Каждый раз, перед самым началом новой операции, Себастиан чувствовал уже ставшее знакомым звенящее напряжение в кончиках пальцев. Можно сколько угодно обманывать других, но себя не обманешь: ему нравилась такая жизнь. Опасность и риск жили под кожей, намертво впившись в саму его суть. И его это устраивало.

Межгалактический преступник Себастиан Смайт уже три года как был объявлен в розыск, а за его гениальную голову – это признавали даже в Лиге Галактик – обещали весьма внушительную награду. Но и от наемников, и от спецотрядов Галактического Флота Смайту удавалось каждый раз ускользнуть.

С недавних пор все немного усложнилось: теперь он работал не в одиночку, уже год у него была команда. Сантана Лопез едва не сорвала Себастиану одно жирное дельце, наметив себе ту же цель, что и он. Но, обведя вокруг пальца охрану музея и столкнувшись в хранилище у дверей сейфа, они поняли, что если работать сообща, то можно добиться результата в два раза эффективнее.

Арти Абрамс присоединился к ним позднее, когда для быстрого отхода из очередного банка им понадобился опытный водитель. Его посоветовал вездесущий Клэрингтон, который не раз снабжал Себастиана и полезной информацией, и снаряжением, и оружием. Арти оказался молчалив, серьезен и замкнут. Преображался он лишь во время вождения. Стоило только затянутым в водительские перчатки рукам обхватить руль, как его глаза загорались каким-то особенным огоньком, и он даже позволял себе улыбнуться в ответ на очередную колкость Сантаны. Сантану, кстати, довольно сильно раздражал тот факт, что у Абрамса обнаружился стойкий иммунитет к ее острому язычку. Но за то, как Арти умел уходить от погони и не раз спасал их задницы, она готова была позволить ему намного большее. Себастиан, видя ее бесплодные попытки обаять Абрамса, только хмыкал и, получив дружеский подзатыльник, снова углублялся в разработку нового плана.

Они никогда не действовали по одной схеме, поэтому и своего, особого, почерка у них не было. Каждый новый объект требовал индивидуального подхода, к тому же Себастиан любил головоломки. Когда кусочки решения складывались в единую картину, он чувствовал себя если не богом, то кем-то, крайне близким к нему. После того, как план принимал четкие очертания, Себастиан продумывал распределение ролей.

Планета класса А5-13 не отличалась какими-то особыми характеристиками по сравнению с другими планетами, разве что сутки здесь длились 32 часа. Они прилетели сюда недавно, лишь пару дней назад. На этот раз Клэрингтон слил им информацию о торговом центре, выручку из которого каждый день забирали в бронированном фургоне. Смайт не мог сдержать зевоту во время разговора с Хантером – организм еще не перестроился на новый суточный цикл.

− Выручку вывозят в пять вечера, каждый день. Бронированный фургон подъезжает к боковому входу, в него погружают 20 мешков с кредитными билетами, затем он следует в банк.
− Охрана? – коротко бросил Себастиан.
− Все, как ты любишь, − улыбнулся Хантер в ответ. – Двое в кабине водителя, пятеро в самом фургоне, трое носят мешки и четверо на мотоциклах в качестве сопровождения. Вооружение стандартное.
− И ты прилетел сюда лично, чтобы передать это? Мог бы сбросить информацию мне на коммуникатор.
− И лишить себя удовольствия получить свою долю наличными? Ты же знаешь, я не доверяю банкам, пока ты на свободе.
− Льстишь, Хантер.
− Просто работаю с лучшими. Я не отдал бы это дело никому, кроме тебя.
− О, мне, конечно, нравится наблюдать, как вы двое флиртуете, но итог всегда один: Себ уходит, а крошка Ханти остается дрочить в одиночестве, − Сантана смотрела на себя в зеркало пудреницы и красила губы в яркий красный цвет. – Может, перейдем уже к делу?

«Крошка Ханти» чуть заметно поморщился, услышав это обращение, но достал из кейса голографическую карту и одним движением кисти раскрыл ее над столом.

− Это путь фургона, − провел он вдоль красной светящейся линии на карте. – От торгового центра до хранилища банка. Ни в самом центре, ни в банке эти двадцать мешков вам троим не унести, это физически невозможно. Значит, нужно перехватить сам фургон. Здесь и здесь, − указав пальцем на два перекрестка на карте, − очень удобное место для засады…
− Хантер, не надо рассказывать мне, что и как делать. К вечеру я скажу, что нам понадобится. А сейчас мне нужно подумать. Уходим, − скомандовал Себастиан, кивнув в сторону двери.
− Что я и говорила, − приблизившись вплотную к Хантеру, Сантана обдала горячим дыханием его ухо. – Не перестарайся только, Ханти.

Отмахнувшись от нее, как от назойливой мухи, Клэрингтон скрестил руки на груди. Когда авантюрная троица скрылась за дверьми его номера, он ткнул в экран своего телефона.

− Они в городе. Да, берутся. Как и договаривались, с инвалидом и девкой разбирайтесь сами, Смайт – мой. И если хоть один волос упадет… − не успев договорить, Хантер замолчал, слушая собеседника. – Я понял вас. И, надеюсь, вы поняли меня.



«Сейчас», − прозвучал голос Сантаны в ухе Смайта, и Себастиан направился к кабине броневика. Момент был выбран точно: настоящий водитель как раз вышел, чтобы закрыть задние двери фургона с погруженными в него мешками и пятью вооруженными охранниками. Дверца кабины и задняя дверь захлопнулись одновременно. Себастиан кинул на колени удивленно смотрящего на него помощника водителя усыпляющую бомбу, тот моментально отключился. У самого Смайта в ноздрях предусмотрительно были вставлены фильтры. Одновременно заводя броневик и трогаясь, он кинул через плечо в сообщавшееся с кабиной окошко вторую бомбу чуть большего размера − вырубить требовалось уже пятерых. Услышав звук падающих тел, он удовлетворенно кивнул. Резко тронувшись с места, Себастиан помчался вниз по улице, набирая скорость. Оставшийся стоять водитель растерянно смотрел вслед удаляющемуся фургону. Охранники, грузившие мешки, тоже не сразу отреагировали и открыли огонь, когда броневик почти завернул за угол. Мотоциклетная охрана рванула следом, включив сирены.

«В графике. Перемещаюсь на вторую точку», − отчиталась Сантана.



