Название: I honestly love you
Автор: Black Bride
Бета: Шрай
Фэндом: Glee
Пейринг: Фурт
Тайминг: 2х14
Жанр: романс, сонгфик
Рейтинг: PG
Размер: мини
Дисклеймер: все лавры – Мёрфи и ко
Предупреждение: ООС, конечно же; спойлеры ко всему сериалу до 2х15

- Вы… что?! – Курт поперхнулся спагетти, и капельки томатного соуса неряшливо забрызгали манжет его новой нежно-фиолетовой рубашки.
Он, как один из самых воспитанных, культурных и просто привыкших выглядеть не иначе как безупречно людей, прекрасно знал, насколько некрасиво – и небезопасно – разговаривать с набитым ртом, но сдержаться в этот раз просто не смог.
- Переспали, - Рэйчел улыбнулась своей самой лучезарной и беззастенчиво-счастливой улыбкой – вот-вот треснет кожа на идеальных высоких скулах.

Курта затошнило. Бифштекс на тарелке тут же приобрел вкус крови – и как же он хотел, чтобы это была кровь Рэйчел Бэрри.

Он никогда и подумать не мог, что у него, при его ориентации, могут быть проблемы с девчонками. И надо же – проблемы появились. Точнее, одна. И имя этой проблемы – Рэйчел Бэрри.
Столько лет он учился с ней в одной школе – и лишь теперь мог с уверенностью понять всех тех, кто считал ее невыносимой. Большей головной боли, чем Рэйчел, мир не знал. Более раздражающего своим деланным позитивом, эгоизмом, эгоцентризмом человека просто сложно было представить. Раньше, до того, как он попал в «Новые Направления», это не так бросалось в глаза. Но стоило столкнуться с этой «звездной» («звезданутой», – с первой же встречи окрестил ее про себя Курт) девочкой – и она стала настоящей занозой даже в его чертовски привлекательной заднице.

Как только Курт влюбился в Финна, который – это было очевидно – вот-вот должен был расстаться с подлой обманщицей Квинн (лишь вопрос времени), – Рэйчел тут же возникла на горизонте, сбивая квотербека с единственно верного курса – в объятия Курта (хотя, признаться честно, он предпочел бы сам нежиться в объятиях своего предмета обожания).
Когда он перевелся в Далтон, то позволил себе расслабиться: уж теперь-то он не будет запинаться о ниточки хитросплетений клубка взаимоотношений, сплетен, измен и палок в колеса счастливой жизни, которые были визитной карточкой старшей школы МакКинли. Он расслабился настолько, что позволил себе даже сблизиться с Рэйчел, в жизни которой, кажется, тоже пошла не самая радужная полоса. И тут – ррраз! – такая подстава.

Поначалу претендовавшая лишь на всемирное признание и тотальное обожание своего таланта (какая малость, ну что нам, сложно, право?), со временем, втянувшись в парочку интрижек и почуяв свою потенциальную привлекательность, Бэрри стала метить также и на первое место в сердцах почти всех знакомых парней. По-видимому, Рэйчел считала, что опыт в любовных делах – пусть и сомнительный – стоит всех слез и разбитых сердец – что ее собственного, что тех несчастных, кому «посчастливилось» стать ее парнями.
Да, она была потрясающе яркой – во всех смыслах. Талантливая, сияющая белоснежной улыбкой («оскалом», – подумал Курт, в очередной раз увидев ее жемчужные зубы), с очень сильным голосом, позволяющим ей в равной степени замечательно петь как «на связках», так и «сняв голос» с них. Наверное, он мог понять, чем она могла привлекать: внешностью (хотя черты ее лица были немного крупноваты) и тем сбивающим с толку позитивом и уверенностью, что били из нее фонтаном. Но, боже праведный, все-таки она не умела дозировать свои эмоции и скрывать мысли и чувства. И как же это раздражало. Как же раздражало то, что все несчастные, кто попадался ей на пути, не сразу понимали всю сложность своей ситуации: прилипчивая, до неприличия назойливая Рэйчел вклешнялась в них намертво, умудряясь потом еще их же выставить «неподходящими кандидатурами». Нет, ничего общего с той же Сантаной – хищной охотницей, чересчур доступной и прямолинейной. Но на Рэйчел тоже уже стоило бы повесить табличку «Опасность». Чтобы знали сразу, что их ожидает.

Он пришел сегодня мило поболтать о происходящем в школьной жизни, о подарке для Мерседес, у которой скоро будет день рождения… И тут выясняется, что Рэйчел не бросила свои попытки склонить Блейна Андерсона к гетеросексуальным отношениям. Курта передернуло от одного мысленного произношения этого слова рядом с именем предмета своих воздыханий.
Сколько можно?! Почему она вечно уводит парней у него из-под носа?! Ладно, Финн. Но Блейн?!
Обида и злость за пару секунд затопили все внутри парня, словно кислотой прожигая внутренности, добираясь до сердца.

