мне нужна была она.
-Так вот, возвращаюсь к первому вопросу. Что ты здесь делаешь?
-Я здесь ради тебя.
«Не делай глупостей. Не делай глупостей.» Но я сделал. С этими словами я потянулся к ней ближе. Так, что наши губы соприкоснулись. В ее глазах читались удивление и легкий испуг, она отстранилась и посмотрела на меня. Неловкая пауза становилась все длиннее и длиннее. «Идиот. Идиот.»-думал я про себя. Но вскоре Сантана нарушила ее еще одним поцелуем. Не могу передать словами, что я чувствовал в этот момент. Я мечтал об этой девушке так долго, и вот наконец я добился своего. Все было идеально, пока мой телефон не зазвучал от пришедшей смс. Мне пришлось остановиться и достать телефон. Это был Хантер. Только я собрался его убрать, Сантана выхватила его у меня из рук.
-Я так и знала.
-Нет! Отдай!
-Я же говорила, что никогда не ошибаюсь. И так, что же тут у нас.
«Поверить не могу, что ты бросил нас из-за какой-то девушки. Надеюсь, что ты сделал правильный выбор, ведь вернуться ты уже не сможешь.»
-Но...Ты....Я не понимаю...
-Я перевелся в другую школу, ведь если я буду в Далтоне, мне прядется соперничать с вами. С тобой.
-Но ты меня даже не знаешь.
-И не нужно. Я просто чувствовал, что должен это сделать.
С этими словами она обняла меня, и мы пошли к ней в дом. Вот так эта история и приводит нас сюда. В ее комнату. Мы обнажены, я стою сзади нее, наслаждаясь изгибами ее тела. Все еще впереди. «Я все сделал правильно. Я все сделал правильно.»

От автора: зомбиапокалипсис

– Нам нужно на юго-восток, – говорит Джефф, глядя в окно. У окна нет одного стекла, а второе перемазано кровью, и Нику кажется, что стоять там – не самое правильное с точки зрения безопасности решение, но на предложения отойти от него Джефф перестал реагировать уже минут пять назад. – Нам нужно взять машину, залить ее бензином под завязку, взять с собой побольше жратвы и двигать сначала к северу до границы штата, а потом на юго-восток. В Небраску или лучше Вайоминг. Колорадо или Юта тоже подойдут.
У Джеффа липнут к мокрой шее темные волосы и влажное пятно расплывается по футболке вниз вдоль позвоночника. Ник с сомнением смотрит ему в спину: конечно, Джефф всегда успокаивается, когда строит эти безумные планы, и им, безусловно, нужно уезжать отсюда, и чем быстрее, тем лучше, но...
– На улице девяносто*, Джефф, – озвучивает мысли Ника Себастиан. – На улице девяносто, несмотря на то, что еще не закончился май, и мы в Огайо. А в Колорадо будет...
– Я больше боюсь сдохнуть, чем вспотеть, Смайт, – отрезает Джефф. – А на жаре трупы разлагаются быстрее, плюс там их банально меньше, что ты скажешь на это?
Он так и не поворачивается, но в измазанном красным стекле можно увидеть, если постараться, его отражение. У Джеффа горят глаза и сжаты в тонкую нитку губы. Ник думает о том, что, кажется, его эта война изменила больше других.
– Нам нужно выехать утром, – добавляет он.
– Хантер еще не пришел.
– И не придет.
В голосе Джеффа опасно звенит металл. Смайт скрипит зубами.
– Джефф, – осторожно начинает Ник, но Джефф разворачивается – и белые, спутанные волосы липнут у него не только к шее, но и ко лбу, и глаза под лохматой челкой горят как-то особенно зло, и губы изломаны в яростной, отчаянной гримасе:
– Он не придет, понимаете вы?! Он знает место встречи, он сам выбирал этот дом, и если бы он был жив, он бы пришел сюда уже сотню раз, но он... прости, Бас.
Джефф сползает по стене вниз и подтягивает к груди колени. Себастиан отворачивается в сторону, сворачиваясь на кровати в клубок.
Ник качает головой, вытягивая нитки из дырки на джинсах: они – они все – слишком на нервах и слишком устали. И слишком беспомощны, чтобы действительно взять и сделать что-то – поэтому они и сидят второй день в выбранном Хантером доме и бесполезно ждут, пока он постучится в дверь. Если постучится.
– Давайте подождем до утра, – предлагает он, – сейчас мы все равно ничего не сделаем, ночью соваться на улицу – самоубийство. А утром возьмем тот Форд у соседнего дома, – Форд, если честно, не ахти, и ехать втроем в пикапе не совсем удобно, но это единственная приличная машина на всю улицу, – и поедем. Мы действительно не можем и дальше сидеть и ждать.
– А если Хантер не вернется до утра?
– Тогда мы поедем без Хантера.
Солнце за окном только начинает клониться к закату – до утра еще часов десять или около того, но Ник понимает, что для Себастиана эти десять часов сейчас – ничтожно мало, и что, будь в такой ситуации он, он бы... Ник осторожно перекладывает двустволку на другой край кровати, так, чтобы Себастиан не дотянулся. Смайт ехидно усмехается, глядя на это:
– Ты слишком хреново знаешь меня, Дюваль, если думаешь, что из-за Клэрингтона я высажу себе мозги.
И нервное веселье ненамного лучше больной ватной тишины, но Ник выдыхает с облегчением.
– Тогда твое дежурство первое.
– Тогда вы со Стерлингом готовите жрать.
И "готовить жрать" – это, конечно, слишком громко сказано: все, что им нужно сделать, это открыть банки с консервами – больше все равно ничего не осталось, это, собственно, одна из причин, почему им нужно сняться с места не позже завтрашнего утра, – но Ник кивает со всей серьезностью и, прихватив свой рюкзак, садится рядом с Джеффом к окну. Джефф вместо того, чтобы приняться за рюкзак, тихонько вздыхает и кладет голову Нику на плечо – Нику ничего не остается, кроме как обнять его за плечи и покрепче прижать к себе.

