Название: No Regrets
Автор: Анна Швеллер
Бета: Nadalz
Фандом: Glee
Пейринг: Дэйв/Курт
Рейтинг: PG-13
Жанр: romance, Futurefic, мини
Саммари: в жизни все сложилось не так, как они представляли, но все равно они счастливы.
Disclaimer: герои мне не принадлежат, из их использования не извлекаю коммерческой выгоды
Размещение только с разрешения автора

Кроме Дэйва в мастерской никого не было. Он менял диски на «Рэндж Ровере» мистера Мартенса. Обычно ребята, которые жили поблизости, ходили обедать домой, а остальные отправлялись в закусочную неподалеку.
Курт тихонько прокрался за спину Дэйва и поставил на рабочий стол промасленный бумажный пакет. Отец и Дэйв любили, когда он сам готовил им ланч и приносил в мастерскую, а Курт был спокоен, что они не перехватят что-нибудь вредное в сомнительных закусочных. Отцу нужно тщательно следить за холестерином. А глядя на Дэйва, Курт думал, что около пятидесяти у того тоже могут возникнуть проблемы с сердцем. Иногда ему казалось, что они с отцом так похожи.
Курт прислонился бедром к краю стола, скрестил руки на груди и стал наблюдать за работой Дэйва: как двигаются его руки, когда он закручивает гайки, как ткань комбинезона обтягивает задницу, когда он наклоняется, как футболка облегает бицепсы… Курт нахмурился, обратив внимание на серую футболку в пятнах масла.
– Почему ты не надеваешь те футболки, что я тебе купил? – обиженно спросил Курт.
Дэйв резко обернулся, и его лицо осветилось удивленным восхищением, которое появлялось всякий раз, когда он видел Курта. Он бросил гаечный ключ в ящик с инструментами и выдернул из ушей наушники.
– Привет, – сказал он, подходя к Курту.
Сняв рабочие перчатки, он сунул их в задний карман комбинезона и потянулся, чтобы обнять своего парня за талию. Курт игриво увернулся.
– А что, если отец увидит? – спросил он так, словно они были подростками, которых могли застукать строгие родители.
– Его нет, уехал получать новое масло, – сказал Дэйв, обхватывая Курта за талию и притягивая ближе.
Его широкие ладони удобно устроились на заднице Курта, как будто только для того и были предназначены. Курт удовлетворенно улыбнулся, приподнялся и быстро чмокнул его в губы.
– Так вот, – деловито проговорил Курт, поправляя лямку комбинезона Дэйва, – я спросил, почему ты не носишь те футболки?
Несколько дней назад Курт принес из магазина пакет с шестью одинаковыми черными футболками и велел Дэйву примерить.
В футболках не было ничего особенного, разве что они облегали тело чуть сильнее, чем он привык, но смотрелись на нем неплохо – он повертелся перед зеркалом, заметил восхищенный взгляд Курта, гордо выпятил грудь и напряг мышцы.
– Отлично, тебе идет, – сказал тот, поглаживая ладонями его по плечам. – Нравится?
– Ну да, – кивнул Дэйв. Ему больше нравилось, как Курт на него смотрел.
– Качественные вещи не могут не нравиться, – со знанием дела заявил Курт.
– А чем они отличаются от обычных?
– Имеешь в виду ту ужасную синтетику, что теряет цвет после трех стирок, и у которых безобразно вытягивается воротник? – брезгливо поморщился Курт. – Это «Армани», – сообщил он с гордостью.
Дэйв снова кивнул, глядя на Курта с щенячьим обожанием. Он до сих пор понимал не все, что тот говорил, но привык соглашаться и верить на слово.
Дэйв оглядел свою поношенную рабочую футболку и вытер об нее ладонь.
– Ну, понимаешь, они такие дорогие и новые… «Версаче» и все такое… Я же их испорчу.
– «Армани», – поправил Курт. – Вещи для того и существуют, чтобы ими пользоваться, а не держать в шкафу.
Курт давно пережил школьную привычку носить экстравагантные наряды и поклоняться модным журналам, но до сих пор предпочитал хорошую одежду от известных брэндов и тщетно пытался приучить к этому своего парня.