Рэйчел включила дурочку, словно не понимала, что значило для Курта ее заявление об их ночи с Блейном. Курт не умел скрывать свои эмоции, которые тут же отражались на его милом личике, поэтому не заметить то, как больно ему стало, девушка просто не могла. Но сочла ненужным. Что ж.

– Знаешь, Рэйч, – Курт поджал губы. – Пожалуй, с меня хватит. Зря мы с тобой стали чаще видеться. Не подружились бы – я бы, может, не пришел на ту твою дурацкую вечеринку. И уж точно бы не привел туда Блейна.
Огромные карие глаза, опушенные длинными черными ресницами, словно бы даже извиняясь, посмотрели на обиженного парня.
– Мне кажется, мы уже говорили с тобой, – начала Рэйчел. – Меньше всего на свете я хотела бы тебя обидеть, но…
– Хватит! – Курт бросил на тарелку вилку, которую все еще сжимал в побелевших пальцах, и она звонко ударилась о фарфор. – Ты по трупам пойдешь, Бэрри, и тебе все мало будет. Ты не человек, ты монстр. Путь к славе не прост, никто не спорит, и через что-то и кого-то приходится перешагивать, но вытирать ноги обо всех своих друзей – это уже не просто свинство, это жестокость.

Курт поймал себя на том, что его голос предательски дрогнул.
Последнее время он стал куда более подверженным перепадам настроения, плаксивым и истеричным. Если бы он был девушкой – это можно было бы смело списать на всем известные проблемы. Но здесь… Он просто ужасно устал оттого, что у него в жизни вечно творится какой-то бред, пока все остальные, пусть и разбиваются о камни, но хоть иногда взлетают выше городских крыш.
Ничего не предвещало беды, все шло так, должно было идти. Но после 14ого февраля почва медленно, но верно начала уходить из-под ног. Сначала оказалось, что Блейн вздыхал совсем не по Курту, а по младшему менеджеру отдела в торговом центре. Когда выяснилось, что менеджеру до Блейна нет никакого дела, то Курт даже подумал, что все к лучшему: зато он рассказал о своей симпатии Андерсону, и теперь можно было не бояться неловкости и недосказанности. Но тот случай с Рэйчел, слишком бурная реакция Курта и чересчур нервный разговор с вроде-как-не-определившимся Блейном сыграл не в пользу Курта. И солнце поблекло.

Далтон, поначалу показавшийся землей обетованный, оказался на деле куда более суровой реальностью. Быть очередной певчей птичкой, обезличенной, без права на дуэты и тем более сольники – даже на репетициях – это было очень тяжело. «Я дива, я дива, я дива», – повторял про себя Курт, стоя среди таких же, как и он, ребят в черно-красной форме на ступенях зала для репетиций. Ни в коем случае нельзя было забывать о том, что он Личность, о том, чего он достиг. И не в коем случае нельзя было потерять свой голос. А эта форма, не оставлявшая и малейшей возможности для самовыражения в одежде – в чем он преуспел больше всех ровесников вместе взятых… Теперь время, когда Курт оказывался дома или выходил за покупками с Мерседес, он использовал на тысячу процентов, чтобы успеть вдоволь насладиться своим внешним видом и произвести впечатление на окружающих, в том числе на Блейна, который тоже зачастую сопровождал его в походах по бутикам и кафе.
Ощущение безопасности стоило многого. Надежда на место в сердце Андерсона – еще большего. Но если, в свете последних событий, второе становилось все более призрачным, то и первое «за» в копилку Далтона, обучение в котором, к тому же, стоило далеко не дешево, постепенно теряло свою весомость. Курт все чаще стал задумываться над тем, что, может, он бы смог пережить стресс от потенциальной опасности, исходившей от Карофски. В конце концов, можно было стараться не ходить одному по коридорам, домой добираться с Финном, больше времени проводить рядом с преподавателями. В общем, вести себя, как девчонка. Ну и что? Его это никогда не пугало. Зато рядом с друзьями. Зато с жакетами от Александра МакКуина и плащом Дольче-Габанна. Зато не видеть каждый день эти невероятные карие глаза, в которых хочется утонуть, и знать, что ты для их обладателя просто друг, хотя приложил уже столько усилий по его завоеванию…

А сейчас Рэйчел своим заявлением дала ему понять, что все усилия были зря. Впервые в жизни Курт готов был признать, что «не определившиеся» геи существуют. И спят с твоими подругами.