Ревели сирены, пули рикошетили от броневика, не причиняя вреда, и Себастиан был рад, что плазменные пушки на этой планете еще не прошли все стадии бюрократических проволочек, сопутствующих получению разрешения на их использование. Со стороны могло показаться, что он передвигается по городу совершенно хаотично, сворачивая на небольшие улочки и аллейки. На самом деле Смайт мчался строго по намеченному плану движения, разработанному Арти. Мотоциклисты то настигали его, прижимаясь вплотную к фургону, то отставали на резком повороте. Выбрав момент, он нырнул в довольно узкую аллею, которую по бокам сжимали старые дома, а не менее старые, узловатые деревья смыкались кронами, образовывая своеобразный тоннель.

«Готово», − отозвалась Сантана, нажав на кнопку передатчика, запускавшего вдоль всей аллеи дымовые бомбы. Мотоциклисты притормозили, не зная, что делать дальше: то ли остановиться совсем, то ли продолжать преследовать броневик в темноте.

Впереди, загораживая проезд, стоял грузовой трейлер известной межгалактической почтовой компании. Аллею быстро затянуло дымным облаком, и Смайт, сбавив скорость, надеялся, что въедет в трейлер точно по опущенному пандусу. В темноте колеса броневика буквально наткнулись на край пандуса – он все же неверно рассчитал расстояние − и Себастиан буквально влетел внутрь «почтовика». Удар смягчили гасители, нашитые на внутреннюю поверхность трейлера, но Смайт все же сильно приложился грудью и головой о воздушную подушку безопасности броневика. Хватая ртом воздух, он с трудом заставил себя вывалиться из водительской кабины. Голова бешено кружилась, а из-за дымовой завесы, заползшей в "почтовик", не было видно собственных рук. К выходу пришлось продвигаться на ощупь. Изредка слышались выстрелы охраны. Смайт покачал головой − видимость ноль, могут и своих задеть.

«Себ, ты в порядке? Они сейчас просто наткнутся на вас в этом дыму, если не тронетесь», − впервые Себастиан слышал подобие тревоги в голосе Сантаны.
«Порядок, Сан. Минуту», − сплюнув кровь из разбитых губ, Смайт потянул на себя задние двери «почтовика» и захлопнул замок. «Двигай, Арт», − скомандовал он и, прислонившись к дверям, бессильно опустился на пол.

Взревел мощный мотор, и на главную улицу выехал почтовый трейлер, оставляя мотоциклетную охрану в темной дымной аллее. Арти стянул с головы прибор ночного видения и бросил на сиденье рядом. Железные нервы позволили ему вести трейлер, не обращая внимания на мчащиеся мимо полицейские кортежи и кровоточащую ногу. Одна пущенная наугад пуля нашла свою цель.

«Двадцать минут. Не в графике, потеряли семь минут. Перемещаюсь на третью точку», − капля недовольства в голосе Сантаны заставила Арти усмехнуться.
«Мы будем на месте вовремя», − ответил он ей.
«Знаю», − Арти почувствовал, что она улыбается.
«Я же все слышу. Прекратите, вы словно школьники», − подал голос Себастиан.
«Хорошо, папочка», − ответили Сантана и Арти в унисон.

Смайт лишь покачал головой.



− Что значит − не было?! Он дал мне поминутный план!.. Понял.

Клэрингтон ударил кулаком по столу и зло глянул на погасший экран телефона. Словно в ответ на его мысли, тот загорелся надписью «Принято одно новое сообщение». Ткнув в него пальцем, Хантер прочел два слова «Ремень брюк». Ремень он носил, почти не снимая, − единственная память об отце. В некоторых вопросах Хантер был чрезвычайно сентиментален. Оглядев пояс, он нашел под пряжкой мигающий баг – подслушивающее устройство нового поколения. Чертыхнувшись, он содрал его с ремня и, бросив на пол, раздавил каблуком ботинка.

− Сантана, − пробормотал он, вспомнив, как Лопез прижалась к нему перед уходом. Он понял: они слышали его разговор и разработали альтернативный план. Хантер запустил руку в волосы – помимо собственной проваленной миссии он остался без комиссионных.



Трейлер въехал в широкие ворота погрузочной площадки местного отделения почтовой компании. Арти припарковался среди таких же трейлеров, готовящихся к отгрузке.

«Я на месте. Полицейские повсюду, но за вами никто не ехал. Отгружайтесь», − спокойный голос Сантаны действовал ободряюще.

Арти вколол в ногу гремучую смесь из антибиотиков и выпрыгнул из кабины, направляясь к задней двери трейлера. Себастиан проделал то же самое: удар был слишком сильный, пришлось вколоть стимуляторы для ясности сознания. Он впустил Арти внутрь и быстро закрыл заднюю дверь. Они оттащили находящихся без сознания охранников в пустой угол трейлера и занялись упаковкой кредитов. Вдоль одной из стенок трейлера они предварительно закрепили коробки и теперь набивали их деньгами. Арти достал из-за пояса накладные, предварительно заполненные Сантаной. На каждый готовый коробок он наклеивал накладную с вписанным адресом доставки. Все эти адреса принадлежали разным почтовым складам, разбросанным по ближайшей звездной системе. Доля каждого была распределена заранее.

Упаковка заняла три часа, Сантана время от времени сообщала о происходящем снаружи. Наконец, когда на последний ящик был наклеена последняя накладная, взмокшие и уставшие Арти и Себастиан осторожно выглянули наружу. Давно стемнело, но отгрузка работала и ночью. Арти отогнал трейлер к платформе, и они выгрузили коробки. Людей в это время суток уже не было, мимо сновали только роботы.

− Эй, − окликнул одного Себастиан. – В расписании что-то напутали, пришлось долго ждать. Займись этими коробками, а то не миновать тебе свалки.

Робот что-то прожужжал в ответ и занялся погрузкой коробок на ленту конвейера.

− Повезло, что здесь работают почти списанные железки, − сказал Арти и поморщился, растирая ногу. – Новые модели непременно бы сделали запрос в контору.
− Сильно задело? – спросил Себастиан, залезая в кабину трейлера. – Жаль ногу.
− Ничего, их все равно пора было менять. Эта пара свое уже отходила.



Отогнав трейлер за город и оставив двери открытыми, они сели в авто к Сантане и направились в космопорт.