– Обещаю, в следующий раз надену, – сообщил Дэйв, снова пытаясь прижать к себе Курта.
Тот, игриво улыбаясь, попятился и уселся на стол. Дэйв развел в стороны его ноги и удобно устроился между ними. Его ладони легли на колени любовника и медленно поползли выше.
– Уверен, что никто не придет? – спросил Курт, с опаской глядя через его плечо.
– Мы одни, не волнуйся, у нас еще есть минут двадцать, – сказал Дэйв, плотоядно улыбаясь.
Он начал расстегивать ремень Курта. Тот по-прежнему любил носить облегающие штаны и выглядел в них обалденно, но каждый раз с ними приходилось повозиться. От нетерпения пальцы казались грубыми и неловкими. Дэйв жадно облизнулся, стягивая с Курта брюки и обнажая его бедра.
По спине Курта пробежала возбужденная дрожь. Он провел ладонями по шее Дэйва и запустил пальцы в его волосы. Тот пристально посмотрел на Курта, наклонился к губам и страстно поцеловал.
И Курт снова подумал, что чувствует себя подростком, который предается торопливым ласкам со своим парнем в отцовском гараже, дрожа от желания и страха, что их могут застукать. Его невероятно будоражило это ощущение. А еще он подумал о том, что он никогда не был так счастлив. Как будто и не было этих двух лет, и не случилось ничего плохого.

После выпускного, когда все школьные драмы остались позади, и они решили быть вместе, Курт и Дэйв направились в Нью-Йорк: Курт всегда мечтал туда поехать, ну а Дэйв был не слишком привязан к Лайме. К тому же проще все начинать с чистого листа в том месте, где тебя не знают.
Они сняли небольшую меблированную квартирку в Бруклине. Район был не самым лучшим, зато дом стоял рядом с симпатичным парком.
Раздвинув шторы, Курт посмотрел за окно, любуясь чудесным видом. Дэйв подошел сзади и обнял его.
– Когда я стану знаменитым и буду получать баснословные гонорары, сниму в Манхеттене роскошный пентхаус с видом на залив, – заявил Курт.
– А мне и здесь нравится, – проговорил Дэйв, утыкаясь ему за ухо и вдыхая запах волос.
– Дива не разменивается по мелочам, – с шутливой строгостью сказал Курт, поворачиваясь к нему и погрозив пальчиком.
Дэйв не стал спорить, в тот момент, ему было наплевать, где жить, главное – вместе с Куртом.

Дэйв слышал это много раз: сложно представить более неподходящую пару для Курта, чем он. Кто-то говорил это ему напрямую, кто-то так думал, но предпочитал держать мнение при себе. Он сам все это знал. И Курт тоже. Они были слишком разными. Но это казалось неважным. Они любили друг друга, хотели друг друга и через многое прошли вместе, Дэйв считал, что этого хватит, чтобы преодолеть все трудности.
Они с энтузиазмом окунулись в совместную жизнь. Поначалу все казалось таким чудесным, словно ожившая сказка. Они наслаждались городом и друг другом, Курт надевал кокетливые береты, брал Дэйва под руку, и они гуляли по улицам, пытаясь почувствовать себя настоящими ньюйоркцами, пили кофе в чудесной кондитерской на углу их квартала и часами бродили по модным магазинам, а потом, едва войдя в квартиру, трахались до тех пор, пока от изнеможения уже не могли пошевелиться.
Курт записался в театральную школу и ходил на все прослушивания, на которые удалось попасть, стремясь оказаться на Бродвее. Первые недели он таскал Дэйва по всем музеям и театрам, в которых мечтал побывать. Тот не возражал, но привычно скучал – то, что он признал себя геем, не значит, что он сразу же полюбил мюзиклы и моду. Однажды ему повезло, и они попали на хоккейный матч "Рэйнджерс" – "Пингвинз" – тогда настала очередь Курта скучать и дуться. Дэйв по-прежнему считал, что разные вкусы и небольшие разногласия – это мелочи, на которых не нужно зацикливаться.