– Хрен с вами со всеми, – Курт резко выскочил из-за стола, зацепив только что брошенную вилку, от чего она упала на пол. Он только раздраженно пнул ее подальше в проход между столиками.
– Курт, пойми, раз это случилось, то это к лучшему. Все встало на свои места, – Рэйчел попыталась поймать его руку, но Курт вовремя увернулся.
– Ты права, – в глазах уже стояли слезы, ухудшая обзор, и Курт зажмурился, с силой сведя брови, отчего сразу же заболела голова. – Все теперь на своих местах. Я, как всегда, не при делах, а ты, как всегда, звезда. Только смотри, – зеленые глаза распахнулись, резанув девушку уничтожающим взглядом, – не сгори от своего же сияния. Ты все-таки такая сучка, – юноша скривился, во взгляде читалась обида и презрение.

Курт вылетел из кафе, налетев в дверях на какого-то парня и даже не подумав извиниться, а Рэйчел осталась сидеть на месте, немного ошарашенная реакцией друга, и в то же время убеждая себя в своей правоте. Ему лучше было узнать раньше, чем позже. Она уже поняла, что от недосказанности и запоздалых признаний только хуже.

***

Первым порывом было позвонить Мерседес, но, уже достав из кармана любимого пальто i-phone, Курт передумал: на этой неделе он уже трижды плакался девушке в жилетку, причем каждый раз Мерседес приходила к тому, что Курту, как бы обидно ни было, нужно поставить на Блейне крест и смириться с ролью друга. Ничего нового она бы ему не сказала и в этот раз. И вдвойне будет больно узнать, что она уже в курсе «маленькой победы» Рэйчел – а в этом не приходилось сомневаться.
Курт поежился, укутываясь в свой мягкий шарф из альпаки, и прибавил шагу: дом был уже близко.
Отец с Кэрол уехали на выходные в Колумбус на очередной футбольный матч. В любой другой раз Курт смертельно обиделся бы на то, что папа предпочел уикенду с сыном матч в соседнем городе, но сейчас он был даже благодарен: не было никакого желания объяснять, почему уже в который раз за полмесяца на нем нет лица, и видеть, как отец подыскивает слова успокоения – а это у него получалось с трудом.

Как оказалось, Финн тоже еще не вернулся домой с тренировки. Курт, не раздеваясь, прошел на кухню, выудил из бара «Джек Дэниэлс» и поднялся к себе – заливать горе виски и слезами. Наушники в уши – и до самой ночи он погрузился в мир разбитых сердец, сильных женщин, способных возрождаться из пепла снова и снова, словно фениксы, в мир романтических страданий и сказочной любви.
В голове шумело от десятков прослушанных песен и количества выпитого алкоголя, нежную кожу щипало от соленых слез («Завтра вымажу весь VICHY, какой остался, но это будет завтра», – обессилено подумал Курт, касаясь пальцами своей многострадальной щеки). За окном, должно быть, давно стемнело, но плотные светонепроницаемые шторы Курт задернул еще тогда, когда поднялся к себе несколько часов назад, а поэтому он не имел никакого понятия, сколько сейчас времени. Электронные часы на аудио-системе напротив его кровати сливались сейчас в бесформенное пятно, не подвластное идентификации. Юноша вздохнул и, лишь плотнее прижав наушники к голове, унесся вслед за очередной душещипательной историей любви.

Он не уловил того момента, когда провалился из одной виртуальной реальности в иную – мир снов, а перед глазами уже плыли лацканы черных пиджаков с красной каймой, Паваротти, скачущий на своей жердочке и выдававший вполне осмысленные отрывки песен… Сквозь музыку на заднем плане прорывались голоса: вот Блейн спрашивает его, не поможет ли он ему с новым номером, вот Уэс поздравляет его с получением первой сольной партии за время его пребывания в «Уорблерс», вот Финн спрашивает, почему он спит в одежде… Стоп, что?!

По странному стечению обстоятельств, когда Курт вынырнул на поверхность реальности и, с трудом сфокусировавшись на сидящей рядом с собой на кровати фигуре, узнал в ней сводного брата, в его наушниках звучала та самая песня Бруно Марса, которую Финн пел на свадьбе специально в его честь.

– When I see your face
There’s not a thing that I would change…*

«Типа того, – мысленно согласился со словами песни юноша, нехотя приходя в себя. – Знал бы ты, красавчик, сколько бессонных ночей я из-за тебя провел. Из-за этих твоих медовых глаз, обезоруживающей улыбки, широких надежных плеч и шикарной задницы. И стоило мне переключиться на кого-то, кто, хоть и не может превзойти тебя по красоте, но хотя бы относится к моему биологическому подвиду, как все снова летит к чертям».

– Что ты здесь делаешь? – заплетающимся языком спросил Курт.
Он постарался приподняться на локте, но потерпел фиаско: сил не было вообще, а головокружение не позволяло оторвать голову от подушки. Курт застонал и рухнул обратно.
– О-о-о, Курт, да ты нализался, – Финн только что заметил покоящуюся на соседней подушке пустую бутылку виски.

