| Ale4ka |
Дата: Четверг, 16.02.2012, 13:17 | Сообщение #1 |
 Мечтательница
Сообщений: 1716
Статус: Offline | Название: Правильный выбор
Автор: Кленовый Лис.
Оригинал: http://fandom-fighting.diary.ru/p167056182.htm
Разрешение: получено
Рейтинг: PG
Персонажи: Курт Хаммел, Дэйв Карофски
Жанр: drama
Статус: закончен
Дисклеймер: все права принадлежат создателям сериала Glee
Аннотация: Курт и Дэйв поддерживают друг друга, пытаясь сделать правильный выбор, - у каждого он свой.
Комментарии: future-fic
– Ну что, как прошел семейный ужин? – спрашивает Томми и скалится в издевательской усмешке. Дэйв невольно зацепляется за нее взглядом и, в который уже раз, думает, что будь у него такая щель между передними зубами, как у Томми, он бы вообще не улыбался.
– Нормально, – бурчит он.
– Ну, расскажи, чувак, – ноет Томми. Опирается локтем на барную стойку, мнет ладонью щеку. Круглые светлые глаза блестят от злобного любопытства. – Что про телочку твою сказали предки?
Дэйв размышляет над ответом, который устроил бы Томми и при этом ничего бы ему не сказал, но тут дверь кафе открывается, и входит посетитель. Томми лениво сползает с табурета и развязной походкой устремляется навстречу клиенту.
После обеденного наплыва кафе практически пустеет. Дэйв за стойкой протирает стаканы и погружается в свои мысли.
Звоночек над входной дверью тренькает, привлекая его внимание. В кафе входит Курт Хаммел и, пройдя в самый дальний конец зала, садится за столик в углу.
Дэйв провожает его взглядом. С каких это пор Хаммел ходит, уставившись себе под ноги? Его словно придавливает тонна невидимого груза. И никаких дурацких ярких нарядов, которые так раздражали Дэйва когда-то: черные брюки, серый свитер с высоким воротом, распахнутый темный плащ. Курт выглядит непривычно, слишком… нормально.
– Смотри, это же тот гомик, – Дэйв и не заметил, как подкрался Томми. – Вы ж с ним учились вроде?
Дэйв невозмутимо принимается расставлять чистые стаканы.
– Какая-то принцесска невеселая нынче, – глумливо тянет свое Томми. – Слыхал, у него же, кажись, отец умер.
Дэйв поднимает взгляд.
– Ну или при смерти, – равнодушно жмет плечами Томми. – Они с Хадсоном вдвоем вроде живут. Видать, Хадсон тоже в педики подался.
Дэйв ставит стакан с громким стуком и сам вздрагивает. Томми осекается, смотрит удивленно.
– Хадсон не педик, – тихо говорит Дэйв. – Иди… прими заказ.
Томми еще секунду пялится на него во все глаза, а потом молча идет к столику Хаммела. Дэйв заставляет себя смотреть на циферблат часов на запястье. Но, даже не глядя, ясно видит перед собой презрительную ухмылку, с которой этот чертов придурок сейчас обратится к тихому до жути Курту. Наверно, надо было пойти самому, но Дэйв не чувствует себя готовым вот прямо сейчас предстать перед Куртом Хаммелом с блокнотом и фразой «Что будете заказывать?». Тем более, перед таким Куртом, что больше похож на собственный клон, в который не добавили личность при сборке.
Собственно, за время после школы немногое изменилось. Он опять говорит это проклятое «Я не могу».
Он снова уходит. Скрывается за темно-зеленой дверью подсобки.
– Это не тот парень-гей, что пел в школьном хоре?
Сегодня Дэйв работает в смене с Марси, болтливой негритянкой с множеством косичек. Она нравится Дэйву куда больше Томми, хотя иногда от ее трепа хочется просто заткнуть уши.