Но справляться с проблемами становилось все труднее. Он думал, что в новом городе, лишенном предрассудков, можно стать, кем захочешь, сделать свою жизнь такой, как мечтал, но все оказалось намного сложнее, чем в Лайме. Может, для Курта жизнь и была праздником, но Дэйв был здесь чужим, и ему приходилось вкалывать на самой тяжелой работе, чтобы их обеспечивать – он грузил ящики в супермаркете, был вышибалой в клубе и таскался по улицам с «сэндвичем» на плечах, рекламирующим какую-то оптику. Жизнь в Нью-Йорке все меньше походила на ожившую мечту.
У Курта тоже все складывалось совсем не радужно – город мечты не встречал его с распростертыми объятиями, никто его не ждал, не распахивал перед ним двери бродвейских театров. Вместе с остальными талантливыми мечтателями он обивал пороги, бегая с одного прослушивания на другое, пытался завести нужные связи и знакомства, пытался влиться в богемную тусовку и таскал Дэйва с собой на все вечеринки, которые устраивали его приятели по театральной школе. Дэйв ненавидел эти сборища. Он знал, что ему не место среди манерных мальчиков и разряженных старых пидоров, которые так и норовили облапать какую-нибудь молоденькую попку. Он всегда старался держаться поближе к Курту, но тот никогда не сидел на месте. Обычно на Дэйва не обращали внимания, окидывали равнодушным взглядом, словно он был куском мяса, который годится только для постели, и он начинал думать, может быть, и сам Курт так к нему относится. Тот порхал по залу с бокалом шампанского в руке, как обычно болтал, не умолкая, смеялся и кокетничал. Он настолько же сочетался с этой средой, насколько Дэйв из нее выбивался, и тот начинал ревновать, выходить из себя и злиться. Курт тоже сердился, если Дэйв пытался его в чем-то упрекнуть. Он всю жизнь мечтал оказаться на Бродвее и не собирался отказываться от своей цели, потому что его парню что-то не нравилось. Дэйв понимал, что не имеет права в чем-то его ущемлять.
Они все больше отдалялись, оба понимали это и винили друг друга. Они начали ссориться по всяким пустякам. Дэйв жаловался, что они живут не по средствам, что ему приходится вкалывать, пока его парень развлекается. Курта раздражало, что его любовник вдруг стал таким серьезным и практичным. Он все чаще язвил и огрызался. Характер у него был таким же стервозным, как и в школе, Дэйв не всегда понимал его сарказм, но каждое слово больно ранило. Иногда в сердцах он обвинял Курта в том, что тот спит с каждым встречным режиссером или продюсером, а может, даже костюмером – любым, кто пообещает ему прослушивание или крошечную роль в спектакле. Не то чтобы Курт давал много поводов для ревности, но и опровергнуть ничего не пытался. А после одной вечеринки, где он всю ночь провисел на руке какого-то старика, Дэйв назвал его шалавой и две ночи не появлялся дома, ночуя у своего приятеля, официанта из ресторана, где работал на подхвате.
После каждой ссоры следовал крышесносный примирительный секс, и потом снова все было замечательно, пока в холодильнике не заканчивались продукты, пока хозяйка не требовала плату за квартиру, а Курту снова отказывали в ролях. И опять они начинали ругаться, говорили друг другу кучу обидных вещей, и каждая ссора становилась еще хуже, чем предыдущая. Может, они и не думали на самом деле всех этих гадостей, но когда заводились, уже не могли остановиться, желая ранить побольнее, а признать свою ошибку становилось все труднее. Иногда, разозлившись, Курт упрекал Дэйва в том, что он не дает ему жить, как он хочет, мешает дышать, ограничивает его свободу, и припоминал все ошибки прошлого. Дэйва бесило то, что Курт снова и снова вспоминает все это, как будто не верит, что он изменился.
Иногда Курт не ночевал дома, заставляя своего любовника беспокоиться и ревновать, и всю ночь Дэйв не мог уснуть, представляя, как тот берет в рот у какого-нибудь старого пидора или трахает в ночном клубе обдолбанного смазливого мальчишку. А может, лежит где-нибудь в подворотне с проломленным черепом. Потом Курт возвращался с таким видом, словно ничего серьезного не произошло, и Дэйв старался держать себя в руках, чтобы не спровоцировать очередной скандал.