− Когда охрана придет в себя? – Сантана время от времени посматривала в зеркало заднего вида.
− Часов через шесть, Сан, нас уже здесь не будет. Арти улетает ближайшим рейсом на сврхскоростном. Мы с тобой через час летим на транзитном до Келаниса, а там разделимся.
− Вы в порядке, мальчики?
− Все хорошо, Сантана.
− Арти, как только прилетишь, сразу же набери меня, слышишь? Сразу же! А не как в прошлый раз.
− Я позвонил сразу.
− Нет, не сразу!

Себастиан улыбался, слушая ставшие уже привычными препирательства.



Только когда звездолет оторвался от взлетной площадки, Сантана выдохнула и откинулась на спинку кресла.

− Дальше как обычно? − прикрыв глаза, спросила она.
− Да, заляжем на дно на три-четыре месяца. Не светись особо.
− Знаю, Себ. Ты куда сейчас?
− Посмотрю, как клуб работает. И справляется ли Блейн.
− Конечно, малыш Блейн будет рад. И только ты мог открыть казино с блэкджеком и шлюхами на пуританской Венере-17.
− Там же скука смертная, хоть какое-то развлечение местным лицемерам. У тебя какие планы?
− У меня осталась последняя выплата Сент-Джеймсу, и я смогу вздохнуть спокойно. Из всех баз данных Лиги исчезнет информация о том, что Сантана Лопез разыскивается за убийство.

Мимо проплыла автоматическая тележка с напитками, и они замолчали.

− Всегда хотел спросить, ты действительно ее убила? – продолжил Смайт.

Сантана ответила не сразу.

− Да. И знаешь, сделала бы это снова. Я ни о чем не жалею.

Себастиан согласно кивнул. Сожаления в их жизнях совершенно ненужная вещь.

От автора: стёб

У Тины был свой коварный план, для соблазнения Блейна. Она, конечно, понимала, что всё это, скорее всего не сработает, но попытка была не пытка, как говорят и стоило рискнуть. В конце концов, народная корейская медицина обычно не подводила, особенно в плане таких вещей. Баночка с мазью от простуды была надежно уложена на дне сумки, оставалось только найти предлог, чтобы напросится в гости к Блейну. А предлог долго искать и не пришлось. Стоило только пожаловаться ему, что девушка далека от представлений Дивы, как сердобольный Андерсон сразу предложил свою помощь и позвал к себе, выбрать песню для вступления.

А дальше всё складывалось в пользу Тины, вот они в его спальне, вот она сидит на его кровати рядом с ним. Блейн предлагает ей несколько песен на выбор и его так неудержимо тянет в сон от этих лекарств. Его веки тяжелеют, он что-то сонно бормочет в ответ на слова Тины, но вскоре он уже надежно находится в царстве морфея. Коен Ченг берёт в руки баночку с прикроватной тумбочки, которую сама же отдала Блейну ещё в школе, и, осторожно расстегнув рубашку на его груди, начинает втирать снадобье в кожу.

Боже, до чего же у него шикарная грудь! Широкая, с рельефными мышцами, белоснежной кожей шелковистой на ощупь. Тина аккуратно, круговыми движениями втирает крем, и только от этих движений понимает, что начинает возбуждаться. Она сидит на Блейне верхом, а он спит, измученный болезнью и лекарствами и даже не знает, что с ним происходит. Он так беспомощен и мил, что Тина неудержавшись целует его в губы. Какие же у него мягкие и нежные губы! И такие сладкие, может это конечно, от микстуры, но Тине кажется, что это вкус её любимого Блейна. Она отрывается от его губ и, убрав руки с его груди, тихонько перебирается ему под бок и ложится на плечо. Ей хорошо и тепло рядом с ним, очень уютно. И если закрыть глаза, кажется, что они вместе спят, как парень и девушка.

Вдруг Андерсон открывает глаза, и Тина в страхе отскакивает от него, боясь, что он будет ругаться. Но он не ругается. Он как-то странно смотрит на девушку, а потом притягивает её к себе и целует. Целует уже по настоящему, в губы, страстно, с языком. И вновь этот сладкий вкус, теперь Коен Ченг точно знает, что это вкус губ Блейна. А он уже стягивает с неё одежду, разбрасывая её во все стороны, и она помогает ему с этим.

−Я. Не знаю. Что. На меня. Нашло. − Говорит Блейн отрывисто между поцелуями, почти задыхаясь, − Но. Я. Хочу. Тебя.

Тина ничего не отвечает, она только затыкает его очередным поцелуем и валит на кровать. Не только его грудь, всё тело Андорсена прекрасно, такой стройный, мускулистый, очаровательный, сексуальный. Тина не может удержаться, чтобы не лизнуть сосок Блейна, а он, застонав от этого действия, сжимает её грудь своей рукой. Сжимает нежно и чувственно и Тина тоже стонет. Долгие прелюдии не нужны, они и так оба возбуждены до предела. Девушка невольно смотрит вниз и в её голове проносится мысль: «Теперь я понимаю, от чего был без ума Курт». И очень скоро она это не только видит, но и чувствует. Блейн входит мягко, но требовательно, одним толчком, почти до конца. Тина стонет, задыхаясь от удовольствия. Очень скоро они улавливают единый ритм и двигаются в нём в унисон. Слышны только стоны и скрип кровати. В какой-то момент Блейн находит губы Тины и прерывисто целует их, а через несколько мгновений они вместе кончают с громкими стонами. Тина вновь слезает с Блейна и устраивается у него под боком, только теперь не воровато, как в первый раз, а властно и полноправно. Андерсон прижимает девушку к себе.

−Я не знаю, что это было, но я хочу это повторить как-нибудь, − шепчет он ей на ухо.
−Повторим, даже не сомневайся, − говорит она, и они вместе засыпают.

В тот же вечер она идёт с маленький магазинчик в корейском квартале и говорит продавцу давшему ей мазь, что всё сработало.

−А что за траву вы туда положили, от чего он так возбудился? − спрашивает она.
−А нет никакой там травы, обычная мазь от простуды, с ментолом, − продавец хитро улыбается.
−То есть как, нет? Это, что же он сам? − Тина в глубоком шоке.
−Пустышка, − смеётся продавец, − всё дело во внушении.

А Тина тоже улыбается, она знает, что всё дело в том, что Блейн Андерсон её любит, пусть и пока плохо это понимает, но она ему подскажет.