Сейчас она протирает столешницу, кидая якобы случайные взгляды через плечо. Курт Хаммел сидит за тем же угловым столиком и задумчиво смотрит в окно. К чашке кофе, что стоит перед ним, он так и не притронулся.
– А, Дэйв? – Марси оборачивается. Дэйв хмуро кивает. – Он теперь в магазинчике одежды работает, рядом с почтой. А я все думала, откуда мне его лицо знакомо…
Дэйв удобнее перехватывает заставленный поднос и отходит. Он старается не глядеть в сторону Хаммела, хотя тот, похоже, вообще не смотрит на людей вокруг себя. И, неизвестно почему, у Дэйва портится настроение. Он представляет себе Курта, стоящего за прилавком в магазине, раскланивающегося перед какой-нибудь недовольной покупательницей, Курта, вынужденного униженно улыбаться и быть назойливо приветливым, чтобы продать очередную тряпку, ни одну из которых он сам бы не надел.
С этим миром было определенно что-то не так.
Выйдя через заднюю дверь на улицу, чтобы покурить, Дэйв продолжает размышлять над тем, что услышал о теперешней жизни Курта. Не нужны особые аналитические способности, чтобы понять: Хаммел в полной заднице. Дэйв складывает все сплетни в общую картину и не находит в ней ни проблеска чего-то жизнеутверждающего. Да Хаммел еще молодцом держится, признает про себя Дэйв. И чувствует уважение – привычное, впрочем.
На последнем году обучения они с Хаммелом нашли, в целом, общий язык. Почти подружились. Дэйв с трудом переборол в себе стыд, вспыхивающий в нем каждый раз, как он заговаривал с Куртом: он стыдился того глупого поцелуя «из любопытства», стыдился своих издевательств над Хаммелом, своих слез и своего «Я не могу». Но Курт держался нейтрально-дружелюбно, было видно, что ему тоже не хочется вспоминать то, что было.
Ничего, на первый взгляд, не значившие, эти разговоры на самом деле давали Дэйву очень много, как он сейчас понимал. Служили доказательством того, что он изменился, что есть человек, знающий его секрет и сочувствующий ему, а значит, возможно, когда-нибудь Дэйв сможет рассказать правду о себе остальному миру. Курт не давил на него по поводу того, чтобы открыться: может, понял, что Дэйв по-прежнему не готов, но, скорее всего, Хаммел просто не задумывался об этом больше.
Они попрощались после учебного года с улыбками, и Дэйв знал, что Курт планирует уехать учиться в Нью-Йорк, добиваться своей цели, хочет стать известным. Что произошло потом, Дэйв может теперь только догадываться.
Когда он возвращается в зал, Курта Хаммела там уже нет. На его столике стоит пустая чашка из-под кофе.
А однажды Курт подходит сам. И смотрит с какой-то пугливой радостью широко распахнутыми светлыми глазами. В этом столько чего-то искреннего и, одновременно, беспомощного, что, когда Курт предлагает поболтать как-нибудь, когда Карофски будет свободен, тот только кивает. И несмело улыбается.
Курт приходит спустя пару дней, и они разговаривают через барную стойку, пока Томми вертится поблизости, как гиена, кидая злобные взгляды.
Поначалу у них не ладится, фразы получаются вымученными, рваными, тишина надолго повисает в перерывах.
Но потом плотину прорывает.
И общение становится привычкой.
Дэйв Карофски хороший слушатель. Он не перебивает Курта, не пытается подтолкнуть его несвязные фразы, не торопится жалеть и давать советы. Он просто молчит и смотрит внимательно.
Курт все говорит и говорит, едва не захлебываясь словами. Уставившись на чашку с кофе, зажатую в ладонях.
– Если он умрет, как я буду жить? Я не знаю. Прихожу к нему, беру его руку и… Я ничего не могу сделать. Я могу только наблюдать. Я не могу заниматься чем-то еще, я просто жду, жду, а он по-прежнему в коме. Каждый день похож на предыдущий.
