Блейн смотрит на танцующего и поющего на сцене Курта, и ему кажется, что он видит его полёт вниз. Так бывает − обман зрения, иллюзия, мираж. Кажется, что человек на вершине, а на самом деле он с переломанной шеей давно валяется у подножия своей славы.

Имя Курта действительно стало синонимом успеха, и время от времени Блейн слышал и о новых шоу с его участием, и о кассовых фильмах, и о концертах, билеты на которые невозможно купить в свободной продаже. Поэтому, чтобы попасть на сегодняшнее представление, Блейну пришлось подключить свои старые связи.

Не самое лучшее место в партере и не самые лучшие воспоминания – итог уходящего вечера. Когда стихают последние звуки шоу и шум аплодисментов, Блейн протискивается к гримёрке Курта мимо ошалелых поклонников и кольца охраны. В отличие от возбуждённой толпы, у него есть разрешение там находиться. Он показывает шкафообразному телохранителю у двери пластиковую карту с нужными отметками, и тот пропускает его внутрь.

− Пять минут, − роняет два слова охранник. Блейн согласно кивает − ему больше и не нужно, чтобы убедиться в правильности своих подозрений.



Курт давно забыл о сексуальности на кончиках пальцев, он давно не наивный светлый ребёнок, наивности в нём не осталось совсем. Он давно уже громко стонет, вцепившись зубами в простынь, когда новый партнёр безжалостно вдалбливается в него. И ему нравится так, потому что именно в эти моменты он чувствует себя живым. Боль рождает чувства, зажигает потухшие эмоции и заставляет открывать глаза с каждым новым туманным рассветом.

Ещё одно шоу позади, значит его ждёт новая доза стимуляторов. Теперь можно, он оставил всего себя на сцене, и вознаграждение поблёскивает в искусственном свете лампочек на зеркале. Курт задумчиво смотрит на пузатый пузырёк с серебристыми капсулами и не реагирует на вошедшего в гримёрку. Ещё один поклонник с избитыми фразами и ненужным поклонением.

− Я оказался прав, ты всё-таки на стимуляторах.

Голос прошлого заставляет обернуться.

− Тебя это удивляет? – Курта накрывает привычной злостью, он не любит нравоучений.

− Ты изменился.

− Все меняются, − пожимает плечами Курт. − Ты тоже изменился, и меня тошнит от этого глянцевого блеска, Блейн. От вашего благополучия, которым вы пропитались с головы до пят. Меня тошнит от таких, как ты. Вы не видите ничего дальше собственного носа из-за раздутого эго. Почему-то считаете себя умнее всех, считаете, что вправе приходить и учить, как жить. Вы сами живёте в своих благополучных замкнутых мирках, по расписанию, по трафарету, по придуманным самими правилами. И не понимаете, что есть и другая жизнь. И что люди хотят жить по-другому. И живут.

− Как ты?

− Как я.

− Это не жизнь, это медленное самоубийство.

− Это мой выбор.

Курт зло взглянул на Блейна, потянулся за сигаретами, щёлкнул зажигалкой, и, глядя Блейну в глаза, выпустил длинную струйку дыма.

− Зачем ты пришёл?

Блейн хотел бы и сам это знать. Он ехал на работу и увидел огромную сияющую афишу с Куртом. Голограмма переливалась огнями и яркими красками, но мёртвые глаза смотрящего с неё Хаммела заставили содрогнуться. Блейн озвучивает свои мысли:

− Мне показалось, что тебе нужна помощь.

− Тебе показалось, − слишком быстро отвечает Курт, и это звучит неубедительно.

− Может быть.

В гримёрке повисает тишина, которую снова разрывает Блейн.

− Ты и сам знаешь, чем всё кончится. Однажды ты не проснёшься, хотя твоё время ещё не истекло.

− Уходи, − устало бросает Курт. − Ничего нового ты мне не скажешь.

− Мне очень жаль, Курт, − с сожалением произносит Блейн. − Мне действительно очень жаль.

Курт молчит, сжав губы в тонкую линию.

− Прощай, − тихо закрывает за собой дверь его прошлое.



Блейн идёт домой, и под его ногами хрустят, крошась, благие намерения.

Поворот ключа в двери собственной квартиры, давно знакомый запах парфюма, мягкий свет в спальне. Не спит, тихо улыбается Блейн.

− Как всё прошло? − не поднимая взгляда от книги, спрашивает Себастиан.

− Ожидаемо, − пожимает плечами Блейн и садится рядом на кровать.

− Я больше не буду никого просить достать билет на его шоу.

− Не понадобится, − отвечает Блейн и откидывается на спинку кровати, заложив руки за голову.

Себастиан пристально смотрит на Блейна, понимающе кивает и снова углубляется в чтение.

Окна полосует мокрыми лентами дождь, смывая то, что никто не в силах исправить.

Слишком сильный ветер, слишком много ошибок. Блейн качает головой.

Своих ошибок он уже не повторит.

от автора: постапокалипсис



Им обещали, что все будет хорошо. В ответ они подписали бумаги, прошли подготовку, купались в заинтересованных взглядах и выкладывались на полную - знали, что поступают правильно. Еще бы: первые счастливчики, кто испытает Моментум! Дорогую инновационную технологию.

Их, конечно, выбирали за дело - молодых ребят, крепких, выносливых, дружелюбных. Психически стабильных. Дочерей и сыновей Огайо.

«Давайте научимся правильно дышать», - говорила приветливая медсестричка, вводя ребристую трубку в горло Пакерману. Вздувшиеся вены, напряженный кадык, сжавшиеся кулаки – вот каким был Джейк, лежавший тогда на каталке. Марли гладила его по коротким волосам. Кити презрительно сощуривалась.

Но все-таки Райдера не мучили лишние сомнениями. Действовала атмосфера центра: приятный персонал, внимание прессы, сытный завтрак и ужин, занятия с преподавателями, частные уроки игры на пианино (для необходимого развития мелкой моторики), ежедневные физические нагрузки. Казалось, их готовят к космическому полету или Олимпийским играм - во всем чувствовалась основательность и точность.

Как-то раз после кросса Райдер и Марли сидели на парковой лавке, совершенно выжатые, и постепенно приходили в норму. Марли убирала назад свои слегка влажные волосы и пила из бутылочки охлажденную воду. Райдер залюбовался на плавный изгиб движущейся шеи, но вовремя себя одернул: Роуз чужая. Нужно бороться с привязанностью, нужно отпустить. Ведь он, Джейк и Марли пошли на Моментум вместе. Звучит кощунственно, но для Райдера этот опыт был намного ценнее и важнее.

- Что будешь делать, когда мы проснемся? – утирая рот рукавом ветровки, спросила Марли.

«Отсоединю дыхательную трубку, оценю состояние тела, проверю кратковременную память (произнести личный порядковый номер), проверю долговременную память (назвать дату рождения мамы), встану с постели, пройду в раздаточный отсек и нажму на кнопку вызова персонала», - в памяти сама собой пронеслась инструкция.

- Как проснусь, сразу займу большое зеркало, - наперекор инструкции заявил Райдер, - Уверен, журналюги будут ждать прилизанного красавчика, а не парня со следами желчи на лице.

Не все испытания проходили гладко. Было вовсе не смешно, но Марли искренне рассмеялась.