Громыхающая электронная музыка испытывает барабанные перепонки Дэйва на прочность, стучит в висках, отзывается глухим эхом где-то в животе. По грязному полу густыми волнами стелется липкий искусственный дым, сбитый воздух пропитан потом, взрывной смесью горько-сладких мужских парфюмов и похотью. Дэйв пробирается сквозь колышущуюся в пьяном подобии танца толпу, безразлично задевая плечами незнакомцев и наступая им на ноги.
– Эй, крепыш, потанцуем? – какой-то долговязый парень обвивает шею Карофски руками и затягивает в однородное месиво из влажных тел.
Дэйв бросает на него мрачный взгляд и грубо высвобождается из его объятий.
– Не в этой жизни.
Карофски взбирается на стул у барной стойки и заказывает виски с содовой. Он вспоминает, почему решил отправиться именно в этот клуб – дешёвый, засланный на окраину города, известный лишь узкому кругу лиц. Кажется, Дэнни – сосед по комнате – говорил, что в последнее воскресенье месяца здесь даёт концерты какой-то второсортный певец, а ещё администраторы делают щедрую скидку на чилауты. Да и во всех остальных Дэйв уже успел отметиться.
– Ром с колой, пожалуйста. Безо льда, – слышится по левое плечо от Карофски минутой позже, когда от его виски остаётся лишь жалкая янтарная лужица на стеклянном донышке.
Дэйв поворачивается в сторону звука и врезается взглядом в стройного парня, навалившегося локтём на столешницу. Вспыхнувший огонёк зажигалки тусклыми бликами отражается в его тёмных очках, пока в губах подрагивает смятая сигарета. Струйка сизого дыма медленно растворяется под потолком. Карофски внимательно рассматривает бледное осунувшееся лицо напротив, подбородок с ямочкой, худые длинные пальцы и тонкие запястья, и чувствует, как внутренности в нём начинают оживлённо пульсировать, а горло сдавливает неприятный обжигающий спазм.
– Курт? – хрипит Дэйв вполголоса, но парень, кажется, всё равно слышит его.
Он спускает очки на кончик носа и смотрит на Карофски поверх оправы, водянистыми, словно выцветшими, глазами, которые годами ранее буквально ослепляли своей морской лазурью. Дэйв отчётливо помнит это. Хотел бы забыть, но не может. Дэйв знает, что не ошибся.
– Мы знакомы? – голос Хаммела прошит медными нотками, но его невозможно не узнать. Дэйву – невозможно.
– Я Дэйв. Карофски. Старшая школа, помнишь? – он придвигается ближе, едва не смахнув рукой свой пустой стакан.
Курт долго вглядывается в покрытое двухдневной щетиной лицо нечитаемым взглядом. Дэйв терпеливо ждёт хоть какой-нибудь эмоции – удивления, отвращения, отторжения – чего угодно, любой мало-мальски предсказуемой реакции. Но вместо этого Хаммел лишь отрицательно качает головой и в очередной раз присасывается к сигарете.
– Нет, извини.
– Но, как же… – с губ Карофски слетает нервный смешок. Он машинально хватает Курта за кисть, заставляя посмотреть на себя. Курт вопросительно выгибает бровь, по-видимому, усомнившись в адекватности Дэйва. – Это же я. Ты, шкафчики… Я толкал тебя на шкафчики. Потом ты перевёлся в Далтон. А раздевалку помнишь?
– Нет, я…
– Всё в порядке? – ещё один до боли знакомый голос въедается в разум Дэйва и вынуждает выпустить руку Хаммела из своей.
Карофски судорожно оборачивается и с изумлением смотрит в сторону Смайта, остановившегося в полуметре от барной стойки и вылизывающего его лицо холодным безразличным взглядом.
– Твой знакомый? – интересуется Себастьян, не сводя глаз с Дэйва. Карофски открывает рот, чтобы ответить, но Курт внезапно даёт понять, что вопрос был адресован не ему.
– Нет, всего лишь… Один поклонник.
– Ясно, – кивает Смайт и подплывает к Курту. Он невесомым жестом проводит ладонью по пояснице Хаммела и, молча выхватив из его пальцев сигарету, тушит её о влажное дно пепельницы. Затем небрежно кидает в сторону Дэйва: – Автограф можно будет взять после выступления.
– Я не… – неуклюже начинает Дэйв, но Себастьян вновь переключает своё внимание на Курта.
– Готов? Твой выход через пятнадцать минут.
– Да, я… Я как раз собирался идти в гримёрку.
– Вот и отлично.
Курт бросает мимолётный взгляд на Карофски, после чего оставляет на губах Себастьяна сухой поцелуй и, соскользнув со стула, растворяется в гуще безликой толпы.


Его тембр заметно изменился, в этом ещё раз убеждается Дэйв, когда Хаммел, приблизившись к микрофонной стойке, расслабленно прикрывает веки и начинает выводить первые ноты. Голос Курта больше не звенит, как ледяной хрусталь, не переливается из октавы в октаву нежным трепетом и девственно-чистым глянцем, отшлифованным до безупречности. Он дребезжит и вибрирует на низких тонах, похрипывает и иногда даёт осечки. Он прожжён сигаретным дымом и исцарапан, как заезженная виниловая пластинка. Но он всё также задевает за живое и завораживает, проникая в самые отдалённые уголки сознания и оседая там надолго.
Курт поёт что-то тяжёлое, депрессивное и тягучее, как раскалённая смола, обволакивающее столпившихся у сцены незнакомцев ещё большим хмельным дурманом. Курт и сам ловит заметный кайф от всего происходящего, позволяя себе забыться и отдаться этой мрачной атмосфере и текстам, короткими импульсами пронизывающим его тело и затрагивающим связки.
Себастьян потягивает тоник и наблюдает за ним неотрывно, намертво пригвоздив к Хаммелу свой взгляд. Дэйв следит за ними обоими.
– Спрашивай, – говорит Смайт, повернув голову в сторону Карофски, но по-прежнему не сводя глаз со сцены.
– А ты ответишь? – цедит Дэйв сквозь зубы, сдерживая внутри себя огненной лавой бурлящие вопросы.
– А ты попробуй.
Карофски до боли прикусывает нижнюю губу и сжимает кулаки.
– Что всё это значит?
Себастьян усмехается.
– Всё предельно просто. Курт, как ты успел заметить, певец. Не лидер хит-парадов, конечно, но со своей скромной базой почитателей. Я его менеджер. А ещё мы иногда трахаемся.
Воспоминания тупым ножом начинают вспарывать мысли Дэйва, взбалтывая серое вещество в его черепушке в отменный гоголь-моголь. Перед глазами мутной поволокой мелькают выцветшие картинки, рваные лоскутки прошлого трёхлетней давности.