За окном уже зажглись фонари, рассеивая синие сумерки. Курт переводит взгляд на свое смазанное отражение в стекле.
– Будущее. Как смешно сейчас вспоминать о своих планах. Нью-Йорк, слава… Папа умирает в больнице – вот что реально.
Он выцеживает эти фразы с трудом, но каждое произнесенное слово тянет за собой другие. И становится немного легче. Жалеть себя все-таки приятно.
– Не знаю, зачем я рассказываю тебе все это, – говорит Курт. – Я… Забудь. Не обращай внимания.
– Курт.
Дэйв сцепляет пальцы замком, наклоняет голову.
– Это хорошо, что ты рассказываешь, – он кидает на Хаммела смущенный взгляд исподлобья. – Так лучше.
Курт фыркает. А потом улыбается.
Неужели было время, когда он боялся Карофски больше всего на свете.
Хотя тогда он еще считал себя избранным для славы, грезил Бродвеем. Тогда он еще не был так безумно одинок.
У Карофски сегодня вечерняя смена. Но посетителей почти нет, и Дэйв может позволить себе посидеть за чашкой кофе с другом.
С Куртом, то есть.
– Смотри, Хаммел, вот ты уже и улыбаешься, – грубовато, но добродушно говорит Дэйв.
Он допивает кофе одним глотком и кидает взгляд на часы на стене.
– Слушай, у меня заканчивается смена…
– Ну, я пойду тогда, – торопливо перебивает Курт. Ему все еще неловко за свои внезапные откровения.
– Да нет, я хотел тебе предложить прогуляться, – произносит Дэйв. – Поговорить.
Курт хочет спросить «О чем?», но по тому, как внезапно напрягается Дэйв, понимает: Карофски это важно.
– Хорошо. Я подожду на скамейке через дорогу.
Дэйв натягивает куртку, проходя по коридору к черному выходу из кафе, когда в кармане оживает телефон. На дисплее высвечивается: «Энн».
Он, с мгновенно всколыхнувшимся внутри раздражением, втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.
Но отвечает.
– Да.
У Энн высокий, детский голос, иногда кажущийся Дэйву просто писком. И всегда, начиная разговор, она не удерживается от каких-то виноватых интонаций, словно боясь, что Дэйва может разозлить уже тот факт, что она открыла рот. Впрочем, это не так уж далеко от правды.
– Я тебя не отвлекаю? – нерешительно спрашивает Энн.
– Нет. Смена уже закончилась.
– Здорово, – с облегчением выдыхает она. Дэйв морщится. Он стоит посреди коридора, уставившись на ящики с пивом, сложенные у стены. Пахнет пылью и почему-то грязными тряпками, Дэйву мучительно хочется выйти на свежий воздух. Но нужно сначала закончить разговор с Энн.
– Я тут подумала, Дэвид, что мы могли бы встретиться, погулять…
– Я не могу, – тут же выпаливает Дэйв. И поясняет: – Обещал отцу сегодня быть дома весь вечер.
Не ахти какая отмазка, но он просто не успевает придумать ничего лучше.
Мимо него проходит Марси и дружелюбно подмигивает. Дэйв коротко кивает в ответ, слыша, как где-то Энн тихонько вздыхает:
– Ну тогда… В другой раз…
– Да, наверно, – мягко говорит Дэйв. В конце концов, она же его девушка.
Что бы он не думал по этому поводу время от времени.
– Хорошо, – помолчав, произносит Энн. – Пока, Дэвид.
Она отсоединяется прежде, чем он успевает попрощаться. Похоже, обиделась. Дэйв сердито запихивает телефон обратно.