Иногда, когда Дэйв выносил пакеты с мусором на задний двор ресторана или отскребал жир с плиты, он спрашивал себя, ради чего все это. Разве это жизнь? Разве этого он хотел, уезжая из Лаймы? Позже, возвращаясь ночью, нырял в постель, прижимаясь к спящему Курту, обнимал его теплое тело, слушал сонное бормотание и думал, что стоит еще немного потерпеть.
На очередной вечеринке Дэйв мрачно цедил пиво в углу и наблюдал, как Курт порхает по комнате со своими приятелями-педиками или шепчется на ушко с какими-то подозрительными манерными типами. Поначалу Дэйву казалось, что Курт похож на волшебный цветок и выделяется в этой пестрой толпе словно драгоценный камень среди груды стекляшек. Но теперь видел, что он точно такой же, как все остальные. Дэйву казалось, что он задыхается, хотелось оказаться подальше от этого места и от Курта, в одно мгновение ставшего каким-то чужим и фальшивым. Он так крепко стиснул стакан, что тот едва не треснул в руке. Ничего не сказав любовнику, он свалил с вечеринки, взял такси и вернулся домой.

Новая ссора закончилась не примирительным сексом, а собранным чемоданом. Курт явился под утро, растрепанный, с бегающим взглядом, и Дэйв с порога спросил, не переспал ли он с каким-нибудь продюсером, чтобы получить роль. Тот заявил, что может делать все, что хочет, и спать с кем захочет, и Дэйв не имеет права задавать такие вопросы, а если что-то не нравится, то может проваливать. Карофски молча собрал вещи, купил на станции билет и вернулся в Лайму. Он любил Курта, очень любил, и готов был многое стерпеть, но больше не мог выносить ощущения, что не нужен Курту и ему больше нечего делать в Нью-Йорке. Место Карофски в Лайме, где ему суждено прожить унылую жизнь, состариться и умереть. Просто у них не сложилось – они не первая пара, которая рассталась из-за непримиримых различий и бытовых проблем.
Курт столько раз говорил, что Дэйв тянет его назад, не дает развиваться, ограничивает во всем, но только когда тот ушел, понял, что именно он помогал ему держаться. А без него все потеряло смысл. Больше не нужно притворяться, что он полон надежды и оптимизма, смело смотрит в будущее и верит в свои силы. Дэйв бы не стал над ним смеяться, но Курт не хотел выглядеть неудачником перед своим любовником, который перебивался с одной грязной работы на другую. Потому что Курт всегда считал, что он рожден звездой и обречен на успех. Легко блистать в маленьком городке, но когда ты приезжаешь в город своей мечты, то понимаешь, что здесь тебя никто не ждет, и есть сотни и тысячи более талантливых людей, которые не могут добиться успеха. Конечно, можно заручиться чьим-то покровительством, но что бы там ни думал Дэйв, Курт ни разу не принял непристойного предложения, хотя ему делали их не раз, и он бы уже мог чего-то добиться. Но у него была гордость – наверное, единственное, что еще осталось от прежнего Курта.
Через пару месяцев после отъезда Дэйва Курт бросил театральные курсы и начал посещать школу бизнеса, устроившись на полставки стажером в редакцию модного журнала. Это было так непохоже на то, о чем он мечтал, но за год знакомства с Большим Яблоком он научился быть реалистом.
У него были любовники – ничего серьезного, несколько совместных ужинов, приятный секс, вежливые звонки после. Потом контакты становились все более короткими и анонимными. Курт старался свести на нет любую привязанность. Первый раз ложась с кем-то в постель, кроме Дэйва, он чувствовал неловкость, как будто обманывал его. Какая ирония, Дэйв бросил его, потому что не хотел делиться, а Курт не только не изменил ему ни разу, пока они были вместе, но даже после расставания пытался хранить верность. Курт не хотел ни с кем сближаться и начинать что-то серьезное. Ему постоянно казалось, что он теряет время и упускает что-то важное, а оно проходит мимо, и скоро он ничего не сможет сделать, чтобы это вернуть. И однажды, возвратившись поздно вечером в пустую квартиру, он окинул ее взглядом, и понял, что с него хватит, а потом вытащил из шкафа чемодан «Луи Вюттон» и начал спешно кидать в него свои вещи. Он никогда не думал, что захочет вернуться в Лайму. Курт был уверен, что как только покинет родной город, будет возвращаться туда лишь несколько раз в год во время праздников и никогда не станет тосковать.
