Нью. Йорк.

Мечты сбываются. Несомненно. Но сейчас у него есть мечта, и что-то не похоже, чтобы она сбывалась. И он не думает, что в этой неуклюжей гонке ему поможет чокнутая фея.

Его мама была права. Это было начало. Это было начало, потому что Рейчел улыбалась ему в коридоре снова. Это было начало, потому что Квинн дала ему время, которое было нужно, которое им обоим нужно. Это было начало его осознания, потому что он действительно послал к черту разборку с Паком, потому что сейчас он хотел Рейчел. Он хотел Финна и Рейчел, Финнчел, или черт знает, как они назывались. Потому что он скучал по ней.

Но это еще была не середина и не конец, потому что они еще не были вместе. Он пытался, он написал большую речь на тыльной стороне ладони, но она остановила его, когда он совершил четверть всего пути. Потому что, очевидно, они не могут быть вместе; такие вещи требуют времени. Он не может по-настоящему хотеть этого, потому что всего две недели назад он дурачился с Квинн. Он не сможет реально оценивать вещи, если не поймет, каким лицемером он был. Он не может по-настоящему любить ее, если он думал, даже секунду, что ее чувства к нему не постоянны. Поэтому она думает, что ему нужно остановиться и разобраться, раз и навсегда, чего он действительно хочет.

Он ненавидит, когда она права.

Она говорит, что у них только один шанс. Что они портили все столько раз и что она определенно не одна из девушек с йо-йо отношениями. Так что, если они снова вместе, не может быть никаких секретов, старых отношений, которые нуждались в герметизации, никакой ненадежности. Слишком большое давление.
Он пытался. Он пытался думать обо всем этом и осознал, что облил ее помоями. Как его мозг мог полностью пропустить ту часть, когда он бросил ее, чтобы искать свою глупую внутреннюю рок-звезду? Или когда он в тайне изменял с ней своей беременной подружке. Это было неправильно. Или когда он позволил Сантане сделать эти дерьмовые комментарии, а сам просто сидел с открытым ртом как золотая рыбка. Да, он догадывается, что он был лицемером. И он понимает, что он был огромной задницей, вмешивая Квинн во все это, но он отчасти уверен, что они покончили с этим.

И где все же та часть, в которой он поставил под сомнение ее любовь? Он думает, что с этим будет труднее. Каждый день он спрашивает себя, почему он не верил в нее больше. Почему он поставил ее на тот же уровень, что и Квинн?
Он не получил ответа.

Именно поэтому, он предполагал, следующие пять часов должны быть ужасающими. Потому что он весь изведется, ожидая объяснения с ней, и он знает, она испугается, и он возьмет ее за руку и прочее.

Тем не менее, он также знает, что это будет отстой. Потому что он еще не получил всех ответов. Но он не хочет расстраиваться до того, как получит их.
Он должен все исправить на этот раз. Это его последний шанс.
__________________

Пять часов. Следующие пять часов должны быть ужасающими, думает она. Но это отстой. Она в Нью-Йорке. Она свободна от мужчин, старается быть независимой; изучение соло в Нью-Йорке должно было быть её. Она сказала остальным в клубе, что она хочет пойти одна и была полна решимости сделать что-то самостоятельно.
Итак, она взяла карту, бутылку воды и солнечные очки. Она вышла на улицы Нью-Йорка. И они напугали ее. Она смогла продержаться около тридцати секунд, прежде чем броситься обратно в комфорт Starbucks, где она и сидит до сих пор.

Это должно было быть просто. Однажды они с Финном расстались, она рассчитывала на перезагрузку независимой Квинн 2.0. Но это напугало ее. Она почувствовало что-то вроде одиночества.

Она видит его, заказывающего шоколадное пирожное с орехами, конечно же заигрывающего с рыжей, наливающей кофе. Она не заговаривала с ним, но как только он заметил ее, заказывает еще пирожных и напрямую направляется в тот уютный уголок, который она сейчас занимает.

«Как тебе Нью-Йорк?» - спрашивает он, отрывая кусок от ее пирожного.

«Он, своего рода, большой» - отвечает она, и он едва не выплевывает кусок от смеха. Он поднимает брови, как бы говоря, что оценил.

«А что насчет тебя, Пакерман?» - спрашивает она, отчаянно стараясь не смеяться над его выражениями.

«Я просто скрываюсь от Берри, Эта девушка может быть горячей, но она пытается использовать меня и мою гитару для дополнительных репетиций. Она добьется того, что ее соло испортится».

Она закатывает глаза: «С тех пор, как Лорен бросила тебя, я думала, ты не упустишь возможности, чтоб залезть к девушке под юбку. К тому же, она не сойдется с Финном в ближайшее время».

Он пожимает плечами, запуская крошки с тарелки: «Я вроде как обещал Финну, я бы не полез туда… - он делает паузу и добавляет – еще раз».

«С каких это пор ты так беспокоишься о Финне? – спрашивает она – Ни один из нас не будет знать его через 3 года, не так ли?»

Он не уверен, выясняет ли она это просто из любопытства или пытается напомнить ему, что, когда он пришел к ней, он не заботился ни о чем другом. Как бы то ни было, он говорит ей:

«Хорошо. Она Рейчел. Она не ты».