Все это началось шесть дней назад: с утра пораньше их подняли сигналом пожарной тревоги, собрали в кинозале и сообщили, что за территорию школы выходить запрещается. Не под страхом наказания или там исключения, а просто – запрещается. Кто-то – кажется, это был Смайт – попытался ехидно поинтересоваться, с чего вдруг, но декан Эпплби на это только включил телевизор: через минуту созерцания пожаров и ползущих – ковыляющих, идущих, бегущих – по горящему асфальту мертвых тел желания язвить не осталось ни у кого. Они разбрелись по комнатам и закрылись в них – каждый в своей, потому что разговаривать хотелось не больше, чем язвить. Вода отключилась к вечеру, электричество – на следующее утро. Через двое суток Хантер зашел в их с Джеффом комнату и сообщил:
– Далтонские заборы – это, конечно, отлично, и через них и правда никто не переберется, но через пару дней жрать нам здесь останется только самих себя.
А Смайт, стоящий за его плечом, только молча переложил из одной руки в другую черт знает откуда взятое охотничье ружье. Им с Джеффом потребовалось не больше получаса, чтобы собраться.
Ружье пришлось выбросить, как только выяснилось, что в оружейном магазине – восхитительно опустевшем, видимо, не одним им хотелось спастись – не нашлось для него патронов. Зато вместо него им посчастливилось достать двустволку и дробовик – патронов к которым было, наверное, слишком много, чтобы их украли отсюда все. Плюс Хантер разжился четырьмя коробками для своего Глока – на вопрос, откуда у него Глок, он только без веселья усмехнулся:
– Вручили, когда выпускался из академии.
– Подожди, ты закончил... – начал было Джефф, но Хантер только скривился:
– Ты действительно хочешь сейчас обсуждать, насколько законно я попал в Далтон? – и, прицелившись, снес башку ввалившемуся в магазин одинокому зомби. – Валим отсюда, пока не подтянулись его друзья.
После этого они заперлись в ближайшем почтовом отделении – и Хантер, раздобыв карту города, ткнул в самый верх:
– Нам нужно валить из города на север. Для начала вот... – он стащил со стенда маркер и обвел кружком последний дом по Уэстгрин– лэйн, – сюда. Если по дороге нам придется разделиться или что-то случится, встречаемся здесь, всем ясно?
Он с громким щелчком закрыл маркер и, сложив карту, сунул ее Нику:
– Я запомню, куда идти.

Если бы он был жив, думает Ник сейчас, через три дня, он бы уже давно был здесь.
И, тряхнув Джеффа за плечо, открывает рюкзак. По такой жаре совсем не хочется есть – но куда меньше хочется свалиться потом от голода, и Ник впихивает – в себя, да и в Джеффа тоже – по банке мяса с рисом и, кивнув Смайту на окно, ложится спать: спать по такой жаре не хочется тоже, но он заставляет себя – и через двадцать минут наконец-то проваливается в сон.

Когда Джефф расталкивает его, на улице уже совсем темно – и благословенно прохладно.
– Моя очередь? – спрашивает он, протирая ладонью глаза. Джефф мотает головой так, что, кажется, она сейчас открутится и упадет – и улыбается:
– Пока еще моя.
– Тогда зачем...
– Мы свалим утром, Ник. Кто знает, когда мы в следующий раз будем спать на нормальной кровати.
Ник бросает взгляд на лежащего в футе от них Себастиана: Смайт спит, сжимая в руках двустволку.
– Он проснется.
– Не проснется, – отмахивается Джефф. – Мы осторожно. Мы... мы, может, не доберемся завтра даже до этого сраного Форда, не то что до Вайоминга. Ник.
Они все здесь слишком на нервах и слишком устали, напоминает себе Ник – и позволяет себе подмять Джеффа под себя и поцеловать, отчаянно и голодно: кто знает, может они завтра действительно не доживут до заката, он не хочет чувствовать себя потерявшим Хантера Смайтом.
Молния на джинсах Джеффа расстегивается подозрительно легко.
Его собственные стягиваются и так – за последние дни он умудрился сбросить столько, сколько не сбросил за весь год, хотя очень старался.
Себастиан действительно так и не просыпается.
– Ужасно хочу в душ, – шепотом жалуется Джефф Нику на ухо после.
– Мы можем сделать крюк мимо озера, – предлагает Ник. И, перебравшись к краю кровати, осторожно вытаскивает из-под руки Смайта двустволку. – Ложись спать, я подежурю до утра.
Джефф долго возится на влажных смятых простынях – Ник в курсе, Джефф не любит так спать – но в конечном итоге все-таки затихает: вытянувшись во весь рост, обвив руками Смайта. Ник смотрит на них двоих – он не ревнует, конечно, он знает, как Джефф во сне ползет на тепло – и вздыхает: он отвратительно не хочет отсюда уезжать.
И отвратительно же четко понимает, что оставаться тоже нельзя – слишком много людей, слишком велика вероятность не дотянуть даже до лета. По улице на запад по Уэстгрин– лэйн проходит и скрывается вдали утробно воющая толпа – Ник благодарит бога, хотя никогда в него не верил, за то, что их убежище на втором этаже. На север по Африка– роуд проезжают два автомобиля – Ник молится, хотя никогда раньше этого не делал, о том, чтобы завтра у них получилось сделать то же самое: добраться до чертова Форда, пополнить запасы и свалить. И остановиться у озера, он помнит, он обещал Джеффу.
Когда на востоке начинает светлеть небо, он смотрит на Себастиана и Джеффа с какой-то звериной тоской – если бы он мог, он бы не будил их, он очень не хочет, и дело даже не в том, что они оба наверняка еще не выспались, дело в том, что они оба улыбаются в сне. Но внизу вдруг раздается звон стекла – и выбора не остается.
– Тревога! – кричит Ник так, что они оба – и Себастиан, и Джефф – одновременно дергаются и открывая глаза, мгновенно просыпаясь, и вылетает в коридор, готовый сейчас, если честно, к чему угодно – но очень надеясь, что зомби не больше двух. Или что они не успеют подняться, пока он будет перезаряжать… и опускает двустволку, облегченно выдыхая – так громко, что, наверное, это слышно на пару миль вокруг.
– Кого я вижу, – говорит Хантер, приваливаясь ко входной двери спиной – и он, наверное, очень хотел сказать это с независимым безразличием, но голос подводит его: он устал и на нервах больше, чем они трое, вместе взятые. – Там Мистер Киса снаружи, помоги, – сипит он.
Ник смотрит на него круглыми от удивления глазами – но спускается вниз. И втаскивает через окно рыжего щенка питбуля.
– Мистер Киса? – уточняет Ник. Хантер нервно смеется:
– Он все равно не понимает, что это значит, а мне нравится. Я подобрал его у аптеки в Спринг Холлоу. Ты знал, что собак эти твари не трогают?
– Серьезно?
– Да, они ходили мимо него, как будто не видели. Он нам при...
Смайт вжимает его в дверь и вжимается в него сам.
– Я думал, ты умер, придурок, – тихо признается он и стискивает Хантера в объятьях.
– Я думал, вы уже свалили, и никуда не торопился, – честно и мрачно отвечает Хантер – и прячет лицо у Себастиана на плече.
– Давайте вы продолжите в спальне, а потом мы поедем уже отсюда, – говорит с лестницы Джефф – и спускается к ним: голый, в кедах на босу ногу и с дробовиком в руках. Ник, не сдержавшись, ржет, как скотина – от этой картины и от чертовых нервов, и слышит, как к нему присоединяются еще три голоса, и как Мистер Киса, не понимая, что происходит, громко и заливисто лает.