Дома его встретили с пониманием и теплом и не доставали расспросами, за что он был очень благодарен. Первый день в Лайме Курт просто бродил по городу. У него было такое чувство, будто он не видел все это десять лет, и все равно ничего не изменилось – все те же места, все те же лица, что и два года назад, когда он уезжал, полный предвкушения и надежд. Заглянув в мастерскую отца, чтобы пригласить его на обед, он меньше всего ожидал увидеть там Дэйва Карофски. Курт знал, что тот вернулся в Лайму, и отец что-то упоминал про нового работника, но то ли не посчитал нужным назвать имя, то ли Дэйв попросил его этого не делать.
Вернувшись назад, Карофски не знал, чем себя занять, и просто шлялся по городу с бутылкой пива, чувствуя себя полным неудачником. А потом случайно встретил в магазине Барта Хаммела. Они почти не общались прежде, и Дэйв даже не знал, как отец Курта относился к их отношениям и расставанию, но когда они познакомились поближе, Барт оказался отличным мужиком.
– Послушай, сынок, – сказал он, – вместо того, чтобы слоняться без дела по городу, приходи в мою мастерскую. Мой помощник уехал в Орегон, а мне не помешают лишние руки.
Дэйв думал, что это как-то странно, но все равно принял приглашение. Они не говорили о прошлом и о Курте, возможно, оба пришли к молчаливому согласию, что так будет лучше. Барт быстро проникся к нему доверием, хлопал по плечу, хваля за хорошую работу, называл сынком и иногда приглашал выпить после работы по кружечке пива. У них было много общего, и им нравилось говорить друг с другом, но Барт по-прежнему деликатно избегал всех болезненных тем, а Дэйв был ему за это благодарен. Он знал, что когда-нибудь Курт приедет домой, чтобы погостить, увидит его, возможно, смерит холодным взглядом и еще раз убедится, что Карофски обычный неудачник из Лаймы, с которым у них все равно бы ничего не вышло, и хорошо, что они расстались. Дэйву было невдомек, что это Курту было стыдно смотреть ему в глаза, потому что он неудачник, который пожав хвост, вернулся домой. Поэтому встретившись спустя несколько месяцев, они просто смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
– Я не знал, что ты здесь работаешь, – заметил Курт осторожно.
Дэйв потеребил грязную тряпку, которой вытирал руки.
– Да, как-то неожиданно вышло. Твой отец заметил, как я шатаюсь по городу, и предложил работу. А у меня все равно других дел не было, так что я согласился.
– Я думал, ты в этом не разбираешься.
Дэйв тихонько засмеялся.
– Да, сначала все время тупил, но потом научился. Мне здесь нравится. Твой отец отличный парень.
Курт сдержано улыбнулся. Его отец всем нравился, люди любили с ним работать, а когда узнавали поближе, то прикипали к Барту всем сердцем. Было немного горько знать, что отец так сблизился с Карофски, только после того, как они расстались.
– Ты приехал погостить? – осторожно спросил Дэйв.
Курт закусил губу и отвел взгляд.
– Вообще-то нет… Ты же знаешь, у меня ничего не получалось в Нью-Йорке… В общем, я решил вернуться, чтобы подумать, что делать дальше…
Он посмотрел на Карофски, ожидая увидеть осуждение или жалость в его глазах, но там была лишь теплая симпатия и смущение, совсем как в самом начале их романа, когда Карофски больше не мог прятаться под маской плохого парня и не знал, как себя вести с Куртом.
– Знаешь, это не такое плохое место, – тепло сказал Дэйв, – ну, чтобы подумать.
Курт благодарно кивнул. Разговор был каким-то неловким, и ему хотелось поскорее его закончить. У него не было опыта общения с бывшими.
– Ладно, я пойду, еще увидимся, – торопливо сказал он.
– Погоди, – воскликнул Дэйв и в два шага оказался рядом.