Он просто не смог бы провести еще один вечер, притворяясь заинтересованным, старательно игнорируя при этом все ее намеки. Позавчера, когда он подвез ее вечером домой, Энн, кажется, думала, что он ее наконец-то поцелует. Она слишком хороших правил, чтобы лезть к парню первой. Но Дэйв сделал вид, что не заметил, как она старательно ловила его взгляд, когда они стояли у его машины перед оградой. Энн даже почти потянулась к нему, и Дэйв, заметив это доверчивое движение, поспешил попрощаться и свалить.
Не то, что бы он гордился всей этой историей, конечно.
Курт ждет, напомнил себе Дэйв и широким шагом направился к выходу.
Настроение после разговора с Энн стало совсем паршивым. Дэйв знал, что сам загнал себя в эту ловушку, но смириться с этим было сложно.
Ему просто нужна была девушка, чтобы поддержать свой образ нормального парня. Чтобы показать родителям, что он не совсем еще конченый случай. Когда он после школы не пошел учиться дальше, дома несколько недель царило такое, что Дэйв уже готов был собрать вещички и отчалить – правда, не знал, куда. Отец с тех пор не сильно-то хотел с ним разговаривать, но сейчас, три месяца и десяток обещаний поступить на следующий год спустя, в доме Карофски наступило относительное затишье. Дэйв изо всех сил старался изображать примерного отпрыска, этакую блудную овцу на пути исправления: устроился на работу, копил деньги, больше времени проводил дома, занимаясь отцовскими поручениями. Но во всей этой картинке из рекламного ролика про идеального сына не хватало одного важного кусочка, о чем ему особенно намекала мать.
И тогда появилась Энн. Простая соседская девчонка, глупая и милая, как младенец. Идеальный вариант, думал Дэйв каждый раз, когда подвозил ее вечером до дома. Матери понравится, что Энн просто помешана на домашнем хозяйстве и не задается, а отцу – ее скромность и набожность. Дэйв чувствовал себя шпионом под прикрытием, когда наконец-то привел Энн на семейный ужин и представил как свою девушку.
Вот только никакой Дэйв не шпион, и девушки его мало интересуют.
Он обходит кафе и видит Хаммела, одиноко сидящего на скамье на другой стороне улицы. Прохожих нет, болезненно-желтый свет фонаря освещает фигуру Курта, ссутулившегося, задумчиво уставившегося куда-то в пространство, поглощенного собственными мыслями. Дэйв ощущает острый укол жалости и, одновременно, в который уже раз, поражается тому, как этот хрупкий паренек, школьная «феечка» и «дива», умеет встречать все проблемы лицом к лицу. Не отворачиваясь от них, а только выше задирая подбородок. Дэйв часто завидует этому несгибаемому внутреннему стержню, который всегда ощущается в характере Курта. На минуту Карофски снова становится стыдно за то, что представляет собой он сам: на контрасте с Хаммелом собственные недостатки кажутся заметнее в несколько раз.
Но Дэйв и не ожидал, что дружить с Куртом будет для него чем-то необременительным и легким. Он вообще не ожидал, что когда-либо сможет назвать того своим другом.
Дэйв подходит к скамье, и Курт вздрагивает, отвлекаясь от раздумий. Между его бровями пролегла морщинка – еще немного, и ее будет уже не стереть.
– Извини, задержался.
– Ничего, – рассеянно кивает Курт. – Так что ты хотел обсудить?
Дэйв неловко переступает с ноги на ногу, не глядя на Курта.
– Давай пройдемся?
Они идут молча, пока не приходят к пруду в центре парка. Ночь уже опустилась на землю мягкой чернотой, и Курт, запрокинув голову, смотрит на звезды. Дэйв проходит чуть ближе к воде по заросшему травой пологому склону. Парк ночью полон обыкновенных, но при этом магических звуков: трещит сверчок, шуршит листвой ветер, тихо плещутся темные волны. Курт вдыхает свежий воздух, пахнущий сыростью и землей, и на мгновение забывается. Все-таки здесь красиво, а он всегда был чуток к красоте.