– Куда мы? – спрашивает Ник у Хантера получасом позже, когда они, снова полностью готовые, стоят на пороге.
– В Вайоминг, – пожимает плечами Клэрингтон, – или в Небраску. Там одни сплошные поля, и людей почти нет, а те, что есть, я надеюсь, уже разложились от жары. Колорадо и Юта тоже подойдут.
Хантер, кажется, тоже очень любит строить планы.
– Сначала нам нужно добраться до чертовой машины, – вздыхает Джефф. – И, кстати, кто-нибудь здесь умеет водить?
Хантер усмехается:
– Своевременно, – но кивает.
Мистер Киса требовательно тявкает откуда-то из его рюкзака.
– Идемте уже, – закатывает глаза Себастиан.
– Да поможет нам бог? – уточняет Ник – и открывает дверь.

__________________________
* - по Фаренгейту, около 33 градусов по Цельсию

В спину летят проклятья, выкрикиваемые старческим голосом, шершавым, как мочалка. Это почти ощущается физически: то, как все эти испанские словечки рвут футболку, впиваются в кожу, царапают до крови. Дверь закрывается, и Сантьяго еще минут пять смотрит, как она дрожит от сильного хлопка, словно фирменный бабушкин пудинг. Дверь закрывается, и весь мир погружается во мрак. На самом деле, на улице вовсю светит солнце, но для Сантьяго Лопеза оно сделало исключение - вокруг него лишь мрак: мрак обнимает его за плечи, мрак окутывает его с ног до головы, мрак проникает ему в самое нутро. Никакое солнце не может спасти Сантьяго от мрака. Да и что, по сути, есть солнце? Мисс Джефферсон на своих уроках говорила, что солнце и звезды - это гигантские сгустки плазмы, температура которых необычайно высока. Брэд говорит, что солнце - это большой апельсин, который подожгли, совсем как абсент с сахарным сиропом. Для Сантьяго солнце - это Брэд. Когда он смотрит Брэду в глаза, он чувствует, будто сотня маленьких лучиков света проходит сквозь него, испепеляя дотла, и тут же возрождая заново, даруя новую жизнь.Сантьяго Лопез - долбанная птица Феникс.Сантьяго Лопез - главный ловелас школы МакКинли. Сантьяго Лопез - мечта каждой девочки в Лайме.Сантьяго Лопез проклят своей бабушкой.Сантьяго Лопез просто любит Брэда Пирса Сантьяго Лопез прикуривает у какого-то паренька в футболке с My Chemical Romance и затягивается так, что глаза слезятся с непривычки. Сантьяго Лопез курит впервые за три месяца - Брэд говорит, что сигареты выжигают человека. Брэд не любит целоваться с выжженными людьми. Брэд не знает, что Сантьяго уже давно выжжен, и дело вовсе не в сигаретах.
Когда ноги наконец приводят его на знакомое крыльцо, - все в оттенках светло-лавандового, по бокам стоят пузатые вазоны с бегониями, а табличка на двери гласит "Wonderland" - пачка мятной жвачки заканчивается, а от дыхания "выжженного человека" не остается и следа. Жаль, жвачка не может помочь душе. Смуглые пальцы сжимаются в кулак на автомате: три коротких стука, четыре длинных, прямо как в детстве - дверной звонок не работает здесь уже лет восемь. Когда дверь открывается, за ней нет никого, кроме Леди Говард, которая вылизывается так, словно от этого зависит ее жизнь.Брэд сидит в своей комнате, забравшись с ногами на кровать, не смотря на выходной одетый в свою форменную куртку (будто и не снимает ее вовсе), и вырезает снежинки из бумаги. Сантьяго проходит внутрь комнаты молча, садится на кровать рядом с другом - тот берет его за руку (все так же молча) и просто смотрит в глаза. В этот момент забываются и бабушка, и сигареты, и мрак, и гигантский сгусток плазмы, который вопреки устоявшемуся мнению, вовсе не греет. Весь мир Сантьяго сосредоточен в этом высоком, сутулом блондине с всегда чуть влажными ладонями, перепачканными цветными мелками. Это кажется таким естественным: держаться за руки и смотреть в глаза, чтобы там не говорила бабушка, или церковь, или кто бы там ни был. Жизнь без солнечного света невозможна, так кто же виноват, что у Сантьяго Лопеза он свой, собственный? На секунду высвобождая свою руку, он забирает у Брэда ножницы и заготовки для снежинок, откладывает в сторону и опрокидывает парня на кровать. Тот бормочет что-то о весеннем рождестве и бумажной зиме для Леди, но Сантьяго не слушает. "Солнце и снег - совершенно несовместимые вещи", - говорит он, доказывая, что их губы гораздо более совместимы.Леди Говард входит в комнату бесшумно, как это свойственно всей ее братии, и смотрит почти укоризненно."Потеряйся, сама не лучше, - шипит Сантьяго и кидает в нее подушку,- между прочим, твою тезку обезглавили из-за любовных дел".Брэд смеется, и Сантьяго Лопез понимает, что вовсе не выжжен. Просто ему нужен тот, кто зажжет в нем новое пламя.

*Екатери́на Го́вард — пятая жена короля Англии Генриха VIII. Казнена по обвинению в супружеской измене.

Смайт приглаживает волосы перед зеркалом, десяток раз накладывая и отменяя косметическое заклинание.
Как будто не в больничное крыло собирается, а на прием в отцовском имении. Как будто Андерсон заметит, как будто это то, что сейчас имеет значение.
Мерлин знает, а скорее не знает и он, зачем Смайт вообще идет туда.
Поговаривают, Смайт слишком частый гость в больничном крыле.

Когда Андерсон пропадает на восемь дней длиной в мучительную бесконечность, Смайт решает не писать отцу письма полные витиеватых околичностей и вопросов между строк.
Не собирать сплетни: те, что ходят в подземельях и башнях, те, что приносят приведения из-за закрытых дверей и кухонные эльфы из кладовых и торговых лавок Хогсмита.
Не околачиваться у гриффиндорской гостиной, нарываясь на неприятности.
Куда только девается вся его решимость за эти восемь дней.
Поговаривают, кентавры видели Андерсона в Запретном лесу.

Смайт решает не ввязываться, не искать, будто ему больше всех надо. И уж конечно, не ходить в Запретный лес за лунным крестоцветом для профессора Сильвестр. В Запретный лес, от мыслей о котором, его до сих пор холодный пот прошибает.
У Смайта очевидные проблемы с тем, чтобы придерживаться своих разумных решений.