- Тогда ко мне не подходи!

- Ну конечно. Я же буду любоваться своей неземной красотой!

Почти у каждого из них от нагрузок лопались мелкие сосудики. Особенно заметно было на лице и ладонях.

Таким оказался вечер перед запуском. Не смотря на накалявшийся электричеством воздух, Линн чувствовал себя неплохо. Рана под названием «Марли Роуз» не болела, лучший друг Джейк встретил перед отделением крепким рукопожатием. Райдер даже позаигрывал с язвительной Китти, а после заполнил последний тест - набор кружочков, разноцветных цифр и бесформенных клякс, которые следовало дорисовать карандашом.

Медсестра, улыбчивая низкорослая Долорес, ввела им уже привычные трубки, подключила к аппаратам, смазала виски проводящим гелем и, слегка растроганная, пожелала приятного пути.

Они должны были выйти из Моментума через месяц, полностью обновленные. Все, черт возьми, должно было быть хорошо. Они даже подписали об этом бумаги…



Возможно, Райдер Линн очнулся оттого, что основание пластиковой трубки лопнуло, исчерпав срок годности. Треснуло прямо по заводской спайке, и Райдер начал разевать рот вхолостую, давясь твердыми кусками, когда вспомнил об инструкции. Мышцы казались тяжелыми и усталыми: рука совершила несколько пустых взмахов и только потом - натужное движение к лицу. Сорванная трубка с маской заколотились под кроватью.

Райдер скосил глаза в сторону, но вместо белоснежного антибактериального покрытия пол устилал старый линолеум, прожженный в нескольких местах.

Заколотилась подступающая к горлу тревога, и Райдер по-новому ощутил всю эту работу внутри него: бухающее сердце, сосуды, расходящееся из центра груди тепло. Словно бы долгое время ничего такого с ним не происходило.

Он подтянулся в постели, огляделся: рядом на сдвоенной койке лежали Джейк и Марли. Две живые мумии, пришло на ум Линну. Оба без движения, вытянутые по струнке. Вместо лиц – гладкие восковые маски, устрашающе скуластые. Райдеру хотелось закричать, но голос не возвращался. Он уставился куда-то далеко, сосредоточенный на извлечении какого-нибудь простого звука, и вдруг рассмотрел полную картину.

Ряды, целые ряды коек, протянувшиеся от одной стены залы до другой, скрытой полумраком. Это место точно не могло быть частью центра Моментум, Райдер бы узнал. Он заторможено сполз с кровати, удивляясь, как это у него получилось.

Ноги держали. Трясся пресс. Давно Линн не ощущал себя настолько уязвимым. Он обернулся назад и через несколько коек наткнулся на фигуру Китти. Бледный, убранный светлыми волосами полупрофиль. Она лежала иначе, чем остальные: на боку, подобрав под себя ноги. Пожалуй, Китти была единственной, кто не выглядел фарфоровой куклой с запахом нафталина.

Райдер потрепал ее за плечо, комкая слова. Пульс Китти Вайлд бился ужасающе медленно, словно кто-то замедлил ход ее личного времени. Райдер позволил себе усмехнуться. В кои-то веки можно было выйти из общей палаты и не бояться, что он пропустит что-нибудь интересное.

Плутания по коридорам отняли у него полчаса. Площади оказались безликими, с облупившейся краской, выдранными полами и дверными наличниками. Через битые стекла задувал ветер, но к окнам Райдер не подходил. За рамами находился реальный мир, смотреть на который он был пока не в состоянии.



Первым живым, которого встретил Райдер, оказался долговязый парень по имени Себастиан Смайт. Райдер застрял в дверях, точнее, под сорванным косяком в холле первого этажа.

На Смайте болталась несвежая полосатая пижама, и он цедил в кружку кипяток из древнего автомата.

- Ты чего там встал? – с неудовольствием спросил Себастиан и поскреб светлую щетину.

Райдер заволновался, стал открывать и закрывать рот, выдавая глухой клекот, а потом мышцы не выдержали, и он рухнул в пыль, раскраивая щеку кусочком асбеста.

- Считай, что у нас тут ремонт, - хохотнул Смайт, шлепая тапками по черно-белой шахматке, - Полегче, так и концы отдать недолго.

Смайт бережно перехватил эмалированную кружку левой рукой и помог Райдеру подняться.

- Как спалось? – спросил он, уводя Линна одному ему известными ходами. Чем дальше, тем больше здание напоминало улей.

«Куда мы идем? Почему ты меня помнишь? Что будет дальше?» - не терпелось спросить Райдеру.

- Захлопнись, - поморщился Смайт новым завываниям. – Зря я, конечно, спрашивал… Вот и пришли.

Они оказались в небольшой комнате, у которой был вполне обжитой вид. Койка со смятой простыней, двойная подушка. Столик, электроплитка, кресло с вырванным на подлокотниках наполнителем. Клетка и мелкая вертлявая птичка внутри. Пиджак на вешалке. Старый проигрыватель пластинок.

- Сохранилась только пластинка Битлов, - мрачно пояснил Смайт. – «Желтая подводная лодка» снова и снова. Скоро крыша поедет.

- Кры-ша по-е-дет, - по слогам повторил Райдер и обрадовался.

- Будешь так улыбаться, сломаю руку, - Смайт упал в кресло и захрустел сухарем.

Если Райдер верно помнил, Смайт когда-то был совсем не таким. Более утонченным. Менее… нервным.

- Ты изменился, - поделился наблюдениями Райдер.

- А ты нет, здоровяк.

Себастиан выглядел так, будто только что мастерски отмочил шутку. Оскалился, заработал челюстью энергичнее. Глотнул дымящегося кипятка.

- Моментум, - медленно сказал Райдер, заново пробуя слово на вкус, - Что с испытаниями? Они прошли?

- Они провалились, - с жалостью пояснил Себастиан. Судя по всему, для него это была больная тема. Настолько, что на некоторое время он потерял интерес. Завис, пялясь себе под ноги, а после подскочил в тапках и залпом осушил кружку.

- Марли, - протянул Райдер, опускаясь на чужую кровать, - Когда она проснется?

- Не знаю, - отрезал Смайт, - У тебя есть уникальная возможность выкинуть черного парня с койки и немного поспать рядом с ней. Как будто вы влюбленные.

- Отвратительно.

- Я так делал, - спокойной признался Смайт, - Я имею в виду, делал, только не с той девчонкой.

- Освежает? – огрызнулся Райдер.

- Немного. Я чувствовал себя не таким одиноким. Так что если чувствуешь себя одиноким, разрешаю полежать со мной. Можно сказать, это такая маленькая традиция.

- Ты точно переслушал «Желтой подводной лодки».



- От тебя пахнет пыльным ковром.

- Знаю.

- Не хочешь помыться?

- Воды пока нет. Жду.

- Сколько?

- Неделю.

Они улеглись на постели Смайта спинами друг к другу. Себастиан не врал: дышать стало легче.

Смайт был живой, он что-то говорил, подначивал Райдера, выспрашивал незначительные детали о жизни в центре, о МакКинли, об учениках. Воспоминания возвращались к Райдеру волнообразно. Буквально недавно он едва мог вспомнить свою фамилию, а теперь делился всем, что приходило в голову.