С тех пор, как Хаммелы и Хадсоны стали одной семьей и переехали в более просторный дом, где у сводных братьев были разные спальни, Финн почти не пересекался с Куртом. Целый день они проводили в своих школах, на репетициях, Финн – еще и на тренировках. Вечером Финн с Бертом частенько смотрели вместе спортивный канал, комфортно расположившись в гостиной с парочкой бутылок пива и с чипсами. Несколько раз он замечал, как Курт, вернувшись домой и застав мужчин за «серьезным делом», какое-то время стоял в дверях и грустно улыбался. Финн прекрасно понимал, что значила для Курта близость интересов Берта и его приемного сына. Но это сплачивало их новую семью, Хаммел-старший был счастлив, и Курт отступил. Он вообще был куда мудрее Финна, который до последнего упирался и старался затормозить развитие отношений между Бертом и Кэрол, за что теперь ему было невероятно стыдно. За то, как улыбалась его мама, за счастливый блеск в ее глазах, за новые прически и стильную одежду, заботливо подобранную ей Куртом («Мой личный стилист», – смеялась Кэрол), он готов был отдать все, что у него было.

Сегодня он немного удивился, когда, подходя к дому, понял, что ни в одном окне не горит свет. Потом вспомнил, что мама с отчимом должны были уже быть в Колумбусе, но Курт-то уже должен быть дома! Или снова пошел по магазинам с Мерседес до позднего вечера? Как кто-то вообще мог получать удовольствие от шоппинга? Бездарная трата времени, сплошное раздражение оттого, что не всегда с первого раза тебе подходит та или иная футболка или джинсы, дикие ценники, которые расстраивали еще больше… А Курт, как настоящий шопоголик, мог проводить в бутиках все свободное время. Кажется, если бы у него была возможность, то он остался бы жить в торговом центре.
Финн улыбнулся уголком рта. В какой-то момент он стал понимать, в чем была его первоначальная проблема в отношениях с новоиспеченным братом: он все равно бессознательно пытался воспринимать Курта как парня – нормального парня. И поэтому все отклонения, которых у Курта, понятное дело, было в избытке, выбивали его из колеи, раздражали и даже пугали.
Стоило зарубить себе на носу, что Курт – скорее, девчонка, чем мальчик, – и дело пошло на лад. Это было очень сложно прочувствовать раньше, но вполне возможно осознать, живя с Куртом под одной крышей. Все эти батареи из тюбиков кремов, шампуней и прочей дребедени в ванной, невероятные познания в марках и стилях одежды, кулинарный талант, разбросанные по всему дому глянцевые журналы… В один прекрасный момент Финн поймал себя на том, что он воспринимает Курта как хозяйку дома Хаммелов. Кэрол все еще не до конца освоилась в этой роли, а Курт не спешил отдавать трон. В доме словно жили две женщины и двое мужчин.
Ну а перевод Курта в Далтон, где тот влюбился в Блейна, о котором только и было разговоров, окончательно усмирил подсознание Финна. Он перестал психовать из-за нечаянных прикосновений, когда они сталкивались в дверях или Курт деловито поправлял воротничок его футболки-поло, прежде чем выйти на улицу. Финн радовался, что теперь, помимо мамы, кто-то еще заботится о мужчинах в доме. Ведь, пусть она и любила Берта, в ее жизни прибавилось хлопот. Единственное, что еще напоминало Финну о том, что Курт может быть потенциально опасен, это его вечерний ритуал «принесу брату на ночь теплого молока». Финн каждый раз подскакивал, когда Курт в свойственной ему кошачьей манере бесшумно вырастал невесть откуда за его спиной, протягивая теплую кружку с неизменно ласковой улыбкой. Финн всегда благодарил его за заботу, делал пару глотков и отставлял кружку на прикроватную тумбочку, снова возвращаясь к тому, что только что делал – обычно это было прохождение очередного уровня какой-нибудь компьютерной игрушки.

Когда Финн уже закрывал за собой дверь, он услышал, как где-то на улице, в паре кварталов от их дома, заверещала автомобильная сигнализация, после чего послышался звук разбившегося стекла. Квотербек нахмурился: район, куда они переехали, слыл достаточно спокойным, и подобный разбой был в диковинку. «Еще и Курта дома нет, – обеспокоенно подумал парень. – Не дай бог, нарвется в темноте на кого-нибудь пострашнее Карофски».
Он зажег свет в прихожей и понял, что ошибся: лакированные щегольские туфли Хаммела стояли под вешалкой. «Но свет-то не горел», – недоуменно подумал Финн. Ему как-то не приходило в голову, что кто-то может добровольно сидеть в совершенно темном доме.
Скинув с себя ветровку и занеся к себе в комнату спортивную сумку, Финн прислушался: в доме было по-прежнему тихо. Если Курт действительно у себя, то почему не вышел встречать брата?

Дверь в комнату Курта была приоткрыта, когда Финн поднялся на второй этаж.