Курт едва не отшатнулся, его вдруг охватило неприятное ощущение «дежа вю» – сейчас Карофски схватит его за плечо и толкнет на стену или притянет к себе и поцелует… Но Дэйв даже не прикоснулся к нему, он опустил взгляд и сказал как-то смущенно:
– Слушай, может, вечером сходим куда-нибудь выпить?
– Хорошо, – тут же с облегчением согласился Курт.
Они пришли в бар, куда Дэйв и Барт иногда заглядывали после работы, чтобы пропустить по кружечке пива. Курт немного расслабился, убедившись, что Дэйв не собирается его ни в чем укорять, и все честно рассказал о своей жизни в Нью-Йорке. Это было так странно, словно он рассказывал обо всем чужаку, с которым его не связывало так много общих воспоминаний. Как оказалось, все это время Дэйв жил намного счастливее него. Курт почувствовал легкую досаду. Он-то представлял, что, оставшись в одиночестве, Дэйв пришел в отчаяние и был совершенно разбит, а оказалось, что он нашел свое место и жил в ладу с собой.
– У тебя кто-нибудь есть? – спросил Курт после нескольких стаканов пива, когда они совсем расслабились, а вечер подходил к концу.
– После того, как ты уехал из Лаймы, для меня тут осталось не так уж много вариантов, – пошутил Дэйв. – А у тебя?
Курт пожал плечами.
– Так, ничего серьезного, – отмахнулся он.
– Не хочешь зайти ко мне? – смущенно предложил Дэйв после долгого молчания.
Курт с облегчением улыбнулся и кивнул. Все по-прежнему казалось таким странным и нереальным, он не знал, как себя вести и что говорить, но притяжение между ними никуда не делось.

Дэйв жил один, снимал квартирку на улице 4 июля. Родители так не смогли до конца смириться и простить его, поэтому он старался видеться с ними как можно реже. Курт был первым, кого он привел домой, и поэтому не привык играть роль радушного хозяина и не знал, как себя вести.
– Хочешь выпить чего-нибудь? – спросил Дэйв, чтобы как-то разбить неловкое молчание.
Он повернулся к Курту и встретил его пристальный, немигающий взгляд. На несколько секунд они просто застыли на месте. А потом одновременно кинулись друг к другу и начали неистово целоваться. Дэйв схватил Курта в объятия и, почти таща на себе, повел в спальню. Они ни о чем не говорили, но оба чувствовали, как сильно соскучились друг по другу.
Это был самый удивительный секс в их жизни – между двумя незнакомцами, которые знают друг о друге все. Это было даже лучше, чем в первый раз, когда не было ничего, кроме гормонов, ослепляющей похоти и облегчения. Сейчас они прикасались друг к другу с таким же отчаянием и желанием найти то, что потеряли, и снова стать целыми.
Уже засыпая, утомленный Курт прижался к плечу Дэйва, а тот склонился над ним, обхватывая ладонью лицо, и страстно прошептал:
– Я тебе этого не говорил, но ты ведь знаешь, что я тебя люблю.
Курт задержал дыхание. Дэйв и правда никогда ему этого не говорил, а он и в самом деле это всегда знал, но по-настоящему понял только теперь. Понадобилось всего два года… Курт потянулся к его губам, быстро поцеловал и прошептал:
– Да, знаю, я тоже тебя люблю.
Потом они удовлетворенно заснули. А утром Дэйв приготовил завтрак: яичницу без желтков, слегка поджаренные тосты и сок – Курт предпочитал свежевыжатый грейпфрутовый, но апельсиновый из бутылки тоже сгодился. Он оценил внимание и заботу Дэйва. Как будто ничего не изменилось, как будто все было хорошо. Потом они принимали вместе душ и снова занимались любовью. Дэйв опоздал на работу, они вошли в мастерскую вместе с Куртом, держась за руки. Барт лишь понимающе хмыкнул, кивнул, а потом снова склонился над капотом машины.