- Мы бегали по шесть километров в день. Джейк умирал на кроссе, зато в зале, когда бил грушу с Блейном…

Себастиан напрягся.

- Прости, - сказал Райдер.

- Ничего, - после паузы ответил Смайт, - В конце концов, мы часто видимся. Даже бываем на свиданиях. Это когда я ем хлопья, сидя на его тумбочке, а потом быстро дрочу, пока мой сексуальный парень лежит как солдат на выправке. Знаменитая поза 61.

Райдер зажмурил глаза, уткнувшись в подушку.

- Знаешь, - задумчиво сказал Смайт и перевернулся на спину, - Если бы сила любви могла возвращать из Моментума, он бы обязательно очнулся. Так что особо не расстраивайся насчет той девчонки.

- А кто сказал, что… - начал Райдер.

- Не ты первый, - пробурчал Себастиан. – Поднимайся. Надо тебе тут все показать, чтобы больше не плутал.

- Так ты меня видел? – изумился Райдер, пока Смайт менял пижаму на форму Далтона – красивый пиджак с красным кантиком и галстук. Пижамные штаны заменить было нечем, так что ансамбль вышел неполным. Глядя, насколько торжественно Себастиан затягивает галстук, Райдера ужаснулся, как же долго, должно быть, Смайт присматривал тут за ними в одиночку.

- А больше никто не просыпается? – уточнил Линн.

- Бывает, - загадочно ответил Смайт, - Видишь ли, это происходит постепенно.

Они вышли к винтовой лестнице и теперь смотрели вниз, на десяток этажей с одинаковой черно-белой линолеумной шахматкой. Одинаково запущенных и старых.

- Мы где, Себастиан?

- Так вот, - проигнорировал его вопрос Смайт, зачарованно глядя на закручивающуюся спираль перил, - Каждый просыпается по-своему, но всегда очень медленно. Это может занимать недели, а то и месяцы. Думаешь, ты вот такой Райдер Линн проснулся и тут же встал? Брехня! Я замерял твои показатели больше трех недель, прежде чем ты просто открыл глаза.

- Вообще-то я помню, что подавился трубкой.

- А кто тебе ее сломал? – взвизгнул Себастиан, шлепнув по бетону ободранным тапком. - Кто тебя подтолкнул, тормоз? А сколько ты тащился до холла с автоматом?

- Полчаса или около того, - промямлил Райдер.

- Четыре гребанных часа. - Смайт вздохнул, - Я успел сбегать на ланч и помыть полы до того, как изобразить чудовищное удивление от встречи с тобой.

- Неужели, - не мог подобрать слов Райдер.

- Так принято, - снова напустил тумана Смайт, - А вот здесь у нас котельная. Следи, чтобы все было исправно, иначе зимой все эти куколки людей замерзнут к чертям. А ты окажешься виноват.

- Что? – не понял Райдер. – А когда зима?

- Скоро. Возможно… - пробормотал Смайт. – А, может, и не очень. Просто следи за этим датчиком. Чтобы не опускалось ниже двадцати. Если опустится, добавь угля в печку.

Райдер не выдержал, схватил Смайта за плечи и встряхнул так, что широкоплечий Смайт выпучил глаза, а длинная челка свесилась ему на нос.

- Сколько я спал? – заорал Линн, комкая лацканы далтоновского пиджака. – Сколько, твою мать, я проспал?

- В комнате есть календарь, - скривив рот, заявил Себастиан.

- Я тебя спрашиваю!

- Долго, - Себастиан поднял глаза, и оказалось, что вокруг них залегли первые морщинки. Такая невесомая паутинка из недоспанных ночей, волнения, ответственности, страха, упорства и злости. Взгляд человека, который точно не мог быть Райдеру одногодкой.

- Тебе не семнадцать? – недоверчиво спросил Линн.

- Нет, - Смайт оглянулся на одну из общих спален, - Может, двадцать пять. Или двадцать шесть. Пару лет назад сбился.

- Как такое возможно? – не унимался Райдер, меряя коридор широкими шагами. Сквозняк задувал под полы фирменного халата в буквой «М», который был так обтрепан, что напоминал плащ пирата с затонувшего судна.

- Мы же все хотели поймать момент, так? – усмехнулся Смайт. – Моментум. Наверное, не наша вина, что вместо долгой счастливой жизни под препаратом мы получили многолетнюю кому и психическую заторможенность. Тут ведь каждый просыпает раз в семьдесят или сто лет - кому как повезет - выглядывает в окно и вкалывает себе еще немного Моментума. Все хотят выиграть время и попасть в тот мир, где можно существовать по-человечески.

- Я уже просыпался? – спросил Райдер, оглядываясь на ряд дырявых рам.

- Нет, - Себастиан покачал головой, - Иначе бы помнил. Скорее всего, у тебя высокий индекс. С высоким индексом спят дольше. С низким – меньше. Я, например, просыпался уже четыре раза. Чем дальше, тем короче сон под препаратом. Я теперь старею. Старею неизбежно и достаточно быстро. Теперь единственное, чего я жду – это встреча с одним хранителем.

- Не со мной, - добавил Райдер.

- Не с тобой, - кивнул Смайт. – В этот раз снова не повезло.

- Мне жаль, Смайт. Правда.

- Ничего. Просто мне пора спать, ясно? Вот и разговорился. Можешь забирать мою кровать. Корми Паваротти, заполняй на каждого индивидуальную карточку. Припасы в холодильнике и на складе. И запомни: мы в общей желтой подлодке. Расходуй съестное с умом, думай о следующем хранителе.

- О Марли? – Райдер улыбнулся, думая о том, как Китти ворочается в своей кровати.

- Если повезет, - Смайт вернул на место сбившийся галстук и пошлепал в общую спальню, ложиться в сдвоенную кровать, гасить керосиновый ночник и спать. Ровно до следующего раза.

Райдер громко повыдувал воздух через рот, пригладил волосы - вроде бы успокоился. Линн медленно двинулся к окну, заглянул и тут же отпрянул. Что ж, теперь ему срочно была нужна компания из канарейки и старого проигрывателя пластинок.

Сегодня был лучший день в жизни Курта Хаммела. Сегодня его отец наконец-то купил ему новые танцевальные туфли, о которых малыш так давно мечтал. Поэтому, замерев на краю тротуара около своего дома, он не мог налюбоваться обновкой, с улыбкой наблюдая, как в блестящей лаковой поверхности отражаются солнечные лучи. Скорее всего, он рассматривал бы их ещё довольно долго, если бы не соседский мальчишка, который, проехав рядом с Куртом на дорогом трёхколёсном велосипеде, бессовестно окатил его водой из лужи. Основной удар, конечно же, пришёлся на те самые туфельки, по которым сейчас медленно струилась серая грязь.

Плотно сжав кулаки от злости, Курт поднял гневный взгляд на обидчика, остановившегося в паре шагов от Хаммела. Кажется, его звали Себастьян. Оценив причинённый ущерб, сорванец безучастно пожал плечами:

– Ой, прости, мне так жаль, – после чего прыснул со смеху и махнул рукой. – Хотя вру, вообще не жаль.