Сам он выбрал комнату внизу, когда их новоиспеченная семья переехала в новый дом. Точнее, он подождал, когда остальные члены семьи определятся со своей дислокацией, и занял ту, что осталась. Теперь рядом с его спальней находилась ванная, а следом – комната мамы и Берта. Курт же, оправдывая свое звание одного из «Уорблерс», забрался повыше, как певчая птичка. Цветовое решение в его комнате поначалу удивило Финна: даже комната в цоколе, которая была у него еще в старом доме, несмотря на негативное отношение квотербека ко всем «гомосятским» деталям, выглядела более уютно и обжито. Она четко ассоциировалась у Финна с Хаммелом-младшим – эпатажным, любящим держать все необходимое под рукой, но обязательно требовавшим простора для своего воображения и деятельности. А новая была какой-то… обезличенной, что ли. Слишком светлой, слишком уравновешенной. Далтон отобрал у Курта возможность самовыражаться в одежде и музыкальных номерах, а Курт отобрал у своей комнаты ее индивидуальность.

Когда Финн вошел в темную комнату, поначалу ему показалось, что она пуста. Но, приглядевшись, он заметил на кровати хрупкую фигурку юноши, утонувшего где-то между подушками и покрывалом. Тот лежал, не двигаясь.
– Курт? – настороженно позвал квотербек.
Финн присмотрелся и удивился еще больше: Хаммел лег в кровать, даже не сняв верхнюю одежду.
– Почему ты спишь в одежде? – Финн повысил голос в надежде привлечь внимание. – С тобой все нормально?

Фигура зашевелилась, а следом приоткрылись, чуть дрогнув, веки, и вот уже Курт, явно с трудом осознавая обстановку, как-то оценивающе смотрит на брата. Финн осторожно сел на край кровати.

– Что ты здесь делаешь? – голос Хаммела был чуть капризным.
Он попытался приподняться на локте, но тут же снова откинулся на подушки, и тут Финн заметил лежащую рядом бутылку из-под виски. Все сразу стало понятно.
– У тебя какие-то проблемы?
– Ты не очень-то наблюдательный, – грустно усмехнулся Курт и, кажется, смахнул нечаянно набежавшую слезу, но Финн не был уверен, что ему это не показалось. – У меня уже давно проблемы.
– Нет, я слышал про тот случай с Блейном в твоей постели, – принялся оправдываться Финн. – Берт был действительно сбит с толку.
– Ах, ну надо же, – Курт возмущенно раздул ноздри. – Сам бросался за меня в атаку с больным сердцем, а стоило увидеть парня в постели сына – и забеспокоился. Он думал, вся моя ориентация сведется к повышенному вниманию к своей внешности и девчачьим интересам? – он болезненно ухмыльнулся. – Что ж, ему не о чем беспокоиться. Похоже, так оно и будет. Мне как-то не везет в любви, – Курт зарылся лицом в подушку и нечленораздельно пробормотал что-то. Кажется, про Рэйчел, и Финн навострил уши.
– Прости, что? – он придвинулся ближе. – Ты сказал что-то про Рэйчел?
– Твою ж мать, Финн! – Курт так резко поднял голову с подушки, что затылком стукнул Финна в челюсть.
Квотербек, не ожидавший такого порыва, не успел увернуться и охнул от вспышки боли. Каким бы хрупким ни был Курт, а удар головой в челюсть оказался весьма ощутимым. Юноша перепугался того, что сделал больно своему экс-предмету воздыханий и даже сразу как-то немного протрезвел.
– Прости-прости-прости, – зашептал он и коснулся рукой мужественного подбородка обескураженного Финна. – Я не хотел.

То ли шок был еще сильным, то ли на Финна так успокаивающе действовала густая темнота комнаты, – но он даже не дернулся, позволив тонким длинным пальцам Курта задержаться на своем подбородке на несколько мгновений. Кончики пальцев были прохладными, а прикосновение – очень бережным, и от него не хотелось уворачиваться.