Он, кутаясь в мантию, освещает фонарем кусты и деревья, всматривается в чернеющую чащу, даром, что крестоцвет только на прогалинах, залитых лунным светом, растет.
А когда проваливается вдруг в холод, продирающий до костей посреди теплого сентября, окунается в леденящий ужас, когда хочет повернуться и бежать, не останавливаясь до самой кромки леса и дальше к желтым, лучащимся теплом, окнам Хогвартса, понимает: нашел, что искал.
Поговаривают, Андерсон — магнит для дементоров.
Их десятки, если не сотни. Вьются жутковатой воронкой над моментально застывшей гладью пруда и темным силуэтом на противоположном берегу. Патронус Блейна тлеет слабой вспышкой на конце палочки и растворяется, не отогнав и тех, что зависают над самой головой.
Смайт прикрывает глаза и отчаянно думает о рождестве, о том, как получил письмо из Хогвартса и первом школьном дне. О том, как Андерсон улыбался и жал его руку, приглаживая второй вихры, пока их еще не развела по факультетам говорящая гора тряпья. Его патронус раскрывает крылья над водой и взмывает по восходящей, разгоняя мрак.
Он держит лазурный щит пока может, пока от напряжения не начинает дрожать рука, пока рядом с бессильно рухнувшей на землю фигурой не мелькают вспышки аппараций и серые аврорские плащи.
Поговаривают, Смайт отлучался на всю ночь и получил отработку от Сильвестр на пол семестра вперед.

Теперь Смайт собирается в больничное крыло.
Поговаривают, Андерсон опять вляпался в неприятности и выглядит на редкость паршиво.
Поговаривают, он третий день в лазарете, а стая дементоров чуть не выпила его душу.
Смайт надеется сойти за праздно любопытствующего.

— Кто здесь? – подслеповато, как близорукий, щурится Блейн. Смайт зажигает лампу под плотным абажуром у самой дальней койки, но и этого хватает, когда глаза привыкли к темноте.
— Я не к тебе, — говорит, не думая, выглядит, по меньшей мере, глупо. В палате больше никого.
Блейн подтягивается на руках выше, подкладывает подушки под спину, возится, устраиваясь.
— Я в порядке, — отвечает на незаданный вопрос, как будто знает, что нужно Смайту. Как будто сам Смайт знает, что ему нужно.
— Мне-то что, — безуспешно гнет свою линию Смайт, собираясь на выход.
— Это был ты, — бросает в спину Блейн. И это подло, не по-гриффиндорски – в спину-то.
— Не понимаю, о чем...
— Твой патронус… Спасибо, — Смайт не видит, но вымученную усталую улыбку представляет как наяву.

Поговаривают, Андерсон идет на поправку и выглядит подозрительно довольным жизнью.
Поговаривают, Смайт слишком частый гость в львиной башне после вечерних отработок.
Да мало ли что говорят.