– Он особенный, – говорит Дэйв на выдохе, стирая испарину со лба и разглядывая трещины на потолке. – Таких больше нет и не ожидается, понимаешь?
Себастьян отхлёбывает остывший кофе из надбитой чашки, натягивает свободной рукой боксеры и ухмыляется.
– Тоже мне отпечаток пальца. Особенных не бывает, бывают не до конца изученные.
– У нас ведь с ним всё равно ничего бы не вышло, да?
– Почему ты спрашиваешь меня? – Смайт присаживается на край кровати и сосредоточенным взглядом проверяет комнату на наличие второго носка.
Карофски пожимает плечами.
– Ты можешь заполучить кого угодно. Даже его, если у тебя появится такое желание.
– Если появится, – почти шёпотом повторяет Себастьян. Он молчит с минуту, затем поворачивает голову в сторону Дэйва и, растянув губы в фирменной улыбке, хлопает его по бедру. – Да, у вас ничего не получится. Вы горошины из разных стручков.
– Умеешь утешить.


Карофски накидывает капюшон и шлёпает по лужам к машине Себастьяна, припаркованной напротив его дома. Дэйв открывает дверцу и падает на переднее сидение, бросая взгляд на мамин тёмный силуэт в окне.
– Что у тебя?
Он смотрит на Себастьяна и роняет глухой вздох – напротив него сидит призрак, бледный карандашный набросок его приятеля, жестокая карикатура. Столкнись Дэйв с ним на улице, должно быть, не узнал бы и прошёл мимо. Покрасневшие опухшие глаза, болезненно серое лицо со впалыми щеками и лихорадочно подрагивающие губы.
– Я изнасиловал его, – нарушает наконец затянувшуюся паузу Смайт, глядя на Карофски в упор.
Плохое предчувствие больно ударяет Дэйва под дых, брови сходятся на переносице, образуя глубокую складку.
– Кого?
– Курта, – молниеносно выдыхает Себастьян и прикрывает лицо ладонью, склонившись над рулём. – Не знаю, что на меня нашло. Всё произошло так быстро, словно в тумане... Я выпил, много, и заявился к нему домой. Он кричал и изворачивался, а я не мог остановиться… Не мог… У меня словно крышу снесло…
На помрачневшем лице Дэйва медленно перекатываются желваки. Он впивается в ткань спортивных штанов, ощущая, как в груди начинает возгораться ярость.
– Он ударился головой, – отрывисто выдавливает Смайт, борясь с зарождающейся истерикой. – Когда пытался бежать. Поскользнулся на лестнице и отключился. Я отвёз его в больницу, вчера. Он до сих пор не пришёл в себя.
– Ты сделал это с ним, пока он был без сознания? – процеживает Карофски еле слышно, наблюдая, как тяжёлые дождевые капли омывают лобовое стекло.
Себастьян поворачивается в сторону Дэйва и шепчет сквозь громкие всхлипы:
– Мне так жаль…


– Он ничего не помнил, когда очнулся, – Смайт заказывает ещё один тоник и прислоняется спиной к барной стойке. – Мать родную бы не узнал, если б жива была.
Дэйв разминает пальцы в кармане и задаётся вопросом, действительно ли это тот человек, которого он когда-то мог назвать своим другом.
– Поэтому я решил сбежать. Вместе с ним. Знаешь, просто… Сесть в машину и укатить, куда глаза глядят. Ничего другого мне не оставалось. Я не мог позволить, чтобы он узнал, что произошло той ночью. Чтобы кто-то однажды ему обо всём поведал. Кто-то вроде тебя, посла доброй воли…
Себастьян усмехается и прихватывает языком оливку на цветной палочке.
– Я должен был о нём позаботиться.
– Так это называется заботой?
Когда в глубине зала таят последние аккорды, Курт в знак прощания кивает зрителям и не спеша спускается на танцпол.
– Называй это, как хочешь, – грубо кидает Смайт, направив на Дэйва серьёзный взгляд.
Челюсть Карофски сводит до зубного скрежета.
– Ну ты и говнюк.
– Ты имеешь полное право так думать. Но учти, что ты понятия не имеешь, что происходит между нами. Даже близко. Ты делаешь выводы лишь по верхушке айсберга. По жалкой одной девятой.
Себастьян подталкивает к бармену свой пустой стакан и почти касается уха Дэйва губами:
– На случай, если ты решишь открыть Курту глаза – не советую. Ничем хорошим это всё равно не кончится, при твоих самых благих намерениях. Поверь мне. Ты сделаешь только хуже, для него и для себя.
Смайт хлопает Карофски по плечу, и тот в последний момент сдерживается от того, чтобы не схватить его за горло. Дэйв не сводит с него глаз, пока фигура Себастьяна не исчезает в пьяной прокуренной толпе.