Курту стоило больших усилий не разрыдаться прямо перед этим неприятным мальчуганом. Чувствуя, как горло сдавливает ком обиды, а глаза щиплет поволока подступивших слёз, он только и смог прокричать вслед отдаляющемуся Себастьяну:

– Я тебе отомщу!

Но тот уже вовсю крутил педали, пока не скрылся за углом одного из особняков.



Лениво перекатившись на бок, Курт стёр испарину со лба тыльной стороной ладони и с многозначительной улыбкой взглянул на Себастьяна, развалившегося на постели.

– И как это вообще произошло? До сих пор в голове не укладывается.

Смайт усмехнулся и скрестил руки под затылком:

– Чувак, это же выпускной. В эту ночь априори случаются самые невероятные вещи. К тому же, скажи спасибо Пакерману, который подмешал в пунш какое-то дешёвое пойло, из-за чего у всех буквально снесло крышу.

Хаммел покачал головой и задумчиво закусил губу.

– Что прикажешь со всем этим делать?

– Прикажу расслабиться и получать удовольствие, – хмыкнул Себастьян и потянулся к Курту за поцелуем, однако после вдруг замер и удивлённо повернулся в сторону окна. – Какого чёрта?..

– В чём дело?

Смайт внимательно прислушался, жестом воззвав Курта к молчанию, а затем резко вскочил с кровати и приблизился к окну.

– Они должны были вернуться только вечером… – пробубнил себе под нос Себастьян, нахмурившись. – О боже, с ними ещё и бабуля.

– Что?.. – продолжал недоумевать Хаммел.

Развернувшись обратно к Курту, Смайт хлопнул в ладони и торжественно сообщил:

– Поздравляю. Похоже, тебя ждёт незапланированное знакомство с моими родными.

– Что?! – снова пискнул парень сорвавшимся на фальцет голосом. – Но, как же…

– Тогда дуй в шкаф.

– Ты издеваешься?!

Однако непроницаемое выражение лица Себастьяна тут же дало Курту понять, что говорил он на полном серьёзе.

– Предпочтёшь полёт из окна?

Не успел Хаммел и глазом моргнуть, как оказался насильно втиснутым в тесный двустворчатый шкаф между вешалок с одеждой, несколько из которых тут же обрушились ему на голову.

– Эй, этот шкаф совершенно не приспособлен для того, чтобы в нём прятался человек! Если он не карлик, конечно. Чему я, кстати, почти не удивлюсь, вспомнив о твоих изощрённых пристра…

– Да заткнись ты уже! – строго шикнул Смайт и, торопливо натянув боксеры, забрался под одеяло.

Едва ли не в следующее же мгновение дверь в комнату отворилась и на пороге показалась мать Себастьяна – высокая женщина с длинными каштановыми волосами, крупными локонами ниспадающими на острые плечи. Следом в поле зрения возникла и фигура отца.

– Доброе утро, боец. Уже проснулся? – поинтересовался лысеющий мужчина с косматыми усами.

Смайт-младший наигранно зевнул:

– Да, буквально только что…

– А у нас гости, – радостно сообщила женщина и пропустила вперёд крохотную старушку в выпуклых очках.

– Бабуля! Какой неожиданный сюрприз! – воскликнул юноша, протягивая к родственнице руки для приветственных объятий.

– Ты бы хоть рубашку накинул, что ли… – закатила глаза мама и уверенно направилась в сторону шкафа. Себастьян в свою очередь только успел открыть рот, чтобы возразить ей, как родительница потянула за ручки дверок и громко вскрикнула, отпрянув на несколько шагов. По-видимому, увидеть среди груды одежды абсолютно голого незнакомого парня, тщетно пытающегося прикрыться одной из футболок, она ожидала меньше всего.

– Здравствуйте, – неуклюже чирикнул Курт, сам не зная зачем.

Услышав из-за створок чужой голос, к жене тут же подлетел мужчина. Он окинул суровым взглядом явившуюся взору картину и, повернувшись к Себастьяну, разъярённо взвыл:

– Что здесь, мать твою, происходит?!

– Последний писк моды, – не растерялся тот, пожимая плечами. – Шкаф со встроенным стилистом.

– Эта прекрасно подойдёт под цвет глаз, – осторожно пролепетал Хаммел и протянул женщине бирюзовую рубашку.

Возникшую после паузу вскоре нарушил грохот рухнувшей в обморок старушки.



Ники лопнула новый пузырь из жвачки и вопросительно уставилась на супругов.

– Так для чего вам, говорите, нужны деньги? – наконец вызвался прервать молчание Курт.

– О, что вы, я делаю это не ради денег, – отмахнулась блондинка, покачивая в воздухе туфлей на шпильке. – Просто захотелось помочь таким милым ребятам, как вы. Ну, знаете, почувствовать себя добрым семеритянином…

– Самаритянином.

– Без разницы, – ответила девушка, а затем звонко хихикнула и заговорщицки прошептала: – Но на самом деле я задолжала банку за кредит, потому что меня турнули с работы за вечные опоздания. Так что было бы неплохо, если бы вознаграждение составило хотя бы тысяч пять-десять.

Супруги в очередной раз с сомнением переглянулись, а в кармане Ники тем временем зазвонил телефон, заполнив комнату громыхающим припевом «Black Star».

– Да. Что? Нет, сегодня не получится. И в ближайшие девять месяцев, как я понимаю, тоже, – процедила Ники в трубку, подмигнув парням. – Потом объясню, созвонимся вечером, ладно? Не могу говорить. Давай, до связи.

Засунув сотовый обратно в карман, девушка вздохнула и вновь обратила свой взгляд на Курта и Себастьяна.

– Так на чём мы остановились?..

– Любишь Radiohead? – поинтересовался внезапно Смайт, чем вызвал незамедлительное недоумение на лице мужа.

– Шутишь? Да меня зачали под «High And Dry».

Себастьян какое-то время молчал, едва заметно кивая и настукивая шариковой ручкой по планшетке, после чего растянул губы в довольной улыбке и, привстав с дивана, протянул претендентке руку.

– Спасибо. Думаю, вы нам подходите.

– Что? – в унисон крякнули Ники и Хаммел. Последний, правда, скорее возмущённо, чем изумлённо.

– Мы сообщим вам о деталях. Ждите звонка, – так же любезно произнёс Смайт и проводил девушку до двери.

Когда он повернулся к супругу, взгляд Курта способен был прожечь сквозную дыру на его собственной радужке.

– Что это сейчас было? – раскинул руки в стороны Хаммел и двинулся навстречу Себастьяну. – Ты не хотел бы познакомиться с оставшимися претендентками? Или хотя бы услышать моё мнение по поводу этой особы?

– Она слушает Radiohead, – сказал в свою защиту Смайт, приобнимая нахмурившегося мужа за талию.

– И что с того?

– А то, что у нашего ребёнка должен быть хороший музыкальный вкус.



Курту казалось, что они сидят в этом узком коридоре, где от едкого запаха медикаментов начинала кружиться голова, уже целую вечность.

– Она там рожает или второго пришествия ждёт? – простонал Себастьян, облокотившись на колени и запустив пальцы в волосы.

Хаммел хотел было вновь успокоить мужа, как из дверей операционной появилась полноватая медсестра с копной огненно-рыжих волос, кое-где выбивающихся из-под шапочки. Промокнув лоб рукавом халата, она обронила усталый вздох и направилась в сторону оживившихся супругов.