Дэйв стоит, отвернувшись, засунув по привычке руки в карманы куртки. Его плечи напряжены, и Курт чувствует, что Карофски хочет сказать что-то, но не решается. Он собирается сказать, что больше не желает общаться, вдруг догадывается Курт. Хочет сказать, что его утомило слушать все эти жалобы.
Эта мысль вызывает в Курте усталое, ноющее чувство. Смешно, наверно, но он и правда привык к Карофски. С Дэйвом было легко: он не задавал лишних вопросов, ничего не требовал и не ждал и, самое главное, он не лез с жалостью. А Курт за время болезни отца так устал от сочувственных причитаний, что иногда готов был заорать в ответ на очередное участливое пустословие. Карофски же в основном молчал и слушал, иногда они оба не говорили ни слова подолгу, не чувствуя при этом дискомфорта.
И, каким бы странным это не казалось, Дэйв сейчас – единственный друг Курта, который был рядом.
Мысленно оцарапавшись об это «был», Курт встряхивает головой, откидывая волосы со лба, и подходит к Карофски.
– Так о чем ты хотел поговорить? – немного резковато произносит он. Дэйв чуть слышно вздыхает.
– Я думал о том, чтобы рассказать всем правду, – угрюмо роняет он наконец.
Сначала Курт не понимает, что Карофски имеет в виду. Какую правду? Но потом вспоминает.
– «Всем»? – переспрашивает он. А затем, словно услышав фразу заново, продолжает:
– «Думал»? То есть, уже не?..
Дэйв скрещивает на груди руки, хмурится.
– Уже не.
– Почему ты поменял решение? – быстро спрашивает Курт. Это совсем не тот разговор, которого он ожидал.
Какое же это облегчение.
– Наверно, потому что я – трус, а? – огрызается Дэйв. Между ними повисает напряженное молчание, наполненное воспоминаниями о школьных годах. Курт на мгновение снова видит забитый учащимися зал, видит лица в свете прожекторов – любопытные, жадно ждущие. Он идет по танцполу бок о бок с Карофски, клетчатый килт шуршит при каждом шаге. Эта глупая корона, которую он ненавидит, корона Королевы выпускного, жестокая шутка, к которой он был не готов, – она все время норовит съехать набок. Он и Дэйв останавливаются; Карофски бледный, растерянный. Курт видит страх в его глазах… «Я не могу».
– Дэвид.
Курт мысленно лихорадочно выискивает те слова, которые он мог бы сейчас сказать Карофски, те самые, которые он уже пытался сказать ему пару раз, когда они стали понемногу общаться в выпускном классе. Курту всегда нравилась роль наставника, и, хотя найти общий язык с Карофски было трудно, а общение выглядело как балансирование на краю жерла вулкана, они все же изредка болтали. Собрания школьного PFLAG-клуба так и не стали реальностью, но Курту казалось, что, разговаривая с Дэйвом, он делает что-то очень важное. Какое-то время это был повод для гордости.
Затем Курт вспоминает, что в последние месяцы школы совсем забыл про Дэйва и его проблемы – был слишком занят выступлениями, мечтами и Блейном.
А теперь у него нет ни первого, ни второго, ни третьего. Зато Дэйв – есть. И сейчас он снова просит о помощи, пусть и без просьб.
– У меня есть девушка, – говорит вдруг Дэйв. – Энн.
– Я не знал, – Курт приподнимает брови.
Дэйв вообще мало что рассказывает ему о своей жизни. А может, он просто ждал правильного вопроса?
– Нет, ты не понимаешь, – с каким-то неясным Курту упрямством продолжает Дэйв. – Мы с ней встречаемся. Она из такой семьи, они все там в церковь ходят каждую неделю, и вообще… Она, может, о свадьбе уже мечтает!
– Дэйв…
– Моя мать ее любит. Отец наконец-то начал со мной разговаривать. Я… Я вроде как нормальным стал…
– Ты всегда им и был, – прищуривается Курт. Дэйв осекается. Смотрит перед собой невидящим взглядом.