– Ничего, – в конце концов выдохнул Финн, и Курт поспешил убрать руку. – Пакерман бьет больнее, – они улыбнулись друг другу. – Так что про Рэйчел?
Курт снова помрачнел.
– Ты правда ничего не знаешь? – он недоверчиво прищурился, но уже в следующее мгновение, словно прозрев, цокнул языком. – Вы действительно стоите друг друга.
– Ты о чем? – Финн не любил, когда говорили загадками.
– Вам под вашим же носом изменяют, кто-то с кем-то встречается, спит, мир рушится и заново рождается, – а вы свято верите в то, что все спокойно. Именно поэтому девушки так любят тебя дурить, Финн,– Курт странно посмотрел на сидящего рядом юношу: то ли с сожалением, то ли с презрением.
Повисла пауза. Финн все еще не понимал, к чему клонит Курт.
– Рэйчел снова увела у меня парня, – продолжил Хаммел.
– Какого парня? – Финн недоуменно воззрился на Курта.
– Алё! – Курт щелкнул пальцами перед носом квотербека. – Рэйчел переспала с Блейном. Так понятно?
Финн явно тормозил. По мере того, как смысл сказанного доходил до него, его глаза расширялись. Курт еле сдержался, чтобы не рассмеяться – настолько забавно сейчас выглядел Финн, у которого в голове шел сложнейший процесс осмысления.
– Но ведь… – Финн посмотрел почему-то на свои руки, потом куда-то в сторону, а затем не Курта, – он же гей. Как они умудрились?
– Алкоголь творит чудеса, – надломлено усмехнулся Курт. – Рэйчел открыла для себя его магию и теперь экспериментирует, втягивая в свои опыты самых неожиданных персонажей, – он опустил взгляд, боясь, что сейчас снова заплачет.
По тому, как Курт вздохнул и сглотнул, Финн, наконец, понял, чем расстроен парень.

Информация про Бэрри и Андерсона укладывалась в голове с трудом. Но даже если он и удивился – то именно предмету сексуальных домогательств Рэйч, а не самому этому факту. Хоть она до сих пор и нравилась ему, но последние ее поступки все больше отталкивали от нее Финна. Она, кажется, совсем не ценила хорошего отношения к себе со стороны друзей, разбрасываясь доверием и добротой. Финну было немного неприятно, что он, как всегда, узнает обо всем через десятые руки, но сообразительности – и он признавал это – ему действительно не доставало. Кем была для него Рэйчел сейчас? Абсолютно точно – бывшей девушкой. Никаких перспектив. «Склеенная чашка – не красивая чашка», – он как-то увидел эту глупую фразу в чьем-то твиттере, и тогда не понял, о чем это. Сейчас понимал. Если он не хотел еще большей боли – стоило раз и навсегда забыть о Рэйчел Бэрри, смирившись с мыслью, что она навсегда останется для него одной из самых привлекательных и чудесных девушек на свете, к которой он испытывал очень сильные чувства, и с которой у него было много общих интересов. Но еще больше – различий. Он никогда бы не смог предать чувства другого из глупой мести, ради эксперимента или чтобы кому-то что-то доказать. Тот случай с Сантаной уже исчерпал себя, даже вспоминать не хотелось. А Рэйч, кажется, только вошла во вкус.

– Ну и… флаг им в руки, – нарушил повисшую тишину Финн.
Курт поднял непонимающий взгляд, и солист «Новых Направлений» увидел, что в них стоят слезы.
– Если Блейн действительно считает себя геем – долго эти эксперименты не продлятся. Рэйчел снова побесится, да и разбежится с ним, как со всеми остальными, – Финн улыбнулся.

В этот момент Курт подумал: «Пожалуй, более добросердечного и простого человека не сыщешь во всей Лайме. Надо же быть таким… открытым и всепрощающим. Да ты сам себе жареный Иисус, Финн Хадсон», – и улыбнулся в ответ, шмыгнув носом.

– Хватит реветь, как девчонка, Курт, – в уголках глаз Финна появились добрые лучики. – Они этого не стоят, – он подбадривающее похлопал юношу по плечу. – А Блейн мне вообще никогда не нравился, если тебе это интересно.

Идеальной формы бровь Курта поползла вверх. Финн вообще никогда ничего не говорил о товарище Курта по Далтону. «Что еще нового я сегодня узнаю?» – заинтересованно подумал парень, чувствуя, как его разбитое сердце начинает постепенно приходить в себя.

– Да ты его видел-то всего пару раз мельком, – на распев произнес Курт, садясь на край кровати рядом с Финном и заглядывая тому в глаза.
Финн пожал плечами.
– Мне хватило той вечеринки, поверь, – Финн рассеянно улыбнулся. – Да и наслушался о нем немало. От тебя, Берта и ребят, кто уже побывал на выступлениях «Уорблерс», – он вздохнул, подумав о Дне Святого Валентина, когда ни он, ни Квинн не смогли выбраться в кафе, куда позвал всех Курт. – И должен тебе сказать, он какой-то… не такой.
– Не такой? – Курт часто заморгал и привалился к теплому плечу квотербека.

В голове все еще была свинцовая тяжесть от количества выпитого алкоголя, мозг отказывался работать, по ощущениям лениво дрейфуя в какой-то жидкости (предположительно, все том же «Джек Дэниэлс») и периодически стукаясь о черепную коробку.
Финн чуть напрягся, но не стал отталкивать пьяного Хаммела, и попытался сосредоточиться на выражении своих мыслей.

– Твой Блейн, он…
– Он не мой, – покачал головой Курт.