Через пару месяцев Курт начал расширять отцовский бизнес – он занялся маркетингом и рекламой, настоял на том, чтобы нанять еще двух работников и передать им большую часть обязанностей Барта. Мистер Хаммел занимался поставками и налаживал связи с клиентами. Курт строго следил, чтобы он не переутомлялся, но ничего не мог поделать, стоило ему отлучиться, как отец надевал рабочий комбинезон и начинал менять покрышки или сливать масло какому-нибудь старому приятелю, и когда сын его отчитывал, только разводил руками: «Ну как я мог отказать».
Курт с неожиданным для себя рвением занялся авторемонтным бизнесом, это было не так увлекательно, как театр или мода, но впервые он почувствовал себя на своем месте. Он понял, что может быть счастливым даже без сцены и аплодисментов. Стоило сбежать из ненавистного городка, чтобы почувствовать, как он на самом деле его любит.
Курт боялся, что их воссоединение с Дэйвом будет временным – просто они соскучились по старым временам, и их потянуло друг к другу. Но это не проходило. Каждую ночь они засыпали вместе, без сил прижимаясь друг к другу, а утром, просыпаясь рядом с Дэйвом, Курт видел всю ту же любовь в его глазах. И они приходили вместе на семейные ужины, словно это было самой естественной вещью на свете. Иногда Финн выдавал что-нибудь вроде: «Блин, чуваки, это так странно… я так и не могу привыкнуть, что вы вместе», а в остальном все было как обычно – близкие давно привыкли, что они вместе, а до мнения других Курту не было дела. Они были просто неприлично счастливы и вели себя, как влюбленные школьники. Курт постоянно убеждал себя, что они уже выросли, чтобы заниматься всякими глупостями, но всякий раз, когда приходил в мастерскую, чтобы принести ланч, Дэйв тащил его в какой-нибудь укромный уголок, чтобы потискаться. Курту не так много перепало из школьной романтики, поэтому теперь он с удовольствием наверстывал упущенное.

Курт приподнялся на локтях, чтобы полюбоваться зрелищем – Дэйв стоял на коленях между его разведенных ног и целовал его бедро изнутри, подбираясь губами к паху. Курт только что кончил, и у него был довольно-томный вид, он перебирал пальцами короткие, чуть взмокшие от пота волосы на лбу любовника, а Дэйв продолжал увлеченно целовать его ноги, как будто ему было мало, будто он только что не отсосал Курту и не проглотил все до капли. Они посмотрели друг другу в глаза и улыбнулись, Дэйв приподнялся, а Курт одновременно наклонился к нему, и они неспешно поцеловались. Они могли бы часами ласкать друг друга, если бы их не отвлек шум подъезжающего автомобиля.
– Черт, мистер Хаммел.
– Отец!
Они одновременно вскочили на ноги и начали приводить себя в порядок. Когда Барт вошел в мастерскую, Курт едва успел пригладить волосы. Дэйв посмотрел на него украдкой и улыбнулся – вид у того был совершенно блядский: розовые щеки, влажный потемневший рот и томный блеск в глазах. Если бы не мистер Хаммел, он бы тут же нагнул Курта над столом или капотом машины… Дэйв жадно сглотнул.
– Привет, пап, – невозмутимо проговорил Курт, – я принес вам ланч.
– Спасибо, Курт, – сказал Барт, подозрительно переводя взгляд с сына на Дэйва, которые переглядывались, как нашкодившие подростки.
Может, они думали, что ведут себя очень скрытно, но Барт прекрасно знал, чем они занимались за его спиной. Иногда хотелось побыть строгим отцом и поворчать, только ни разу не удавалось поймать их с поличным.
– Ну что ж, мне пора, увидимся за ужином, – радостно проговорил Курт, – сегодня я приготовлю лосося. Не вздумайте задержаться в пивной.
Он целомудренно поцеловал Дэйва в щеку и, виляя бедрами, направился к выходу. Дэйв жадно пялился на его задницу, пока мистер Хаммел не покашлял, привлекая его внимание.
– У тебя еще куча работы, которую нужно закончить, парень.
– Да, мистер Хаммел! – Дэйв улыбнулся одновременно смущенно и довольно и вернулся к брошенному «Рэндж Роверу».
За работой он мечтательно улыбался, все еще чувствуя вкус Курта на губах, и насвистывал песню, которую тот пел утром в душе.