– Чушь это все, – говорит он спустя несколько секунд. – Это… В жизни все не так, как в этих твоих брошюрках.
Курт хочет спросить, какие брошюрки Дэйв имеет в виду, но сдерживается.
– В жизни, в нормальной жизни, таких, как ты… и я…
– Геев.
– …презирают, ненавидят…
– Это то, кто ты есть! – с раздражением восклицает Курт. – Карофски, ты что, всю жизнь хочешь притворяться?
– Да! Да, хочу! – Дэйв с размаха пинает камень под ногами. Тот летит в пруд и с плеском исчезает в воде.
Курт вздрагивает от крика, и Карофски неловко бросает:
– Извини.
Хаммел дергает плечом, глядя в сторону.
– Я не могу сделать это, Курт, – несмело говорит Дэйв. – Это разрушит мне жизнь.
– Ну да, проще принести в жертву правду о себе, – ровно отвечает Курт. Он поворачивается к другу и грустно улыбается.
– Знаешь, я ведь тебя не виню, Дэвид. Это твоя жизнь. Просто подумай, сколько лет еще тебе придется прикидываться и ломать себя. Жениться на этой девушке… тебя даже от имени ее передергивает! Покой и обывательское счастье стоят этой жертвы?
– Так и знал, что не стоит начинать этот разговор, – стиснув зубы, цедит Дэйв.
– Хватит уже прятать голову в песок при малейших трудностях, – устало говорит Курт. – Ты даже не пытаешься.
– Я пытался. Вчера почти сказал им. Но… Вот они сидят, смотрят рекламу в перерыве футбольного матча, такие спокойные, и вдруг я встаю посреди гостиной и говорю, что я – гей. Да сдохнуть проще было, понимаешь?
Курт молчит. Он вспоминает, как отнесся его отец к такому же известию. Как он понял и принял, как поддержал.
Отец.
–…поговорить с тобой, – врывается в мысли Курта напряженный голос Дэйва. – Нет, на самом деле, чувак, не забивай себе голову, зря я поднял эту тему.
– Все нормально, – машинально отзывается Курт. Он хотел бы как-то помочь сейчас Дэйву, подобрать все-таки нужные слова, но его уже захлестывает тоска. Перед глазами намертво врезавшаяся картина: Берт, без движения лежащий на больничной кровати, такой неправдоподобно тихий, словно уже неживой.
Курт поднимает голову и видит, что Дэйв не сводит с него внимательного взгляда.
– Может, присядем? – говорит Карофски. Сдергивает с плеч куртку и расстилает на траве, подкладкой вниз.
Они сидят, обхватив колени руками, и смотрят, как проходит рябь по лунному отражению в пруду.
– Кто бы мог подумать, что мы оба окажемся в итоге такими лузерами, – неожиданно произносит Дэйв. Курт усмехается.
– И будем обсуждать это.
Карофски хмыкает. А потом говорит уже серьезнее:
– Не только мне приходится приносить жертвы.
Курт морщится от прямолинейности, с которой Дэйв это говорит, но не спорит.
– У меня-то нет выбора, – он наклоняет голову, теребит ткань плаща. – Как я могу уехать и бросить его?
– То есть… Ты не будешь петь?
Ветер усиливается, и Курт зябко проводит по плечам руками.
– Буду. На семейных праздниках. Детские Дни рождения, свадьбы – возможностей масса.
Карофски издает какой-то невнятный звук.
– Я люблю отца больше, чем свою мечту о сцене, – продолжает Курт. – И пусть потом будет поздно, пусть я навсегда застряну в Лиме… Я его не оставлю.
Фразы слетают с языка, и Курт сам удивляется тому, как гладко это у него выходит. Он повторял их уже так много раз.
– Думаешь, твой отец хотел бы такой жизни для тебя? – сердито говорит Дэйв.