Финн успокаивающе похлопал его по плечу, для чего пришлось лишить Курта опоры в виде своей руки. Хаммел снова начал заваливаться на спину – вертикальное положение явно давалось ему с трудом, – но в последний момент Финн придержал его за плечи. От прикосновения широких теплых ладоней квотербека к своим лопаткам у Курта вдоль позвоночника пробежал легкий электрический разряд.

– Ну так о чем я… – Финн вернулся к разговору, не замечая, как юноша рядом прикусил губу и придвинулся чуть ближе.
– О Блейне, – шепнул Курт, сам поражаясь своему молниеносному переключению из режима «страдания по Блейну» в «интерес к обществу Финна».

«Я дешевая шлюха, – утомленно подумал юноша. – А может, ты всегда будешь для меня вечной нереализованной фантазией, недостижимой, но оттого не менее желанной».

– Блейн прикольный чувак, не настолько самовлюбленный, как Джесси, но достаточно уверенный в себе, чтобы привлекать внимание. Поет хорошо… Правда, я все равно не понимаю, откуда у него такая монополия на все соло в вашем хоре. Гей он или не гей – я в этом не разбираюсь, – Финн посмотрел на Курта, но тот никак не отреагировал, лишь внимательно слушал сводного брата и сосредоточенно сопел, – но мне кажется, он не достаточно честный, что ли… Открытый. Он такой правильный, аккуратный, приятный. Настраивает на хорошее отношение к себе. Только смотришь на него и не знаешь, что от него можно ожидать. Не в плане каких-то опасностей, а в плане простого человеческого общения. Не знаю, чувак, – Финн дернул плечами. Он действительно не знал, как объяснить, что именно его не устраивало в солисте хора Далтона. – Он кажется мне немного ненастоящим. Типа, знаешь, этого, как его… – он нахмурился, вспоминая имя, – с кем там Барби спит?
Курт прыснул:
– Кен?
– Точно, – Финн обезоруживающе улыбнулся, и настроение Курта определенно пошло на подъем.
Он все еще выглядел, как красивая грустная игрушка, но Финн заметил, что на душе у сводного брата полегчало.
– Он тебя не стоит, – подытожил Хадсон. – Ты куда более настоящий. И яркий.

Курт поднял на него широко распахнутые глаза. Он не ожидал такой оценки от квотербека. Внутри закопошилось знакомое чувство восхищения этим добрым, простым и открытым человеком.

Финн вдруг улыбнулся еще шире.

– Ты знаешь, какой кипиш у тебя на голове?
Курт словно пробудился ото сна, в ту же секунду осознав, насколько же ужасно он сейчас, должно быть, выглядит: провалявшийся несколько часов в постели в верхний одежде, заплаканный, с черт знает во что превратившейся прической…

– Ох, – только и смог, что выдохнуть Хаммел, кое-как приглаживая растрепавшиеся волосы. – Я сейчас, – он резко встал с кровати, отчего голова страшно закружилась, но устоял на ногах.

Тут же, прямо на пол, он скинул мятый плащ и, перешагнув через него, скрылся в том аппендиксе комнаты, где располагался его туалетный столик.
Спустя две минуты он вышел оттуда несколько посвежевшим и опрятным.
«Все бы девушки так заботились о своем внешнем виде, как ты», – подумал про себя Финн, оглядывая парня.

– Как ты смотришь на то, чтобы выпить со мной еще по чуть-чуть? – Курт выжидающе посмотрел на футболиста, уперев руки в бока.
– Слушай, а тебе не хватит ли? – недоверчиво сощурился Финн.
– Я и так давно себе ничего такого не позволял, – юноша цокнул языком и закатил глаза. – А сегодня мне разбили сердце. Всмятку. Мне можно.
Сказано это было настолько манерно, что Финн еле сдержался, чтобы не рассмеяться.
– Если бы я так надирался всякий раз, как мое сердце разбивают, я бы уже точно не играл в команде, – усмехнулся квотербек. – Времени бы не оставалось.
– Вот и выпьем за разбитые сердца, – Курт взял его чуть повыше запястья и потянул на себя, увлекая за собой прочь из комнаты.
Впрочем, Финн и не думал сопротивляться: запах высококачественного виски, витавший в комнате Курта, и так соблазнил его в достаточной степени.

В баре оказалось достаточно много алкоголя, чему Финн удивился: они с Бертом предпочитали пиво и, по особым случаям, бренди. Но, как оказалось, у них в доме также можно было найти три разновидности виски, две – текилы, абсент и коньяк. «И кто это все покупает? Не Курт же, в самом деле, с его-то внешностью», – недоуменно подумал Финн, покосившись на юношу, который сосредоточенно крутил в руках бутылку «Хэннесси».
Почувствовав на себе взгляд квотербека, Курт оторвался от изучения этикетки, которую и так знал наизусть. Мысли все равно были где-то далеко.
– Имеешь что-нибудь против коньяка? – Курт не стал дожидаться ответа и тут же потянулся за двумя бокалами, стоявшими на полке.