Зрительный зал рукоплескал с удвоенной силой, словно это был первый выход группы на «поклон», а не четвёртый.
- Мы любим вас! – прокричала в микрофон Юник, вышедшая на сцену в изумрудном атласном платье с розовым поясом и своём фирменном меховом манто в пол, – помните нас такими же потрясающими, как сегодня! Неподражаемая Лакшери! – она указала за кулисы, откуда, высоко подняв подбородок, гордой походкой вышла Бриттани, облаченная в расшитое кристаллами золотое, с еле заметным абстрактным рисунком, струящееся платье и массивную темно-бордовую шубу поверх него. Юник продолжала под нестихающие аплодисменты:
- Дикая, как сама природа, Пума! – с противоположной стороны кошачьей походкой выступила Китти, одетая в ярко красное, в тон губам, экстремально короткое платье с длинными рукавами, фигурными манжетами и высоким воротом, сидящее как вторая кожа, и хищно оскалилась в зрительный зал.
- Бескомпромиссная, словно стихия, Буря! – вокруг выплывшей Тины действительно поднялся небольшой ураган, вызванный техникой под сценой, развевая её многослойное небесно-серое одеяние.
- Королева грации – Манифик! – Марли продефилировала через сцену, повернулась к залу в пол оборота, показывая открытую спину ослепительно белого платья, и выставила ногу в дерзкий разрез от подола до самой талии.
- Непревзойдённый Чёрный Лебедь! – из-за кулис появился Блейн и, отбивая высоченными каблуками чёткий ритм, направился в центр сцены, вскинув, подобно птице, руки, обтянутые чёрным кожаным в металлических заклёпках болеро, позволяя глазеющим на него рассмотреть обнажённый точёный торс. Он остановился, посмотрел исподлобья в зал и низким томным голосом произнёс:
- И, наконец, Дива из Див. Единственная в своём роде... – зал на мгновение замер в предвкушении.
- ...Юник… – тихо, но отчетливо и глубоко произнесли хором только что представленные участники группы.
Публика взорвалась овациями, первые ряды, казалось, сейчас сметут многочисленную охрану и разорвут стоящих на сцене на сувениры.
Юник, разведя руки в обнимающем жесте, подошла к краю сцены и раздала несколько воздушных поцелуев.
- Спасибо! С вами были...
- …Дивы! – под рёв беснующейся толпы, искрящиеся вокруг сцены спецэффекты и музыку с последнего сингла, шестеро построили завершающую каждое свое выступление коронную композицию и, простояв так несколько секунд впитывая восторг, удалились.
Без единого слова или даже эмоции на лице, Дивы шли за кулисами так, будто были ещё на сцене, и на то была причина – проход к гримёрке ожидаемо был заполнен толпой самых упорных журналистов, обладающих исключительными связями, которые мгновенно обступили шестёрку.
- Вы сегодня были невероятны! - быстро проговорил один из них – как вы себя чувствуете после такого достойного окончания тура?
- Спасибо, - сухо ответила Юник, - то, что происходит сейчас – идеально. Мы все испытываем наиполнейший экстаз, - её выражение лица оставалось каменным.
- Вы считаете сегодняшний концерт безупречным, или вы способны на большее? Что вы планируете делать дальше? Отдыхать? Может быть, запишите новый альбом? Вы знаете, что по рейтингам уже давно переплюнули Spice Girls во времена их славы? У вас уже есть идеи для нового альбома? Как развиваются отношения в вашем коллективе? – со всех сторон посыпались вопросы журналистов.
Юник с измученным выражением лица подняла вверх руку и все тут же замолчали. Самая проворная журналистка вылезла вперёд и в полной тишине, так как никто не посмел больше кого-либо перебивать, задала очередной вопрос:
- Как вы преодолеваете конкуренцию внутри коллектива, особенно сейчас, когда вы на пике славы и каждый из вас – достойная быть всегда на первом плане Дива?
Юник натянуто улыбнулась, а отвечать взялся Блейн:
- Это действительно странно, но мы как семья, мы все настолько любим друг друга, - он размашисто положил руки на плечи Тине и незаметно поморщившейся Китти, - что сами подталкиваем друг друга вперёд. Пума мне как дочка, Буря – как сестра, разве можно испытывать к ним какой-то негатив?
- Именно, - подтвердила Тина, - мы – королевы, и знаем это, от других коллективов нас отличает именно то, что мы – королевская семья, без ссор, ненависти и, как вы сказали, конкуренции.
- Мы такие, какие есть, - завершила Бритт.
Следующий журналист уже открыл было рот, как Марли вдруг пробурчала, смотря в потолок:
- Они все бессовестно лгут, мы ненавидим друг друга и мечтаем прикончить Юник при любой удобной возможности. Особенно Лебедь.
И Дивы, и журналисты на мгновение замерли. Первой отошла Китти.
- Хахаха, видите, единственное, в чём мы можем конкурировать, так это в чувстве юмора! – Дивы тут же дружно улыбнулись, - я думала я среди Див главная юмористка, но Манифик иногда меня обскакивает!
- Видите, - подытожил Блейн, - дружнее нас не существует коллективов.
- Всех интересует ваш следующий шаг, многие группы сдуваются после первого успешного альбома, случится ли это с вами? – спросил следующий репортёр.
- Это исключено… - начала Юник, но фразу ненавязчиво продолжил Блейн, вызвав у той тщательно замаскированные улыбкой судороги ярости.
- У нас будет новый альбом, и мы сделаем его более эпатажным и гротескным, это будет совсем уровень - он поднял руку вверх, показывая что-то очень высокое, - увидите. А постановкой сценических номеров теперь будет заниматься Лакшери, собственной персоной.
- Да, - продолжила Бриттани, - нашего постановщика нам пришлось уволить, он был никчёмным и ничтожным, я всегда его во всём поправляла. И как мы могли раньше думать, что кто-то может делать что-то лучше нас самих?
- Ещё одна вещь, в чём мы совершенно солидарны – мы просто в шоке от полной бесталанности окружающих нас людей. От стилистов до организаторов – все полные идиоты, - вздыхая сказала Тина, - они просто не понимают, как это невыносимо сложно – быть нами и терпеть таких, как они! - остальные Дивы, кивая, полностью поддержали соучастницу.
Только симпатичная тележурналистка с микрофоном дёрнулась в сторону Блейна, Юник словно отрезала:
- Мы устали и направляемся отдыхать. Пресс-конференция завтра утром. С нетерпением ждём вас всех там, - почти похоронным тоном объявила она.
Журналисты расступились и Дивы прошествовали дальше в гримёрку. Перед дверью Китти крепко приобняла Марли за талию и чуть надменно прошептала:
- Эй, детка, что это ты так открыто грубишь прессе? Не порть нам репутацию.
- Она опять голодная как бездомная собака из-за своих диет, - заходя в гримёрку с презрением отметила Тина, - вот и бросается на всё что движется.
- Я хотя бы не похожа на обёрнутую в сало утку по-пекински, - огрызнулась та.
Тина хотела было что-то возразить, но её опередил Блейн. Он закрыл дверь, подошёл вплотную к Марли и бешено глядя в глаза начал тираду чеканя каждое слово:
- Я своими, вот этими вот, руками так долго и мучительно создавал нам имидж! – он ударил ладонью в стену, - и если ещё хоть раз, ты, сука, выкинешь что-то подобное, я…
- Расслабься, Блинь-Блинь, она того не стоит, - положила руку ему на плечо Тина.
- Никогда! - он вдруг взбесился ещё больше, отдёрнулся и переправил гнев на Тину, - никогда больше не называй меня так!
Всем в комнате показалось, что Блейн в состоянии аффекта если не убьёт, то как минимум ударит Тину. Но он лишь прокричал вверх, корчась будто от боли:
- Почему, боже, почему я должен всё это терпеть?! – и опустив лицо в ладони ушёл к своему зеркалу.
- Скотина! – крикнула ему вдогонку Тина.
- На большее у тебя никогда не хватает воображения, Тина-мямля-мыслю-стереотипами-что-то там-Ченг, - смывая грим почти пропела Бриттани.
- Давай ты снова начнёшь прикидываться идиоткой, Бритт, ты мне нравилась больше, когда не могла отличить дверь от окна! Может быть ты бы уже вышла в правильном направлении!
- Тина, на правду не обижаются, - спокойно встряла Китти, - ты действительно бесхребетная тряпка, смирись с этим.
- Что? Да как ты… да посмотри вообще на себя, кошка драная! Ты больше на курицу похожа, или нет, нет – на овцу! – Тина начала заикаться в гневе.
- Ох, родная, - закатила глаза Китти, - я была рождена кошкой, Китти – это моё и первое, и второе имя. А птиц у нас тут только две – ты и этот воробей.
Блейн явно услышал их разговор и последнее слово заставило его бросить на пол флакон с духами, который разлетелся по всей комнате.
- Соловей! Я! Был! Соловьём! И сейчас я Лебедь! И я единственный, на ком вообще вся эта группа держится! Уже давно пора переименоваться в «Блейн и Шлюхи»!
К трясущемуся от переполняющей его злости Блейну сдержано подошла Юник, окинула его высокомерным взглядом сверху вниз и, простояв так несколько секунд, с размаху влепила ему звонкую пощёчину, вложив в неё всю свою силу, так, что он упал на пол, вероятно, с вывихнутой челюстью.
- Я скажу тебе кто ты, - тихо произнесла она, - ты – маленькая, неблагодарная, даже не птица – пиявка, которую мы, девушки, вытянули из болота и превратили в блистающего лебедя. А это, - она провела руками вдоль своего тела, - это та, кто я есть – Юник, создатель нашего коллектива и фронт-вумен. Тебе никогда не быть такой как я, тем более лучше меня. Ты даже не умеешь разговаривать с прессой! Какая же ты Дива, если смеешь перед камерой жестикулировать как последний мужлан? Хм… кажется, в нашей команде скоро станет на одного члена меньше.
- Зато один уж точно останется, - слабым голосом, превозмогая звон в голове, съязвил напоследок Блейн.
Юник тонко усмехнулась, развернулась и как бы случайно наступила широким каблуком всё ещё лежащему Блейну на руку. Тот сдавленно застонал.
- Прекратите! – вдруг крикнула так оставшаяся у двери, словно чем-то напуганная Марли, - послушайте себя! Что с вами? Посмотрите на себя, вы ненавидите друг друга, всё, что у вас есть, построено на лжи, - она говорила так быстро, будто её осенило, и спешит поделиться озарением с ещё не прозревшими, - вы сменяете маску за маской по несколько раз в день и уже не помните, какие без этих масок. Я сама уже почти не помню себя настоящую… Последний раз мы были сами собой ещё до выпуска из МакКинли! Опомнитесь, ведь никто из нас раньше не был таким злым и надменным! Что это? Слава? Фанаты? Пресса? Мы просто показали, кто мы есть на самом деле? Или настолько вжились в свою роль, что...
Блейн не слушал, что говорила Марли. В его голове кипела ярость, боль, унижение и жажда мести. Он знал, что он – единственная здесь настоящая Дива, что именно его любит публика и ради него собираются полные залы. И никто, кроме так цепко впившейся во власть Юник, не был ему конкурентом. В его голове уже давно родился план и сейчас он как никогда был готов к его исполнению. Через несколько часов, когда Юник, как обычно, самой последней закончит свой послеконцертный ритуал и вызовет такси, скрашивая ожидание разбором коробочек, баночек и скляночек на своём комоде… Таксист не дождётся никого….
И он, Блейн, останется единственной «Дивой из Див»…

Курт ходил мрачнее тучи. Не давал поймать взгляд. Три дня подряд сквозь зубы односложно отвечал на некоторые вопросы. И даже не напевал в душе. И запирал на ночь дверь спальни, не пуская Дэвида.
В первый день Дэвид ходил на цыпочках, давая ему время успокоиться. Во второй пытался разговорить, рассмешить, растормошить – получил подушкой по затылку и обиженно ушел готовить ужин. Но теперь ему все это надоело. Это была и его квартира тоже, а превращать ее в поле битвы он был не намерен.