– Я не могу его спросить, знаешь ли, – холодно произносит Курт. Он не понимает, почему Карофски так безжалостен. Как он вообще смеет говорить такие вещи?
– Это же была не только твоя мечта. Его тоже.
– Карофски, зачем ты…
– Ты говоришь мне, что я, мол, выбираю самый простой путь, значит, я слабак. А сам поступаешь так же.
– Карофски, мне плевать, что ты спортсмен, еще слово – и я тебя ударю.
– Было бы неплохо, – неожиданно ухмыляется Дэйв.
– Черт, ну ты и придурок.
Курт откидывается на спину, мало заботясь о том, что может испачкать одежду. Закидывает руки за голову.
– Я хочу петь. Хочу выходить на сцену. Хочу видеть людей, аплодирующих мне. Хочу узнать, что такое слава.
Курт произносит эти слова, не рассчитывая на ответ. Закрывает глаза. Такое странное чувство, холод земли под ним.
– Ну, это, конечно, не Бродвей, но у меня есть для тебя кое-какое предложение.
– Что?
– Мой шеф, в смысле, хозяин заведения, хочет устроить небольшой живой концерт в честь юбилея открытия своей забегаловки. Он сейчас как раз ищет, кого пригласить. Заплатит хорошо. А я знаю, что вам сейчас нужны деньги…
Курт распахивает глаза и резко садится.
– Да. Нам срочно нужны деньги.
Он замирает, а потом медленно произносит:
– Отцу нужна еще одна операция, а мы едва сводим концы с концами. Если я заработаю денег с этим выступлением, мы сможем оплатить ее.
Это так неожиданно, что Курт теряется. Он просто смотрит на Карофски во все глаза.
– Но ведь твой начальник еще не согласился.
– На самом деле, я рассказывал ему о тебе, – небрежно произносит Дэйв. – Он видел ваши выступления с хором. Когда я сказал ему твое имя, он чуть не обделался от восторга.
– Серьезно? – Курт приподнимает брови. Это слишком хорошо, чтобы можно было сразу поверить.
– Ну ты с ним поосторожнее. Кто знает, что еще он предложит тебе, кроме денег.
– Фу, это отвратительно, Карофски.
Курт смеется дребезжащим смехом – он и не помнит, когда смеялся в последний раз. Кажется, уже успел разучиться.
Дэйв смотрит, как поет Курт. Вот он заканчивает песню, а отзвук чистого голоса еще звенит в воздухе. Курт улыбается в ответ на хлопки слушателей и перехватывает микрофон другой рукой. Он словно светится сейчас, глаза блестят, он весь в музыке и выглядит совершенно как прежний Хаммел. Так, как и должен выглядеть.
– Дэвид, иди заказ прими, – Томпсон, владелец кафе, останавливается у него за спиной. Задумчиво смотрит на Курта, который уже готовится к следующей песне. – А этот твой парень неплох.
Дэйв кивает и идет к столику, за которым расположилась пожилая пара.
Он, конечно, не расскажет Курту, что никакой «приглашенной звезды» Томпсон не ждал и вообще ответил на предложение Дэйва категоричным отказом. И про то, как начальника все же удалось убедить и на каких условиях – тоже.
– Первый раз вижу у вас какие-то выступления, – говорит седовласый джентльмен, пока его спутница листает меню, а Дэйв стоит рядом с блокнотом наготове. – Кто этот молодой человек?
– Курт Хаммел. Местная знаменитость.
– Хаммел, Хаммел… Что-то знакомое.
– У его отца автомастерская неподалеку.
– А, помню. Талантливый мальчик. Дорогая, ты выбрала?
Дэйв ходит по залу, разнося заказы, и то и дело оглядывается на Курта. Тот поет почти час без перерыва, но совсем не кажется уставшим. Дэйв думает о том, как же, наверно, сильно Хаммел истосковался по вниманию, по ощущению власти своего голоса над людьми.