– Ну и кто отец?

– Я, – в один голос ответили парни. – Или он.

– В общем, один из нас точно, – пояснил Курт, активно жестикулируя.

Женщина непонимающе изогнула бровь.

– То есть? Вы не знаете, кто из вас отец ребёнка? И так спокойно об этом говорите? – медсестра подошла ближе и, мгновение помешкав, прошептала: – Но есть же для этого разнообразные экспертизы ДНК или шоу «Мори» на худой конец… Если эта девица собирается выкачивать из вас обоих алименты, то…

– Нет, вы, кажется, нас неправильно поняли, – снова замахал руками Хаммел.

– Определённо, – хмыкнул Себастьян и продемонстрировал обручальное кольцо на своём пальце. Курт проследовал его примеру.

Некоторое время медсестра усердно переваривала полученную информацию, а затем зашлась грубым гортанным смехом.

– Что ж вы сразу не сказали. Я-то почти сутки на ногах, ни черта уже не соображаю…

– Да всё в порядке, – натянуто улыбнулся Смайт. – Так как там Ники? Родила уже?

– Родила, – хмыкнула женщина и сложила руки на груди. Кажется, ей доставляло особое удовольствие так бесцеремонно тянуть время. – У вас девочка.

Супруги переглянулись, замерев друг напротив друга с ошеломлёнными лицами и пытаясь вернуть свой благополучно утерянный дар речи. Первым из оцепенения вышел Курт:

– У нас девочка… – почти беззвучно проговорил Хаммел и бросился в объятия мужа, принявшегося осыпать поцелуями его щёки и шею.

– И девочка, – вдруг прервала миг полнейшей эйфории медсестра, о присутствии которой новоиспечённые отцы уже успели забыть.

– Что?.. – только и смог выдавить Себастьян.

– У вас двойня, – ухмыльнулась женщина и зашагала вниз по коридору. – Поздравляю, папаши!



– В общем, по предварительным подсчётам я обхожу свою главную конкурентку на несколько позиций. Так что у меня есть серьёзные шансы стать в этом году королевой выпускного, – радостно сообщила Ванесса и гордо махнула белокурой гривой.

– Это же замечательно! – восторженно воскликнул Курт. – Не сомневаюсь, ты ею станешь.

– Ага, пойдёшь по стопам отца, – тихо усмехнулся Себастьян, за что тут же напоролся на строгий взгляд Хаммела.

А вот Эбигейл явно оценила иронию, одобрительно отбив Смайту «пять».

– А у тебя какие новости, Эби? – поинтересовался Курт, вернувшись к трапезе.

Брюнетка повела плечами:

– А я приготовила ведро свиной крови, чтобы облить её, когда всё произойдёт. Ну, знаете, как в «Кэрри».

Ванесса со звоном отложила столовые приборы и, открыв рот от возмущения, вытаращилась на сестру. Себастьян издал кроткий смешок, едва не поперхнувшись красным вином. Хаммел же вновь с каменным лицом уставился на супруга.

– Что? – хмыкнул Смайт, переводя взгляд с дочек на Курта. – Она же просто пошутила.

– Эм-м, вообще-то, нет, – язвительно протянула Эбигейл, продолжив ковырять вилкой овощное рагу.

– Давно хотела спросить, вы точно прибегали к помощи одной суррогатной матери? Потому что мне действительно не даёт покоя мысль о её родстве с Сатаной, – фыркнула Ванесса и выпрямила спину, однако через мгновение вскрикнула и резко согнулась над столом – по-видимому, ощутимо получив от сестры по ноге.

– А меня о твоём с флаконом лака для волос, – не растерялась Эби и запустила в блондинку скомканную салфетку.

Курт устало вздохнул, осознав, что очередной перепалки между дочерьми им не избежать. Он поднял глаза на Себастьяна в поиске поддержки, но тот лишь смиренно улыбнулся и покачал головой, глядя на мужа исподлобья. От подобного хорошо знакомого жеста Хаммелу на душе как всегда почему-то стало спокойнее.



– Это был Хэллоуин, – прохрипел Смайт, тыча в сторону Курта скрюченным пальцем.

Но Хаммел был непреклонен.

– Нет, День Благодарения.

– Хэллоуин! Уж я-то помню, когда сделал тебе предложение!

– Откуда? – ухмыльнулся старик, складывая руки на кашлатом джемпере. – Да ты о том, что было сегодня на завтрак, вспомнить не сможешь!

– Да что там помнить? Каша и котлеты рыбные.

– Это всё потому, что меню в пансионате не менялось с 71-го года. И всё-таки это был День Благодарения.

– Ты был одет, как Битлджус!

– Тебе никогда не нравился мой стиль.

Себастьян утомлённо провёл ладонью по исполосанному сеткой морщин лицу и закатил глаза.

– Иногда ты бываешь просто невыносим. Хотя, постойте-ка… Ты всегда невыносим!

Курт обиженно нахмурился, из-за чего между его косматых бровей пролегла глубокая складка, и устремил гневный взгляд на Смайта. Тот лишь махнул рукой:

– И не надо тут устраивать молчанку, тебе всё равно здесь больше не с кем поговорить. Лучше ходи давай, – мужчина кивнул на шахматную доску и откинулся на спинку ротангового кресла.

Хаммел какое-то время сидел, насупившись и не меняя позы, но через минуту, кряхтя, всё же придвинулся к столу и потянулся к пешке. Однако не успел Курт дотронуться до фигуры, как вдруг схватился за сердце и сгорбился, издав протяжный стон. На лице мужчины отразилась гримаса боли.

– Что? Что такое? – Себастьян взволнованно подлетел к мужу, который начал медленно сползать в кресле.

– Сердце, – еле слышно выдавил Курт, зажмурившись и крепко сжав руку супруга.

Смайт окинул мужчину испуганным взглядом и огляделся по сторонам:

– На помощь, – попытался прокричать старик, но с губ сорвался лишь сиплый шёпот. Да и кроме них в этом отдалённом скверике, как назло, не оказалось ни души.

Себастьян вновь склонился над Хаммелом, но тот уже лежал без сознания. Смайта одолел настоящий страх. Он осторожно прижал голову мужа к своей груди и потряс его за края джемпера.

– Эй, Курт… Держись, слышишь? Не смей меня покидать! Только не сейчас, старый ты маразматик. Почему тебе во всём необходимо быть первым…

Но Курт не отвечал. Себастьян продолжал сидеть рядом с ним, целуя его ещё тёплый лоб и поглаживая руку, которая по-прежнему сжимала его пальцы. Чувствуя, как горячие слёзы скользят по желобкам морщин, а тело и разум сковывают тиски безысходности и отчаяния. Он не переставал процеживать одни и те же слова на ухо супруга, хотя не видел в них больше смысла. Но лишь они помогали ему не забиться в истерике.

– Вставай, слышишь? Не смей, не смей бросать меня! Я же… Как я без тебя? Зачем я без тебя…

Смайт безнадёжно всхлипывал и причитал над телом Курта ещё несколько, казалось бы, бесконечных минут, пока не услышал поблизости какой-то странный звук. Сначала он было подумал, что ослышался из-за нахлынувших эмоций, но когда опустил глаза на мужа, убедился в происходящем воочию. Хаммел смеялся, то и дело прерываясь на скрипучий кашель.