– Курт, поговори со мной, – поймал в очередной раз летящую в него подушку и отбросил на стоящий возле двери стул. – Ну сколько можно?
Курт сверкнул глазами, гордо вздернул и без того курносый нос, плотнее завернулся в старую кофту Дэвида, которую теперь постоянно носил дома, и отвернулся. Дэвид прикусил губу, чтобы не улыбнуться, – не подходящий момент, совсем не подходящий.
– Ты бледный, опять не выспался? – Курт не пошевелился. – Обычно это ты говоришь умные слова и прочувствованные речи, я же тупой спортсмен, помнишь? – если раньше на такое Курт вскидывался, начинал до хрипоты спорить, не важно с кем – с самим ли Дэвидом, или с тем, кто так его назвал, то теперь даже ухом не повел. – Курт, это же была твоя инициатива, ты сам предложил выбросить что-то твое взамен той старой футболки, которую больше не мог на мне видеть.

Дэвид пересек комнату, сел рядом с Куртом на кровать и приобнял за плечи, удержав, когда тот попытался вырваться.
– Ты почти ничего не ешь, плохо спишь, два дня не выходишь на улицу – разве он того стоит?
Курт снова фыркнул что-то неразборчивое и дернул плечом в тщетной попытке освободиться.
– Не дергайся. Давай-ка посчитаем. Мы договаривались один к одному, верно? Одна твоя вещь против одной моей. Ты выбросил три моих футболки…
– Они были старые! – наконец-то подал голос Курт.
– … спортивные штаны…
– С дырой на колене, Дэвид.
– … в которых было очень удобно убираться. Футбольный мяч и две старые хоккейные клюшки…
– Это просто хлам! Считай это избавлением от старых вещей перед грядущим переездом. Потом купишь себе новые. И одежду купим тебе новую. И отдельный костюм для уборки, – почти выплюнул Курт и резко дернулся, все-таки вырываясь, снова обхватил голые колени руками и уткнулся в них лицом.
– А если вспомнить еще коробку старых моделей самолетов, ракушек, прочих сувениров из разных поездок – да-да, с трещинами, отколотыми краями, потерянными частями, очередной хлам, точно. И все же это же больше одной вещи, Курт, разве нет? Но это не я дуюсь с того момента. Дался тебе этот старый одноглазый медведь.

Курт вскинул голову, словно собираясь что-то возразить, но только сильнее прикусил губу и отвернулся к окну.
– Снова приступ многозначительного молчания?
– Мне принес его отец, когда не стало мамы, – тихо выдавил Курт.
Дэвид помолчал, нахмурился:
– А почему сразу ничего не сказал?
– Не знаю. Твои любимые футболки, мяч и клюшки – первые победы, модели самолетов – детские мечты, сувениры из поездок, которые так много для тебя значили. Ты молча складывал все в коробки, а я начал бы спорить? Когда мы только надумали переехать в новый дом? Да я даже и не предполагал, что стану так по нему скучать, – Курт потер переносицу, чтобы не разреветься, но все-таки всхлипнул.

Дэвид молча вышел из комнаты, прикрыв дверь, – знал, что, несмотря на все эти месяцы вместе, Курт все еще стеснялся плакать при нем.
Курт чувствовал себя глупым и бесконечно – больше, чем обычно, – сентиментальным, но ничего не мог с собой поделать. Наверное, потому и согласился расстаться со старой игрушкой, что пора уже было избавляться от этой привычки цепляться за мелочи. И Дэвид часто обижался, что Курт обнимает во сне медведя, хоть ничего и не говорил. А теперь вот без него и не спалось. Хотя, может, дело в том, что и самого Дэвида он уже две ночи не обнимал.

Курт размазывал слезы по щекам, когда услышал, как тихо открылась дверь комнаты, и почувствовал мягкое прикосновение к лодыжке. Рядом с ним на кровати сидел потертый, бывший когда-то темно-бронзовым и пушистым медведь.
– Дэвид?..
Тот засунул руки в карманы, качнулся с носка на пятку и как можно более беззаботно пожал плечами.
– Если бы он не был тебе дорог, ты не притащил бы его в нашу постель. Так что я не смог его выбросить. Правда, хотел отдать уже в новом доме. А ты так вот расклеился…
– Но…
– Никаких “но”, и, знаешь, тот хлам и правда давно пора было выбросить.

Кварцевый песок, галька и вздувшийся трещинами асфальт – вот что простирается на много миль вокруг. Примитивный и оттого мало запоминающийся пейзаж.

Поговаривают, что дальнобойщики, которые выбирали эту автостраду в обход федеральной, не раз оставляли на ней свои мозги, жизни и накопленные пожитки. Чем сейчас может заниматься простой мексиканец? Контрабандой, дером от полиции или миграционной службы, то-то и оно.

Справа по борту проплывает догорающий бампер грузовика. Казалось, кто-то привязал пламя к зеркалу заднего вида на леску, и теперь оно медленно следует за нами. Показывается сам фургон. Охваченный рябью высоких температур, закопченный и обугленный, еще недавно он перевозил телевизионное оборудование. Это если поверить надписи, пущенной по мятому боку, и не вскрывать багажник, ведь все содержимое растащили еще до нашего появления. От сгорбленного за рулем тела валит дурно пахнущий дым. Сантана бубнит формальное «en paz descanse», но не останавливается: брать с покойника нечего.

В очередной раз я объясняю себе: мы едем не день и не два. Порой забываешься и кажется, что в пути мы провели долгие-долгие годы. Автострада стирает границы, и в какой-то момент перестаешь различать, где заканчиваются твои мысли, и начинаются мысли спутника, где действует твое собственное тело, а где – чужое.

Кажется, последний раз это случилось сегодня утром. Ледяной песок как обычно расстилался зеленоватыми, угрожающими хребтами. Я принялся озираться в поисках дорожного знака, под которым мы остановились, и с удивлением обнаружил, что гляжу на пустыню глазами Сантаны. Моя спутница спряталась от заносов пыли на каменном взгорке, обитом ветрами, и, с ног до головы замотанная в пончо, раскуривала тонкую деревянную трубку (у нас нет личных вещей, практически все позаимствовано у здешних мертвецов; уверен, они не в обиде). Лопез продолжала безразлично пялиться на куст колючек вдалеке, а меня уже вовсю скручивало знакомым ощущением больной, мозаичной реальности. Сантана быстро раскусила мою попытку очистить ее мысли от пелены теней, налипшей за ночь, и вышвырнула вон. Доли секунды мое сознание летело как пробка, пущенная из бутылки шампанского. Удивительно. Я все еще помню, что такое шампанское…

- Не смей! - лицо Сантаны исказилось гримасой страха, смешанного с гневом, хотя мы оба понимаем, что прыжки в чужую голову контролировать практически невозможно.