Курт склоняется над раковиной и плещет в лицо холодной проточной водой, размазывая её по бледным щекам. Он замечает Дэйва, только когда поднимает усталый взгляд на зеркало и встречается с его отражением. Курт вздрагивает и резко оборачивается, впиваясь пальцами в край столешницы.
– Тебе лучше держаться от Себастьяна подальше.
Дэйв подходит так близко, что может чувствовать его сбитое дыхание. Курт всматривается в глаза Карофски с лёгким испугом и оторопью, а после оглядывается по сторонам в поисках поддержки, но в тесном мужском туалете кроме них ни души.
– О чём ты?
– Просто послушай меня. Он – далеко не тот человек, кем может показаться на первый взгляд. На твоём месте я бы не задавал лишних вопросов, а просто свалил от него куда подальше.
– Что ты несёшь… – хмурится Курт и пытается обойти Дэйва, но тот прижимает его обратно к раковине, отрезая пути к отступлению.
– Пойми ты, от него можно ожидать чего угодно. Я знаю его. Знаю, на что он способен.
Хаммел складывает руки на груди и раздражённо вскидывает брови:
– И на что же?
– Лучше тебе этого не знать, – качает головой Карофски.
– Вот как. Что ж, тогда не будем нарушать неведения. И спасибо за информацию, но со своей жизнью я уж как-нибудь сам разберусь. А теперь, будь добр, дай мне пройти.
Дэйв какое-то время стоит, не шелохнувшись, стараясь понять, осталось ли в этом сломленном пареньке что-то от того Курта, которого он знал, отчаянно пытаясь разыскать его в бесцветной тусклой радужке. Но вскоре горько ухмыляется и озлобленно рычит, едва не срываясь на крик:
– Впрочем, знаешь что? Иди ты к чёрту. Катитесь вы оба к чёрту! Хочешь увязнуть в этом дерьме окончательно – ради Бога. Я умываю руки.
Карофски резко ударяет кулаком по бортику раковины и, развернувшись на каблуках, стремительно шагает к выходу, но когда его ладонь касается дверной ручки, Курт вдруг выпаливает:
– Обязательно вести себя, как неотёсанная горилла? Этот образ настолько въелся в тебя?
Дэйв замирает на месте, чувствуя, как ноги наливаются свинцом, а в висках начинает стучать кровь. В груди что-то сжимается, пока по спине ледяной волной пробегают мурашки. Он медленно поворачивается в сторону Хаммела и протяжно выдыхает. На лице Курта вместо былой озлобленности постепенно проявляются сочувствие и сожаление.
– Мне хорошо с ним, Дэйв, – Курт подходит к Карофски короткими шажками, нервно заламывая пальцы. – В это трудно поверить, но это действительно так.
Дэйв с силой впивается ногтями в свою ладонь, пытаясь убедить себя, что всё происходящее рисует не его нездоровое воображение. Хаммел поводит плечами:
– Сначала было страшно, странно. Первое время мне казалось, что я схожу с ума. Но потом я ко всему привык. К этой жизни. Сейчас другой я себе и не представляю.
Курт приближается на расстояние вытянутой руки и с немой просьбой во взгляде заглядывает в глаза Дэйва.
– Ты думаешь, что это безумие. Возможно. Но это моё безумие, – он проводит пальцами по щеке Карофски и растягивает губы в усталой полуулыбке. – Спасибо, что вызвался помочь, но… Не стоит пытаться исправить то, что уже испорчено.
Он огибает Дэйва, который продолжает молча гипнотизировать одну из надбитых плиток в стене, и следует к двери, однако после останавливается у самого порога и произносит, не оборачиваясь:
– Чем корпеть над прошлым, иногда лучше начать всё с чистого листа.

от автора: Блейн только что устроился в клуб, где танцует стриптиз Сэм, где они и познакомились

- Значит, Белый Шоколад? – усмехнулся Блейн, попивая коктейль из своего стакана. – Сам придумал?

- Да, - рассмеялся Сэм и закрыл глаза руками.

«Черт подери, этот парень может заставить меня краснеть спустя пять минут после знакомства!»

- А тебя как будут называть? Мистер Секси?

Блейн закинул ногу на ногу, устраиваясь уютнее на этом неудобно высоком для него барном стуле.

- Нет, - с улыбкой сказал он. – Так зовут моего брата-актера. А меня будут звать Round-ass.

- Круглозад?! – Сэм еле удержался, чтобы не свалиться со стула от смеха. – Серьезно?

Блейн снисходительно посмотрел на него с серьезным выражением лица.

- Ну ты сам посмотри и скажи, что это не так!

Андерсон встал со стула и повернулся к Сэму спиной, а точнее своей попой. Эванс не мог не смотреть на такое, особенно когда ему добровольно это подставляют для просмотра.

- Знаешь, у тебя действительно очень круглая задница, Блейн.

«Что мы делаем? Сидим и обсуждаем зад Блейна… хоть он и очень привлекательный».

- Вот видишь! – пожал плечами брюнет и сел на место.

- Знаешь, я тебе лучше точно скажу, когда завтра приду на одно из твоих шоу.

Блейн растерялся на пару мгновений. Он не ожидал этого, но Эванс сумел застать его врасплох.

- Только если ты пригласишь меня на свое, Шоколадка, - сказал он в ответ и ближе придвинулся к Сэму.

«Он хочет посмотреть на мое выступление?!»

- Эм… конечно, какие проблемы. Завтра я иду на твое шоу, а послезавтра – ты на мое. Это может быть полезно в плане… ну, знаешь, обмена опыта, и все такое.

- Точно! – воскликнул Блейн и ткнул в Сэма трубочкой от коктейля, который уже хорошо ударил по его мозгам.

- Значит договорились.

«Два пьяных идиота.»



***



Сэм пришел в клуб раньше своего времени, чтобы посмотреть на выступление Блейна “Round-ass” Андерсона, которого должны объявить с минуты на минуту. И вот, только успел Сэм взять себе Пину Коладу и вернуться за столик у самой сцены, как по залу разнесся крик девиц и женщин, когда на сцену вышел новенький парень в кожаном пиджаке на голое тело и в узких красных штанах.

У Сэма уже захватило дыхание от вида красивого торса под ненужным элементом одежды. И, слава Богу, Блейн скинул пиджак, открывая свои мускулистые руки, красивые, даже изящные плечи, крепкую грудь и живот.

«ОХТЫБОЖЕМОЙ!»

Сэму захотелось покрыть каждый миллиметр этого небольшого тельца поцелуями, уткнуться носом в этот симпатичный пупок, провести языком по милым кубикам на животе. Но тут Блейн повернулся к вопящей публике задом и одним ловким движением сорвал с себя штаны.

Сэм не выдержал, и из его рта вырвалось что-то среднее между «Wow!» и «Fuck!». Эванс убрал волосы со лба назад и уставился на прекрасно извивающегося под музыку Андерсона.

Блейн заметил Сэма в первом ряду, у самой сцены и подошел к краю возле него, повторяя соблазнительные движения. Эванс поднялся с места и, вытащив из кармана несколько купюр в 20 баксов, сунул их в трусы Блейна, задевая мягкую кожу кончиками пальцев. Блейн усмехнулся и отошел от Сэма, проходя дальше и собирая деньги.



***



После шоу Сэм пробрался за кулисы к Блейну и, отыскав его, тут же налетел с криками:

- Это было шикарно! Ты просто… взорвал зал. Все были в восторге!