– Что?.. Какого чёрта? Ты не умер? – изумлённо воскликнул Себастьян, отстраняясь.

Курт привстал на локтях и ехидно взглянул на мужчину:

– Я же обещал, что отомщу тебе.

– Ах ты дряблый кусок дерьма! Старый пройдоха! Думаешь, это смешно? Да я тут чуть концы не отдал!

Но Хаммела такая реакция супруга раззадорила ещё больше, из-за чего он и вовсе зашёлся громким хохотом, откинув назад голову.

– Ещё раз ты выкинешь что-нибудь подобное! Я тебя сам к праотцам отправлю, на этот раз по-настоящему, ты меня понял?!

– Понял, – хмыкнул Курт и внезапно с невероятной добротой посмотрел на Смайта, чьё лицо при виде улыбающегося мужа так же постепенно перестало быть таким рассерженным.

– Вот и прекрасно, – проворчал Себастьян, возвращаясь на своё место и придвигаясь обратно к столу. – Тогда пригладь свои три волосины и давай ходи, пока я не засчитал тебе поражение.

Рейчел поёт. Стоит в луче света от старенького прожектора на маленькой сцене в Маккинли Хай, Лайма, Огайо. Но ей чудится – она на Бродвее, об этом кричат все афиши, люди раскупили билеты, толкаясь в очередях и спеша успеть. И вот теперь они здесь, и Рейчел поёт.

Рейчел поёт. Идеальное платье – чуть колышется от сквозняков и её легких шагов, идеальная прическа – волосок к волоску, идеальная мимика – Рейчел столько репетировала это выступление, что ошибиться попросту не может, все отработано перед зеркалом, доведено до автоматизма, до идеала. И теперь, когда не нужно думать обо всех этих мелочах, Рейчел поёт.

Рейчел поёт. Звонкий голос летит к потолку, отражается от стен, сталкивается с собственным эхом и вырывается за пределы здания, города, штата, страны, планеты. Ему нипочём границы, голос Рейчел везде, в каждой точке необъятной вселенной. И на самых далёких планетах существа, похожие и не похожие на людей, замирают, закрывают глаза, впитывая эти звуки как благодать. А Рейчел поёт.

Рейчел поёт. Люди украдкой вытирают слезы, сжимают покрепче ладони любимых. Распускаются цветы, веселее заливаются птицы. Эльфы перелетают с лепестка на лепесток, а феи дарят неисчезающие подарки крёстным, которые больше могут не бояться наступления полуночи. Даже сама ночь отступает, воздух становится прозрачным, темнота переливается десятками ярких огней – нотами магии, ведь Рейчел поёт.

Рейчел поёт. И кажется, что время бежит непозволительно быстро, его не хватает, совершенно непозволительно не хватает, чтобы полностью насладиться теми эмоциями, что сквозят в каждом звуке. И хочется остановить бег часов, полёт ветра, замедлить вращение планеты, чтобы оттянуть тот момент, когда ей придётся замолчать, когда песня закончится. Но это будет позже, а пока Рейчел поёт.

Рейчел поёт. Финн улыбается, скользит взглядом по лицу и фигуре, по стройным ножкам и тонким пальцам с яркими аккуратными ноготками, по сверкающим волосам, лежащим по плечам мягкими волнами. Он видит её на сцене и одновременно дома в ванной, в спальне, в гостиной – перед зеркалом, с расчёской в руке вместо микрофона. Он помнит волнение, слёзы, недовольство, когда что-то получалось не так, как хотела она. Помнит, как выходил, едва слышно прикрывая за собой дверь, чтобы не мешать, не раздражать, не отвлекать, не скользить тенью в зеркале позади неё. Помнит, как видел её лишь поздним вечером перед сном или за обеденным столом во время ужина – все остальные минуты и часы Рейчел посвящала репетициям перед этим выступлением. И теперь Финн понимает – всё не впустую, всё было правильно. Главное, что Рейчел на сцене, что Рейчел – поёт.

Но музыка утихает, последние звуки её голоса теряются в аплодисментах и криках “Браво!”, Финн встаёт вместе с остальными зрителями – как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рейчел, зардевшись, кланяется и убегает за кулисы.

Зрители ещё не успевают усесться обратно на места, а сияющая Рейчел уже подскакивает к Финну, обнимает, прижимаясь головой к груди, замирает, вдыхая знакомый аромат одеколона и геля после бритья, успокаивается.

– Ты замечательно выступила, малышка, я горжусь тобой, – Финн ласково проводит ладонью по волосам и крепко обнимает в ответ.

И счастливая Рейчел не ворчит, что он может испортить её прическу или помять платье, поднимает голову и смотрит ему в глаза:

– Правда? А бабушка будет гордиться?

Финн улыбается ещё шире, морщины в уголках его глаз становятся глубже – он знает, что для Рейчел нет большего кумира.

– Конечно, будет. Уверен, она обязательно скажет тебе об этом сразу же после собственного выступления.

Десятилетняя егоза довольно кивает, отпускает деда и переводит взгляд на сцену, куда под бурные овации уже выходит бывшая выпускница Маккинли Хай, звезда Бродвея Рейчел Берри-Хадсон.

от автора: тревожащие темы

Хантер возвращается из группы поддержки около девяти – как обычно, мрачный и, как обычно, выжатый. Он стягивает ботинки около входа, оставляет там же куртку и уходит на кухню.
Себастиан ставит перед ним чашку чая – кофе Хантеру больше нельзя.
– Все нормально?
Не хорошо – у Хантера сейчас не бывает хорошо, – нормально. Отсутствие новостей – хорошие новости. Хантер вздыхает и притягивает Себастиана к себе, зарываясь лицом в живот:
– Как обычно. Лезут в душу, чертовы терапевты. Как будто они знают, что такое...
Себастиан прижимает его к себе сильнее, двумя ладонями за коротко стриженный седой затылок – Хантер замолкает, не договорив. Зачем, если они оба знают, что именно он хотел сказать.
Если они оба знают, зачем вообще он ходит в эту группу поддержки два раза в неделю.
Если они оба знают, почему он поседел в тридцать два.
Если они оба знают, что он до сих пор плачет во сне.


Они встретились – впервые после школы – четыре года назад. Себастиан тогда собирался на встречу выпускников – она же вечеринка Соловьев того состава, она же приуроченная к остальным событиям седьмая годовщина свадьбы Джеффа и Ника, но его тогдашний парень уговорил его поехать с ним на другую тусовку. Тусовка, полная "морских котиков", что может быть лучше, подумал тогда Себастиан и позвонил Джеффу, чтобы извиниться. "Ну ты хоть потом заезжай просто так", – вздохнул на это Джефф, и Себастиан, пообещав, что непременно заедет, отправился с Митчем в Норфолк.
– Это Тони, это Джастин, это Стив, – перечислял Митч друзей, одинаковых на первый – и третий, и пятый, и восьмой – взгляд морских пехотинцев. Себастиан кивал и делал вид, что запоминает. – Это Кайл, это Эрни, а это...
– ...Хантер Клэрингтон, – закончил за него Себастиан.
– Смайт, – протянул в ответ Хантер с обычной своей крокодильей улыбкой и только шире развалился в своем кресле.
– Вы знакомы? – нахмурился Митч, переводя взгляд с одного на другого.
– Вроде того, – кивнул Себастиан и переключился на Хантера. – Когда мы виделись в последний раз, ты вроде как собирался в Эйр Форс.
– Когда мы виделись в последний раз, ты истекал слюной на хоббита с голыми лодыжками.
– Десять лет прошло, – скривился Себастиан: за Блейном он пробегал до колледжа – и вспоминать об этом не особо любил.
– Именно, – развел руками Хантер. – Ты не бегаешь за Андерсоном, а я не летчик.
И улыбнулся Себастиану так, будто последний раз они виделись не эти самые десять лет назад, а вчера.