Иногда, по правде, очень редко приходят другие воспоминания, и получается что-то вроде короткой передышки. Доза морфия, после которой ненадолго расслабляешься и вдыхаешь полной грудью. Я все еще не уверен, сколько в них правды, и не навеяны ли они смрадом прелой резины. В этих воспоминаниях я вижу края своей клетчатой рубахи, чувствую, как удобно ногам в тренировочных кроссовках. Мы с Сантаной бродим по какому-то маленькому городу, и она – вдруг, неожиданно – в полосатом сарафане. Смеется. Я бы все отдал, чтобы услышать Сантанин смех тут, на клочке мексиканской земли, обнесенной огненным дождем.

Тяжело закашливаюсь, и замечаю, что солнце давно висит на другой стороне горизонта. Что-то внутри меня булькающе стонет. Вынужденная остановка. Я знаю, что будет дальше и сопротивляюсь изо всех сил.

- Ты же голодный, - спохватывается Сантана. Она все еще зла на меня за утреннее происшествие. Лопез не хочется признавать, что тени в ее сознании скрывают лишь пустые углы. Слишком мало в нас осталось человеческого, и если я заставил себя перестроиться, смириться, то Сантана продолжает плыть против течения. Мы бродим где-то в потемках, шарим руками по илистому дну, и песок забивается к нам в рот, чтобы стесать острые зубы.

Единственное, что я ненавижу в себе новом, так это голод. Пячусь от Лопез назад, как прибрежный рак.

- Так надо, - веско говорит Сантана, сдергивая с себя пончо, пропитанное потом и солью, - Не двигайся.

Но я только набираю обороты.

- Закрой глаза, - почти нежно просит она и шлепает по предплечью до появления живого розового оттенка.

Уговоры кончились. Запах разносится, будто им обмазали каждую травинку, торчащую из песчаных комков. Мне остается только прижаться к Сантане и жадно глотать вязкую плотную жижу, ощущая каждый деликатные оттенки: усталость, надежда, смятение, страх – множество вещей, которыми Сантана Лопез пропитана до самого основания. Вкусная. Чувствую, как дрожит низ ее живота: она прижалась ко мне всем телом и натужно всхлипывает, давясь ссохшимися слезами. В такие моменты кажется, что мне следовало родиться ее сыном, а не ее другом.

Заметно похолодало. Сытый и довольный, я стараюсь поработать грелкой, но Сантана откидывается, полностью обессиленная. Баюкает руку застиранным бинтовым полотном.

- Мы сегодня больше не едем, - шевелится язык в красивой прорези рта.

Как будто Лопез на самом деле умеет извиняться. Я устраиваюсь подле нее, тяжело валюсь на клочок желтоватой травы. Сантана укрывает нас обоих пончо и устраивается головой у меня на животе. Мне хочется сказать, что она совсем не бездушная, что где-то внутри, в кровяных токах – там столько всего живого и острого, но усталость берет верх, и я тут же отключаюсь.

Может быть, я бы проспал до самого утра, надеясь, что уж этой-то ночью будет поспокойнее. Может быть, Мексика прольется слабым дождем. Мы наполним фляги питьевой водой, чтобы опять не цедить кислое питье из растения, похожего на лопух в ядовито-красных прожилках.

- Сука, - вдруг говорит кто-то надо мной, и я рычу от бешенства. Секунду назад на мне снова красовалась клетчатая рубашка, джинсы и кроссовки, а Сантана рассказывала про какую-то смешную девчонку и ее жирного кота. Кот, который ест фондю, надо же такое придумать!

Пялюсь в темноту несколько секунд, пока на темном контуре не проступает мужская фигура. Тот самый, обгоревший водитель. Высокий молодой парень, вовсе не местный: бледное лицо, удивленно приподнятые дуги бровей, всклокоченные волосы.

Сантана шарит вокруг себя в поисках мачете, но тот давно выменян на запас маисовых лепешек и драгоценных льняных зерен.

- Почему не помогла? – воет мертвец, не на шутку обиженный, - Ты же меня узнала!

Лопез покрывается постыдным румянцем, а парень, почуяв свою правоту, уже не просто потрясает кулаками в воздухе, а нависает над Сантаной всем корпусом, дыша, как загнанная лошадь. Кровь Сантаны Лопез, разлившаяся по всему телу, пригвождает меня к земле и не дает сделать и движения. Я едва сигналю Лопез, и та догадывается нащупать под моим боком тяжелую флягу. Лучше ударить его в лицо? А, может, метить в колено?..

Сначала я даже не понимаю, что происходит. Лопез не двинулась с места, а живот погорельца с треском пропарывает металлический серпик. Жидкость хлещет из раны, словно из дырявого ведра, под нашими ногами шипят, выжигаясь, мелкие травинки.

Мертвец рушится лицом вниз, и мне предоставляется шанс увидеть ее. Молодая женщина с глазурованной калаверой вместо лица. Темно-красные, нет, даже пурпурные волосы обрамляют белоснежный овал черепа, украшенный рисунком из розовых бутонов. Губы подшиты полыхающей нитью. В глазницах сдержано сияют два драгоценных камня, раскаленных докрасна.

Это очень красивая женщина-смерть. Сквозь длинный подол ее платья прорастают побеги вьюна, и стягиваются вокруг нас больно жалящей сетью.

- Ты пришла за ним? – шепчет Сантана, завороженная блеском камней.

Каждый день мы видим только пыль, песок и разлагающуюся плоть тех, кто уже не спасется. Даже в богом забытой Мексике. Вообще-то, бог больше занят Европой и Центральной Америкой, где он душит, топит и карает людской род, так что мы решили ненадолго сбежать от него, пользуясь тем, что земля круглая.

- Нет, - ласково поправляет ее девушка-Смерть и присаживается рядом, - Я пришла за тобой. Хочешь?

Теперь-то я понимаю, кто отбирает у Сантаны воспоминания одно за другим и превращает ее разум в шкаф с пустыми полками. Почему Сантана не вспоминает знакомого ей мертвеца, и почему в самой сладкой крови много растерянности и слишком мало веры в себя. Я понял, кто делает нашу автостраду бесконечной. А не приплачивают ли федералы этой бабе?..

- Я могу убрать всю твою боль и сомнения, - между тем, предлагает девушка-калавера, - Ты станешь намного счастливее, Сантана.