Блейн счастливо улыбнулся и поднял взгляд на Сэма, вытирая свое влажное от пота тело, которое выглядело ещё более красиво, поблескивая на свету.

- А ты был в восторге?

- Я?! Ты ещё спрашиваешь? В полнейшем!

- Что же, может тогда мне не придется ждать до завтра, чтобы увидеть твое выступление? – хитро улыбнулся Блейн и сделал шаг ближе к Сэму, соприкасаясь своей грудью с его.

У Сэма пропало дыхание, и все, что он смог сказать, так это неловкое, но уверенное:

- Даааааа…

Бесконечное небо - это мечта. Огромная, необъятная, светлая мечта. Пожалуй, именно так сказал бы Дейв, если бы мог. Но каждый раз приходилось ухмыляться и расслабленно рассказывать какие плюсы в работе пилота международных классов - огромное количество городов, которые можно увидеть, шикарные стюардессы с премиленькими попками, большая зарплата и "возможность порулить такой махиной". Никто не хотел слышать от Дэйва эти разговоры о бескрайности и невозможности. Даже сами пилоты обмельчали - никто не испытывал того же, что и Карофски. Он видел это в их глазах, в этой непонятной самодовольной ухмылочке, в радости, с которой его коллеги сходили с самолёта.

Только, пожалуй, его второй пилот чувствовал то же самое. Кажется, они одного возраста, но Дэйв звал его мысленно мальчишкой, потому что эта закрытость, защитный оскал настолько отдавали подростковой болезненностью, что становилось душно. Но Себастиан так же разочарованно выдыхал, когда самолёт проходил последние мили по посадочной полосе. И Дэйв понимал, что даже не хочет озвучивать свои чувства, он просто читал их отражение в глазах мальчишки, в его движениях и вдохах-выдохах. Такое невозможно скрыть от того, кто хочет видеть.

Они летали вместе уже полгода и каждый взлёт для них был похож на тантрическое единение. Безумный невербально-бесконтактный триссом. Дэйв, Себастиан и небо. Карофски даже не знает в какой момент стал ассоциировать Смайта с солнцем - надёжным спутником, который всегда прикроет спину. Не нужно видеть его, чтобы знать, что он есть. Каждый раз, поднимаясь в синюю высь, Дэйв слегка щурит глаза, словно боится, что его ослепит, выжжет роговицу этот невозможный свет, но солнце всегда лишь освещает, показывает путь, направляет, подсказывает. Карофски уверен, что стоит ему отпустить штурвал и Смайт легко и ненавязчиво возьмёт управление на себя. Не нужно слов и заверений, чтобы понять это. Дэйв просто верит, нет, доверяет.

Пусть они собачились первое время - Себастиан огрызался на ненавязчивые рекомендации. Но буквально через пару полётов они вошли в такое единение между собой и самолётом, что даже не нужен был остальной экипаж - они понимали друг друга, машину по лёгким кивкам, едва заметной вибрации.

Некоторые пилоты с неприязнью говорили, что им надоело это однообразие полётов - небо да небо. И Дэйв не понимал их. Разве оно может надоесть? Возвышаться над облаками, преодолевая завораживающую черту, которая чётко разделяет "реальность" и мир, в котором нет времени и пространства. Города становились мелкими точками, реки – тонкими венками. Горы можно было заметить лишь, как небольшую досадную неровность. И пол под ногами переставал существовать, когда Дэйв любовно всматривался в бесконечную даль. Словно они с Себастианом шли по самой кромке облаков, взвившись над всеми заботами и хлопотами.

Конечно, бывали сложные рейсы, и Карофски взволнованно думал: "только не сейчас, малышка, мы с тобой ещё полетаем", сквозь зубы уговаривая спесивую девчонку не вредничать и дать вести. И машина слушалась, ластилась к рукам, послушным котёночком стелилась по его приказу. Смайт в такие дни бывал особенно тихим задумчивым. Ну, конечно, какое солнце станет светить в непогоду?

Долгими ночами в дорогих отелях Дэйв вспоминал вертолётики над кроватью, которых ему дико не хватало в этой взрослой международной жизни. Уже и не прилично держать дома такие игрушки, поэтому вертолётики перекочевали в гараж, а он сам – в съёмную квартиру, за которую и платит-то только чтобы лишний раз не пересекаться с матерью. Он старался, правда старался быть хорошим сыном, но когда понял, что мать хочет усадить его в кабинет то ли юриста, то ли экономиста, закончилось терпение. Он всё мог простить и принять от родителей, но только не попытку лишить его воздуха. Всё, чего он хотел – это небо. То, чего он лишился, стиралось и забывалось, когда многотонная махина поднималась в небо под его чутким руководством. И, наверное, всё хорошо, пока ему в спину светит солнце, а под боком надёжный второй пилот, который видит в небе не избавление, которым оно наверняка является и для него, а бескрайнюю прекрасную мечту, залечивающую и прошлое, и настоящее, и будущее.