Себастиану хватило недели, чтобы бросить Митча, а на следующий день они с Хантером уже съезжались. Они еще даже не спали вместе, но Хантер уже втаскивал свои вещи к нему в квартиру.
– Только я все равно уеду через месяц, – предупредил он тогда. Себастиан только кивнул: он уже встречался с военными, он помнил принцип.
– Но ты же вернешься, – пожал он плечами и завалил Хантера на кровать, не дав ему закончить с чемоданом.

И Хантер вернулся – через полгода. А потом еще через полгода. И еще. И еще через три месяца. А потом спросил, будто между делом, когда они шли из магазина с тяжеленными пакетами:
– Но ты же не изменяешь мне здесь ни с кем?
И Себастиан впервые в жизни ответил на этот вопрос честно:
– Нет, мой капитан.
– Я лейтенант, – фыркнул Хантер и, поставив пакет на землю, сгреб Себастиана за плечи одной рукой – прямо посреди улицы. Себастиан тогда рассмеялся:
– Не думал, что когда-нибудь ты перестанешь строить из себя натурала на людях.
– А кто мне что скажет? – улыбнулся Хантер в ответ и оглядел полупустую улицу: вдали трое подростков гнались за четвертым на великах, какие-то дети гоняли мяч прямо на тротуаре, бомж на скамейке курил сигарету. Себастиан же смотрел на Хантера – на ставшие еще шире со школьных времен плечи, на татуировку до самого локтя, на невозможный загар – откуда он вернулся, из Ливии, Сирии, Замбии? – и понимал, что, в общем-то, да, никто.
– Сейчас какой-нибудь шустрый мудак на скейтборде стащит наш пакет, – только и фыркнул он на это и взъерошил Хантеру волосы. – И идем уже домой.
Они тогда провалялись на кровати двое суток, не вставая, им обоим было лень даже есть – а под конец и трахаться, и они уже просто лежали, обвившись друг вокруг друга, как подростки, и Хантер терся носом о его макушку, а Себастиан оглушительно зевал и сбрасывал звонки, один за другим – никаких дел в ближайшую вечность. А потом телефон зазвонил у Хантера – мелодией, которая стояла у него только на командование – и весь их маленький рай в ту же минуту пошел трещинами и начал крошиться.
– Я вернусь дней через десять, – сказал Хантер через пять минут, положив трубку и подхватив на плечо так и не разобранную с последнего похода сумку. – Это одна операция.
– Десять дней, – покачал головой Себастиан, ворча – не зло, просто обиженно, он, вообще-то, как дурак, взял в этот раз недельный отпуск – и все для того, чтоб поваляться два дня? – Десять дней и ни минутой больше, если ты опоздаешь, я не пущу тебя в дом, понял меня?
Хантер в ответ поцеловал его в висок.

Он вернулся, конечно.
Через четыре с лишним месяца, опоздав на сто двадцать шесть дней.
И поначалу Себастиана не хотели даже пускать к нему, запертому в дальнем крыле военного госпиталя:
– Мистер Клэрингтон, – начал было очередной мудак в форме – Себастиан уже не различал их, одинаковых, с седыми ежиками на головах и кучами плашек на мундирах, – мы не можем пропустить вас...
Себастиан, не удержавшись, расхохотался ему в лицо – его приняли за мужа Хантера. Не то чтобы Себастиан не думал об этом, он даже планировал кое-что, но Клэрингтоном еще не был. По счастью.
– Я не Клэрингтон, – зачем-то сказал он.
– Что?
– Я не Клэрингтон, я Смайт, – повторил Себастиан – и с самым злорадным из всех удовольствий наблюдал за тем, как медленно до мудака в форме доходит, да, вот так, его отец в последние годы забрался достаточно высоко, чтобы его фамилия была на слуху даже у таких вот солдафонов. – Я Смайт – и, я думаю, вы можете.
Но, оказавшись в палате, малодушно подумал, что, наверное, стоило бы подождать еще пару дней. Потому что четыре месяца плена не проходят бесследно – и Хантер не стал счастливым исключением.
– Придется тебе меня не пускать, – хрипло, надтреснуто пробормотал тогда Хантер и несмело улыбнулся – той половиной рта, которая не была похожа на мясо.
– Ты помнишь? – только и смог спросить Себастиан, подходя ближе – на ватных ногах пять футов по крохотной палате были похожи на переход через горы. Хантер сглотнул с усилием и поднял на него глаза – бесконечно мертвые:
– Я только поэтому и не свихнулся там, Смайт.


Хантер принимает таблетки – успокоительное, снотворное, антидепрессанты. Он съедает горсть с утра – за исключением снотворного, разумеется – и еще одну, уже с ним, вечером. Сегодня не исключение, Хантер вытряхивает из четырех разных коробок по пилюле и подставляет под кран чайную чашку.
Себастиан смотрит за тем, как жадно он глотает воду – и как дергается при каждом глотке горло – и зачем-то думает, что, помнится, Хантеру нравилось, когда он скользил по нему языком. Он облизывает губы, думая, а не попробовать ли – но Хантер уже отставляет чашку. Себастиан откладывает в сторону бумаги – новое дело, подарок отца, пропуск в "Салливан и Кромвель", если он выиграет – и поднимается из-за стола.
– А работа? – уточняет Хантер.
– Закончу утром, – отмахивается Себастиан.
Или ночью, когда – если – Хантер уснет, но об этом ему знать не обязательно. Хантер благодарно кивает – Себастиан подозревает, что он знает, но они оба предпочитают делать вид, что не догадываются о маленьких хитростях друг друга. Так как будто бы проще.
Хантер устраивает голову у него на груди. Себастиан кладет подбородок ему на макушку – короткие стриженные волосы колют кожу, но он уже привык – и к этому чувству, и к тому, что Хантер зачем-то стрижется так, что стрижка прибавляет ему лет пять, как там было, "иррациональное желание ветеранов выглядеть как ветераны", смеялся как-то Хантер – он тогда целую неделю пропускал чертову группу поддержки, и настроение у него было отличное – до того момента, когда ему позвонил кто-то из командования и напомнил, что это обязательная часть реабилитации. Себастиан, наверное, не понимал чего-то – зачем ходить туда, где тебе опять будет плохо – но Хантер покачал головой:
– Зато потом будет лучше, иначе бы не заставляли, – и Себастиан усмехнулся грустно:
– Но если не станет, я не пущу тебя домой.
– Да будет так, – согласно кивнул Хантер и поцеловал его.