Координация движений была все еще нарушена – и сейчас он хотел нарушить ее еще больше, – так что один из бокалов почти упал – Финн подхватил его в последний момент.

– У-упс, – пьяно протянул Курт. – Пожалуй, наливаешь ты, – он протянул Финну и свой бокал.

Квотербек вздохнул и щедро плеснул в оба бокала «Хэннесси». Последний раз он пил его, пожалуй, больше года назад, когда они еще встречались с Квинн. В голову забрались ненужные мысли, снова вспомнилась та обида, осознание страшного предательства со стороны той, кого он, как ему казалось, любил. Финн поднес бокал к губам и залпом выпил все содержимое.
Курт округлил свои красивые зеленые глаза.
– Ну ты маста-ак, Хадсон. За твой талант! – он заглянул в свой бокал и тоже попытался выпить все одним глотком, но потерпел неудачу.
Запала не хватило. Хаммел вздрогнул и втянул воздух сквозь стиснутые зубы – горло немилосердно обожгло. Ему вдруг захотелось почувствовать этот же жар во всем теле. Забыть, зачем он напился с самого начала, и зачем он сейчас пришел за добавкой.

– А знаешь, Финн, – Курт прислонился спиной к шкафчику рядом с квотербеком, – Рэйчел пьет ничуть не хуже тебя. Женщины пошли… стойкие, – он заговорщически подмигнул и придвинулся ближе, заглядывая Финну в глаза.

«Интересные такие, прозрачные…» – подумал про себя Финн, впервые ловя себя на том, что он всматривается в глаза Курта. Сейчас зрачки юноши были расширены, отчего глаза казались еще больше.

– Ты хотел бы, чтобы она вернулась? – Курт вдруг посерьезнел и уставился на Финна.
– Нет, – футболист покачал головой, глядя в пустой бокал у себя в руках. – Может, и хотел раньше, но после вечеринки как-то совсем уже об этом не думаю. Ничем хорошим это не закончится. Началось все с… не совсем честной игры и закончилось тем же, – Финн неопределенно пожал плечами и облизнул губы, приковав к себе тем самым жадный взгляд Хаммела.

Курту определенно нравились умозаключения Хадсона. Он даже кивал в ответ, а в голове вертелось: «Как ты сейчас облизнул свои губы… И глаза у тебя теплые-теплые, и улыбаешься ты так сексуально… Нет, бабы конкретные дуры. Тебя, конечно, приятно водить за нос – слишком ты доверчивый, – но какие же они дуры…».

Он не сразу понял, что Финн обращается к нему, протягивая бутылку:
– Еще?
– О, да, –Курт мило улыбнулся, и Финн долил ему коньяка. – Ну так что, за то, чтобы не возвращалась? – он приподнял свой бокал.
– Чтобы не возвращалась, – чуть помолчав, отозвался Финн и чокнулся с Хаммелом.

Кода он выпил уже второй полный бокал подряд, в голове, наконец, зашумело. По телу разлилось приятное тягучее тепло и Финн расслабленно прикрыл глаза.
В следующую секунду он услышал, как Курт тихонько напевает:

– You're gonna catch a cold
From the ice inside your soul
So don't come back for me
Don't come back at all**

Финн в который раз с того момента, как он впервые познакомился с певческими талантами Хаммела, подумал, что его безупречному меццо-сопрано позавидовали бы многие певцы и певицы.

Тут Курт прервался и, уверенно кивнув своим мыслям, вытащил из кармана как всегда узких, идеально обтягивающих его бедра джинсов свой телефон. Через секунду из динамика зазвучала та самая песня:

I learned to live, half-alive
And now you want me one more time
Who do you think you are
Runnin round leaving scars
Collecting your jar of hearts
And tearing love apart
You're gonna catch a cold
From the ice inside your soul
So don't come back for me
Who do you think you are

«Господи, у него всегда на телефоне находится все, кроме нормальных песен», – усмехнулся Финн. Сейчас ему было, в общем-то, все равно. Да и слова были как раз в тему. Рэйчел так себя и вела: собирала трофеи из сердец популярных мальчиков в погоне за самоутверждением и мифическим опытом. И когда она пыталась вернуться, тут же говоря о том, что она только что изменила ему с Паком, хотелось и правда спросить: «Who do you think you are?»

Курт начал тихонько покачиваться в такт музыке, то и дело соприкасаясь с плечом квотербека. Мелодия была нудноватая и размеренная – такая, под которую обычно парочки танцуют медляки на школьных дискотеках. Похоже, именно эта мысль и пришла в голову юноши: ему захотелось потанцевать, тем более что рядом находился такой привлекательный молодой человек.
Курт встал напротив Финна и склонился в притворном поклоне, выставив вперед ладонь. Бровь Финна поползла вверх.