Он находит Томпсона, улучив момент, когда тот снова появляется в зале.
– Мистер Томпсон, вы же помните про нашу договоренность?
– Помню, Карофски, помню, – ворчит тот. – Пришли ко мне этого Хаммела после концерта.
Он какое-то время смотрит на Дэйва сквозь толстые стекла очков, а потом говорит, чуть пожевав губами:
– Странный ты парень. Это же вся твоя зарплата за несколько месяцев.
Дэйв пожимает плечами. Ему нечего сказать.
– Не забудьте, он не должен догадаться, что к чему.
Пока он дожидается Курта на улице, Дэйв успевает выкурить три сигареты. Наконец, Хаммел выходит со служебного входа. На его бледных щеках лихорадочный румянец, но Курт улыбается. По-настоящему.
– Привет, Дэйв, – говорит он чуть осипшим голосом.
– Привет, – Карофски кидает окурок на землю и придавливает кроссовкой. – Круто выступил. На последней песне у меня чуть уши не завернулись.
Курт фыркает, а потом радостно говорит:
– Мне заплатили даже больше, чем я ожидал! Теперь можно договариваться в клинике насчет операции.
– Ну, это, поздравляю, в общем, – бурчит Дэйв.
– Странный начальник у тебя, – замечает Курт, когда они уже идут бок о бок домой. – Мне не показалось, что он так уж хотел видеть мое выступление, как ты рассказывал.
– Не обращай внимания, Томпсон всегда такой. Он же заплатил тебе, верно? Значит, остался доволен.
– Да, но он так косился все время…
– Хаммел, ну что опять за драма, – перебивает Дэйв. – Люди же тебя отпускать не хотели, я видел.
Курт улыбается.
– Оказывается, это так много значит для меня. Знаешь, когда они забывают обо всем и слушают… Кажется, я мог бы еще петь и петь .
– Боже упаси. Томпсон бы разорился.
Они останавливаются на перекрестке, чтобы разойтись, каждый в свою сторону.
– Я тут подумал, – Курт поправляет ремень сумки на плече – Дэйв вспоминает, что он ходил с ней же в школу. – Если отец пойдет на поправку, и его состояние будет стабильным, я все-таки попробую поступить в Нью-Йорке.
– Здорово. Это правильно, Курт.
– Спасибо тебе, Дэйв, – негромко произносит Хаммел, и смотрит так, что на мгновение Дэйв почти уверен – Курт догадался, откуда те деньги, которые вручил ему в конверте Томпсон.
– Рад помочь, чувак.
Они жмут друг другу руки, и Курт идет прочь, расправив плечи, высоко держа голову. Так по-хаммеловски.
Дэйв плетется домой. Внутри ворочается какое-то тяжелое чувство, и, вместе с тем, он ощущает страшную опустошенность.
Но он помог Курту. В конце концов, что это за мир, в котором Курт Хаммел торчал бы в захолустье, подрабатывая каким-то продавцом в магазине одежды?
Карофски закуривает и нашаривает в кармане телефон.
– Дэвид? – испуганно спрашивает Энн. – Что-то случилось?
Она меня боится, думает Дэйв. Боится, что я сейчас скажу ей, что бросаю ее.
– Нет, ничего не случилось. Хотел спросить, не желаешь ли ты сходить куда-нибудь.
– Сегодня? Д-да, да, конечно!
– Отлично. Я как раз по твоей улице иду.
Она лепечет что-то о том, что ей нужно собраться, что она очень рада и как это все неожиданно. Как будто он делает ей огромное одолжение. Или уже предлагает пожениться.
Закончив разговор, Дэйв делает глубокий вдох, проводя ладонью по лицу. Рано или поздно, он предложит. Сегодняшняя жертва – свидание с Энн – это только начало пути.
Осталось только убедить себя в том, что его выбор правильный.
|
| |
| |