И улыбается своими полными красными губами. Ветер легко играется с ее розовыми волосами, напитываясь душным углеродом. Вьюнки облетают, превращая твердую землю в ковер из мертвой сморщенной органики.

- И смогу пить, сколько захочу? – шумно сглотнув, спрашивает Сантана.

- Сколько захочешь, - хозяйка пустыни переливчато смеется в рукав праздничного платья. Сколько их она уже перемерила.

«Замолчи, идиотка!» - беззвучно ору я, без движения валяясь на боку под пончо Сантаны, - «Заткнись, пожалуйста, и все опять обойдется! Какого черта ты не выпила перед сном травяную выжимку?»

- А Дэйва с собой можно взять? – наконец-то предчувствуя подвох, уточняет Лопез: каменные глаза Смерти здорово напекают людям мозг, если в них долго смотреться.

И тут прекрасная калавера вдруг оборачивается ко мне и одаривает таким пренебрежением, что я изо всех сил пытаюсь ответить тем же. Сантана давно меня не слышит. Дело даже не в том, что я напился ее крови и пота, и меня временно развезло. То есть, конечно же, парализовало.

Смерть прицокивает языком, явно не соглашаясь.

- Дэйв? Странное прозвище для мотоцикла. Нет, Сантана, Дэйва взять нельзя. Хорошие мексиканские девочки не берут тотемы с собой в кровать.

- Он не тотем! Он мой друг, - вскидывается Сантана.

- Сан, послушай, - хмурится Смерть, совсем по-человечески, - Я устала тебе это объяснять. Если твой друг умирает посреди пустыни от заражения крови, и ты заключаешь его в неодушевленную вещь, то он – тотем. И живым больше не станет. Как Финн, Пак или малышка Бриттани. - Калавера терла свой белоснежный лоб, пока у меня из бака сочилось переваренное, переработанное топливо, точнее, ежедневное жертвоприношение Сантаны.

Теперь, когда я готов был признать себя несуществующим и давно ушедшим, Сантана Лопез из последних сил цепляется за свои воспоминания, отдавая их скорее не хозяйке пустыни, а мне. Я смотрю на осунувшееся обветренное лицо и жалею только о том, что не могу прикоснуться к нему ладонью. Сантана прислоняется к моему заднему колесу как к опоре, которая может придать ее решению твердости.

- Тогда не хочу, - просто говорит она.

Девушка-Смерть скрипит крупными белыми зубами.

- Не хочу, - упорно повторяет Сантана.

- Какого хрена ты дал им свободу выбора, старый маразматик? – ввопит хозяйка пустыни, воздевая руки к облезлому кусту бересклета. – Почему все должно быть так сложно?

- Ты еще меня вспомнишь, - выплевывает сквозь зубы прекрасная калавера и пинает меня по кожаному креслу.

Только осмелевшая Сантана хочет открыть рот, как почерневшие вьюны обвиваются вокруг наших тел, и острые побеги ввинчиваются в мой бензобак и покрышки. Рядом хрипит Сантана Лопез: вьюны быстро и умело пережимают ей сонную артерию.

***
Кварцевый песок, галька и вздувшийся трещинами асфальт – вот что простирается на много миль вокруг. Примитивный и оттого мало запоминающийся пейзаж.

Мы едем медленно и довольно: кажется, этой ночью мы наконец-то смогли хорошо отдохнуть. Сантана Лопез прижимается к моему боку, и от одного этого я напыщен, горд и умиротворен.

- Ты видишь, что там? – азартно спрашивает Лопез, показывая пальцем на какой-то предмет в дымке жары. Цвета плывут, но это определенно человек. Живой, - Может, выменяем на мое пончо нож или мачете, - мечтательно тянет Лопез.

Но у путника нет ни мачете, ни ножа. Мы останавливаемся перед очень красивой девушкой. Ее аляповато-розовые кудри убраны в простой хвост, а тонкое летнее платье расшито узором из вьюнков.

- Где ты нашла розы? – пораженно спрашивает Сантана, не сводя с незнакомки взгляда.

- Секрет, - улыбается она, показывая крепкие белые зубы, - Подбросите?

- А куда тебе надо? – я высовываюсь с водительского места нашего пикапа и осматриваю незваную попутчицу подозрительным взглядом.

- Как можно дальше отсюда. Слыхали, тут в штате неподалеку был ужасный пожар. А потом потоп.

- Блядь, - сквозь зубы ругается Сантана.

- У меня есть деньги, - наконец, говорит девушка, - И маисовые лепешки.

- Садись, - я тут же открываю ей заднюю дверь, - Погнали на Запад.

Хозяйка пустыни проворно забирается на кожаное сидение. В ее ушах адовым пламенем сияют сахарные калаверы.

Еле определилась со 2,3 местом, всё как то неоднозначно.

2 - В рассказе видимо переходный момент-передышка, тоже надо суметь написать. Как всегда - на уровне, но сегодня не цепляет. И слава богу, не можете же вы мне постоянно абсолютно нравиться) А конкретно Адам потрясающий)
3 - ...Выражение лица 'WTF?!' не сходит с моего лица до сих пор =) Я вообще не люблю Гли в фэнтезийной вселенной, но у вас полный абсурд, что не может не радовать. За смелость пять баллов, вы убили больше половины каста О.о что, кстати, у меня вызвало гомерический хохот) Единственный минус - такой рассказ явно не влезает в формат драббла, больше похоже на краткое содержание хоррор-сказки с огрооомным потенциалом. И неожиданный, лично для меня, конец истории, до последнего, если честно, была уверена в Объединённом Королевстве Фаберри. Чуть чуть бы более внятно, и точно включила бы в тройку.
4 - Очень понравилось, забавно, а потом... Мэтт.. То есть.. Мэтт?!?
 Я. Всегда. Знала. Что. Он. Гей. =)
Нет, я понимаю, что не тот Мэтт, но от этой мысли теперь не отделаться никак)
Понравилось как написано, лёгкие диалоги, и, с одной стороны, Арт описан очень вскользь, а с другой - спасибо, что обыграли его именно так, без сексуальной подоплеки)
5 - Такой плюшевый, тёплый драббл) Очень мило, просто, легко, живо и реально. И пропитано добром) Спасибо за эту работу!
9 - Я буквально недавно только узнала о существовании Саньяго и Брэда.. И уже приготовилась к трэшу, как вдруг.. мне понравилось) То есть их история действительно может быть замечательной, если автор не пишет её с целью исключительно рассказать о том, как они трахаются, жаль это единичные случаи.
13 - Блин, люди, что вы курите, что у вас такое воображение?! Идеально, автор. Просто другая ступень. Ваше творение из тех, что хочется перечитывать снова и снова, вникая в каждую деталь. Настолько ёмко, фактурно и осязаемо, что не передать. Плюс я крайне неравнодушна к мексиканской мифологии. Очень много всего хочется вам написать) Я бы на вашем месте плюнула писать фанфики и написала бы своё полноценное большое произведение, честно) Бесспорно первое место.