Если подсчеты Себастиана верны, то ходить туда Хантеру осталось всего пару месяцев – это шестнадцать походов, и он будет абсолютно свободен, и они будут вольны свалить отсюда куда угодно. В Нью-Йорк, например – Себастиан не уверен, что Хантеру там понравится, но знает точно, что там в любом случае будет лучше, чем в этой глуши, где сами улицы навевают тоску своей бесконечной и одинаковой, как под копирку, зеленью с белым. Он никогда не любил эти спальные районы с благополучными домиками на пять миль в каждую сторону.
– Слушай, что ты думаешь насчет Нью-Йорка? – вдруг спрашивает он, когда Хантер, кажется, уже почти уснул.
– Я думаю, что тебе предложили работу, и ты не знаешь, как сказать мне об этом, – Себастиан фыркает на это – у него никогда не получалось скрыть от Хантера хоть что-то. Даже сейчас. – Будь я на твоем месте, я бы не спрашивал, а бросил эту старую развалину и свалил один.
– Если старая развалина заикнется на этот счет еще хоть раз, я повешу ее на заднем дворе, – предупреждает Себастиан.
– Отличный вариант, я не против, – усмехается Хантер – и прежде, чем Себастиан успевает хоть что-то ответить, добавляет: – Это я насчет Нью-Йорка. Хотя задний двор меня тоже устраивает.
И без предупреждения закрывает Себастиану рот тяжелой ладонью, запрещая отвечать. Себастиан согласно улыбается и целует его пальцы.

Два месяца. Если все получится, то уже скоро все будет хорошо – почти как в школе, ну, за исключением того, что в школе они до самого выпуска терпеть друг друга не могли...
...и первым делом в Нью-Йорке нужно будет завести мерзкого белого кота, чтобы он ссал Хантеру в ботинки.

Т08-01 Хорошая работа, автор. Мне очень жаль вашего Курта, на самом деле. Какой-то одинокий и совсем несчастный он у вас получился. Не от хорошей жизни он стал таким, явно, хоть и добился того, чего хотел, – слава, успех, поклонники. Ему точно не помешало бы дружеское плечо. Многое вы оставили «за кадром», но я люблю додумывать, поэтому – спасибо за работу и в целом за участие в Марафоне.

Т08-02 Я очень люблю истории из серии постапокалипсиса и люблю Райдера)) Вы дали мне и то, и другое. Мне очень понравилась ваша работа, правда, в ней однозначно видны задатки на нечто большее, на более полную версию развития событий. Мне нравится ваш стиль, ваше видение героев и ваши детали, будь то единственная уцелевшая пластинка Битлов или полосатая пижама Смайта. Спасибо вам за работу, с удовольствием бы прочла расширенную версию) Спасибо за участие в Марафоне!

Т08-03 Автор, вы прекрасны! Просто лет ми лав ю ! Каждый временной кусочек их жизней заставлял меня умиляться и хохотать в голос! Ваше чувство юмора удивительно совпадает с моим, поэтому мне так не хотелось, чтобы ваша работа заканчивалась) Можно было бы процитировать понравившиеся моменты, но я бы просто утянула весь текст в комментарии) Их взаимные подколки чудесны, девочки просто прекрасны, а «три волосины» поставили огромную позитивную точку в конце. Спасибо и за эту работу, и за участие в Марафоне)

Т08-04 Безумно пронзительная работа. Читала и ком в горле стоял с первых же строчек. Удивительно лёгкая, светлая и хрупкая работа, не может не вызвать ответных эмоций. Читаешь и действительно кажется, что эльфы и феи существуют, что волшебная сила голоса способна и не на такое. Спасибо за такую развязку, за егозу и за Рейчел Берри-Хадсон. Спасибо за участие в Марафоне!

Т08-05 Люблю этот пейринг. И вы так бережно описали их отношения на протяжении всего этого времени, это тянущееся ожидание и желание быть вместе, вернуться и вернуть. В ваших персонажей однозначно веришь и сопереживаешь. У них непременно всё будет хорошо, и мерзкий белый кот обязательно будет пакостить в их Нью-Йоркской квартире)) Спасибо за работу и участие в Марафоне!

2. Я купилась на всю эту мимоходную конкретику, намёки в пол предложения, из которых воображение раздувает целые истории.. Люблю подобные работы, когда читаешь вроде бы драббл, а в голове выходит практически книга)
1. Капелька жёсткой реальности всегда была моей слабостью...
4. Прямо совсем милота) Ну как такое в тройку не включить =)

Т08-03 - признаться честно, долго не могла решить,кому отдать первое место – вам или участнику под вторым номером. Но, скорее всего, ваш легкий и здоровый (а, может быть, напротив – совсем чуточку нездоровый) юмор стал решающей песчинкой на чаше моих весов. Люблю от души поулыбаться, читая работы. И это как раз такой случай.А еще люблю, когда повествование яркими красками рисует в воображениичеткую картинку. И снова попадание – я запросто могу представить застуканного в шкафу Курта и шокированную бабулю, бесшабашную Ники, таких разных Эби и Ванессу и, конечно же, Хаммела и Смайта, ворчащих и параллельно играющих в шахматы. Это очень здорово, правда. А еще меня подкупает ваша идея пронести жизни персонажей через вереницу долгих лет. Большое спасибо за чудесную историю!

Т08-02 - неожиданно для себя, я поняла, что получила огромное удовольствие, когда закончила читать. Из раза в раз пишу, что фантастика и близкие к ней темы – это не мое, но снова добавляю, что на этот раз дела обстоят иначе. Если быть честной до конца, большую часть фанфика я почему-то плохо понимала, что происходит, но это не испортило общего впечатления.  Мне до безобразия понравился ваш Себастьян. Если бы произошло что-то подобное, уверена, именно таким бы Смайт и оказался в итоге. И сама не знаю, почему, но на меня произвели большой эффект упоминания о канарейке и о пижамных штанах, так не подходящих к далтоновскому галстуку и пиджаку.

Т08-04 - один из большущих плюсов вашей работы – это интрига. Я до последнего думала, что речь идей о нашей Рейчел, а не о маленькой звездочке, которой достались замечательные бабушка и дедушка. Мне было тепло и хорошо при прочтении. У вас прекрасные описания и сравнения. Думаю, именно они меня и подкупили.

Т08-01 - спасибо за эту тягучую атмосферу и настроение, за такого - иного - Курта, а также за Блейна, неунывающего и готового придти на помощь, пусть в ней и не будут нуждаться.

Т08-02 - спасибо за постапокалипсис, за рискового вхарактерного Райдера и, конечно же, за ответственного и упорного Себастьяна, ожидающего пробуждения со своим хранителем.

Т08-03 - спасибо за колоритных оригинальных персонажей, так канонно пререкающихся Смайта и Хаммела и демонстрацию их отношений через призму прожитых лет.

Т08-04 - спасибо за интригу, за легко рисующиеся перед глазами картинки, за прекрасного Финна, испытывающего гордость за своих девочек, и за то, что Рейчел поёт. Обе Рейчел.

Т08-05 - спасибо за поседевшего, изменившегося, но тем не менее готового к переменам Хантера, и такого стойкого Себастьяна, способного вынести любые жизненные трудности. А ещё за белого кота, который будет ссать Клэрингтону в тапки)