Он удивлен тем рвением, с которым она наклоняется через стол. Ее тарелка падает и разбивается. Он удивлен силой, с которой она целует его. Он удивлен тем, как сильно он соскучился, соскучился по ней. Он удивлен тем, что она не останавливается на этот раз.

Она удивлена тем, что раз в своей жизни счастлива, что она не Рейчел.

Глава 6. Тряска в самолёте.

Они проиграли Национальные.

Мистер Шу твердит ему, что это всего лишь путешествие, и нужно думать о том, как далеко они прошли. Думать о том, как они расстроились на прошлогодних Региональных: головы опущены, ноги шаркают по полу, не попали даже в призеры. Но всего лишь через год они на втором месте на Национальных в Нью-Йорке. Он делает паузу, чтобы подчеркнуть последние слова, как будто благоговение перед тем местом, в котором они находятся, должно было исправить то, что Вокальный Адреналин надрал им задницы.

Он хотел сказать ему, что в прошлом году он не расстроился, но он побежал. Побежал, чтобы он и Рейчел могли сесть на заднем сиденье автобуса и прижаться друг другу (ее слова, он просто хотел их исполнить), и где никто бы их не заметил. Не то чтобы он беспокоился. Он хотел, чтобы все узнали. Он помахал бы флагом, если б она ему позволила. Но она настаивала, что они должны подождать до того, как они вернутся в школу, и затем уже рассказать всем, чтобы не отвлекаться от конкуренции на соревнованиях. Он просто полагал, что было бы лучше объявить об этом, когда все не так недовольны, заняв третье место в священном параде уродов. (freakshow)

Итак, проигрыш на Региональных был отстойным, и он хотел надрать задницу Джесси Сент-Джеймсу. Тем не менее Рейчел покусывала его ухо и сказала, что она его любит, и все казалось не таким уж плохим после этого.

Он гораздо, гораздо недовольнее в этом году, даже не учитывая скользких Бродвейских фанатов, шныряющих вокруг. Потому что она плачет, а он ненавидит смотреть на ее слезы. Это не такие слезы, которые наворачиваются, когда она видит плохой мюзикл. Это слезы полные гнева, она останавливается только для того, чтобы громко сочинять письмо в комитет эстрадных хоров, обвиняя Вокальный Адреналин в неисполнении 35 правил эстрадного хора.

Существует руководство для эстрадного хора? Кто бы знал…

Он узнает что-то новое всегда, когда Рейчел рядом. Вот поэтому он любит ее.
____________________________

Она плачет весь обратный полет. Он обнимает ее, и она не сопротивляется. Хорошо, что Финн защищает ее, думала она. Конечно, она любит быть независимой и идет по стопам истинных див, тем не менее, в том, что Финн ее защищает, что-то есть.

Она позволяет ему смело поцеловать ее в лоб, позволяет ему нежно успокоить ее, позволяет ему громко аплодировать, когда она зачитывает 5 страниц письма в хоровой комитет. Она позволяет ему улыбнуться и поцеловать ее в щеку, когда она объясняет, чем хоровой комитет занимается (даже если она знает, что он все еще, вероятно, не понял).

Ей нравится обучать его. Вот поэтому она любит его.

Но она все еще не позволяет сделать ему то, чего он хочет больше всего.

Она не позволяет ему любить себя снова.
________________________

Он улыбается, когда она засыпает у него на руках. Она позволила ему поцеловать себя. Конечно, это был лоб, затем щека, но, все же, ближе к губам, не так ли? Может быть, он попытается поцеловать ее в нос в следующий раз.

Она такая красивая, считает он. Он пытается сформулировать это, но не может. Она красивая, с блестящими волосами и красными губами, но и в остальном тоже. Как терпеливо она объясняет ему все. Или как она выглядит, когда носит его мешковатый футбольный свитер, чтобы сделать попкорн, и не визжит, когда он в шутку бросает ей его в волосы. Но в основном он думает, что она прекрасна, потому что он не был бы здесь, не делал то, что любит, если бы не она.

И это истинная красота, не так ли? О ней говорят в стихах столетней давности и написанных теми английскими поэтами, которых никто не знает. Он пытался объяснить это Паку однажды, но он просто хотел узнать, сможет ли он достигнуть третьей базы.

Не то чтобы он не хочет достигнуть третьей базы. Он действительно хочет добраться до третьей базы. Но в основном он просто хочет быть с ней каждый день. Остаток своей жизни, если, конечно, она ему позволит. Он ждет, ладони потеют, но они все еще не вместе. Все что у него есть, это видения о том, как Рейчел делает дурацкую вегетарианскую еду для их очаровательных детей и прячет их кроссовки в тайник под кроватью. Он представляет ее в день свадьбы в ослепительно белом. Он воображает, что она навещает его в колледже каждые выходные и кладет в его комнату свечи, чтобы там приятно пахло.

Но она одергивает его. Поэтому он думал, что она - как Квинн, поэтому он не доверял ей.

Потому что с Квинн он потерял девушку. И ребенка. С Рейчел он потерял будущее. Остаток своей жизни. Он испугался ада. Его по-прежнему пугает ад.

Он не может потерять ее.

Он просто не может.

На этом оригинал заканчивается, но автор пишет, что это еще не конец и что будет еще одна, последняя, часть.