Блейн, Райдер,Тина, Кейти

Я сидел и ждал, когда же он явится. В голове крутились глупые и пессимистичные мысли: « А вдруг он не придет?», «А вдруг он уже нашел, кого-то получше меня?», «Может мне уйти пока не поздно?». Я уже хотел было сделать это, но сердце взяло верх над разумом и телом. Ноги стали ватными и чуть заметно задрожали. Я останусь. Шея уже затекла, пялясь в одну точку – на вход в парк. Электронные часы запищали – уже половина одиннадцатого вечера. Еще пять минут и я уйду отсюда, а если подкосятся ноги, то я поползу отсюда.
У входа в парк послышались шаги. Это были шаги нескольких людей, значит это не он. Чтобы это была не какая-нибудь банда гомофобов. Пожалуйста… Фух. Всего лишь три девушки, наверное возвращались с очередной слезоточивой мелодрамы. Какие сейчас там могут быть мелодрамы? «Я никогда не разлюблю тебя», «Отвечая любовью», « В объятьях дьявола». Последний очень даже ничего, даже больше психологический триллер, чем мелодрама. Хотя Тине так не..
Черт! Кто-то схватил меня за плечи. Сердце нервно забилось, ноги сразу же обрели силу, на случай побега с этого нервного места. Но все дурные мысли моментально развеял его поцелуй. Он поцеловал меня в ухо. Я не волновался смотрит на нас кто-то или нет потому, что он не сделал бы этого, зная, что за нами наблюдают. Я положил свою руку на его. Она была шире моей и намного теплее. Мои пальцы становились все более чувствительными, перенимая его тепло. Все же он разорвал этот теплообмен и грациозно перепрыгнул через скамейку. Он сидел рядом со мной. Он все же пришел. Он не бросил меня, не обманул. Я люблю его.
Он обхватил меня своими мускулистыми руками за плечи и прижал к себе. Я уткнулся лицом в его грудь. Ухом я слышал биение его сердца. Оно билось ровно, в то время, как мое просто ударялось о грудную клетку. Почему он такой сильный, красивый, уверенный и мой? Почему именно я? Неожиданно я захотел поцеловать его. Но он как будто читал мои мысли и уже начал делать это. Наши губы нежно коснулись друг друга. Положив свою руку на его грудь, я почувствовал, как его сердцебиение участилось. Я ему не безразличен. Определенно. Каждый его новый сердечный удар придавал мне все больше желания и страсти. Неожиданно я понял, что уже сижу на нем, спустив ноги с другой стороны скамьи. Ему это не предоставляло особых неудобств. Его ноги были накачаны. Я часто видел, как он приседал со штангой по пятьдесят, а то и по восемьдесят раз. Его руки медленно опускались все ниже и ниже, пока он не убрал их в задние карманы моих джинс. В такт нашим поцелуям я начал совершать толчковые движения тазом. Бугорок в моих джинсах стал набухать, так же как и его. Но тут я почувствовал, как он принялся тыкать меня пальцами в левый бок. Не понимая, зачем он это делает, я продолжал, но они не прекращались.
- Блейн. Вставай. Блейн!
Я мотнул головой и оказался в ярко освещенной хоровой, а не в ночном парке, в который никто не ходит. Я лениво зевнул и уставился на Тину со взглядом: Зачем?
- У тебя телефон все время вибрирует в сумке. Это выводит меня из себя. Уж прости.
Кивнув, я достал его. На нем было 8 смс.
Все они были от Райдера. Я принялся отвечать:
- Прости. Я задремала. ))
Моментально пришел ответ:
- Аха. Что же за предмет такой заставляющий такую девушку спать? )))
Разум приказывал пальцам набирать ложь:
- История, что же еще.
- Слушай, Кейти, а что тебе снилось?
- Не поверишь. Ты !)
- Не ужели? О_о
- Ага. Ты был потрясающий.
- Что же я там делал, Кейти?)) Просто потрясающе у меня выходят только пару вещей, а о них мы еще не говорили =[[[
- Как-нибудь потом расскажу)) Прости, мне пора бежать. Перемена. Надо занять столик в столовой. А ты давай поправляйся быстрее! Я уже скучаю по тебе. Так и кажется что сейчас выйдешь из-за угла, но потом с горечью вспоминаю, что ты болеешь(( Так что лечись, дорогой!:*
- Пока Кейти! Надеюсь при встрече расскажешь! ;-)
Глубоко вздохнув, я выключил мобильный телефон и принялся репетировать новый групповой номер, продолжая ненавидеть сам себя .

Дэвид выслеживал добычу и к тому моменту, как услышал тихий свист разматывающейся веревки, не ел уже сутки и готов был пренебречь последними нормами морали и сожрать даже человека, в конце концов, он единственный в поселке пока еще отказывался это делать.
А сейчас, как на зло, в его ловушке бился вовсе не олененок, как он сначала подумал.

Тощий паренек пытался подтянуться и достать заткнутый за голенище сапога нож, но насторожился, услышав, как под ногой Дэвида хрустнула, ломаясь, ветка.

Дэвид, уже не скрываясь, вышел к дереву и взглянул вверх.
– И дернуло же тебя переться ночью через чужой лес, – проворчал недовольно под созвучное ворчание собственного желудка. – Ты же костлявый, какой с тебя прок. Но жрать-то надо, уж извини.

Тощий встрепенулся и заметно вздрогнул, представив перспективу.
– Я поделюсь едой, обещаю, на сегодня хватит, а завтра кого-нибудь поймаешь. Отпусти, пожалуйста.

– А что я в лагере скажу? Что вернулся пустой? Да они же меня сожрут, ты как дикий какой, разве у вас не так же было?

– Так же. Потому и ушел, – тощего снова передернуло. – Для цивилизованных людей каннибализм противоестественен и неприемлем даже в критической ситуации.

– Чо? Ты из этих, что ли, ну тех, которые... забыл...

– Да, из тех нескольких оставшихся, как я все еще надеюсь, интеллигентов, кто до сих пор помнит, как читать книги, и изучает окружающий мир. Знаешь, двадцать лет назад, до катастрофы, так все делали, твои родители в том числе, и тебя бы заставили, – кажется, ощущая себя таким уязвимым, он просто не мог замолчать, а может, это и заставляло его говорить, не прекращая. В качестве хоть какой-то самозащиты.

– Тьфу ты, книги, какой с них прок, только костер разжигать, – Дэвид протянул руку к стволу дерева, чтобы освободить тощего из ловушки, но нахмурился и притормозил. – Сбежишь?

– Не сбегу. Едой поделюсь, как и пообещал. Расскажу или почитаю чего-нибудь, если захочешь. И если не съешь, – он нервно всхлипнул.

Дэвид кивнул и дернул веревку, закрепленную на стволе. И только успел придержать, опомнившись, чтобы тощий не сломал себе шею, грохнувшись о землю. Закрепил снова, подошел к подметающему челкой траву парню, прижал к себе одной рукой и осторожно, чтобы не повредить веревку, снял с его лодыжки затянувшуюся петлю. А потом аккуратно перевернул свою нелепую добычу и поставил на ноги, позволив на себя облокотиться, пока тот разминал затекшие конечности.

– Спасибо, что не угробил, – прохрипел тощий, трясясь от всплеска адреналина. – Курт.

– А? – непонимающе уставился на него Дэвид.

– У вас что, племя неандертальцев? Даже имен не осталось? Мое имя Курт.

– Остались. Дэвид.

– Очень приятно, – улыбнулся Курт и повернулся, всматриваясь куда-то в темноту, – Рейч, Рейчел, выходи, он не тронет.

– Это кто еще? – нахмурился Дэвид, глядя на еще более тощую коротышку.

– Моя... считай, что младшая сестра. Она... ммм... немного вредная, так что я забрал ее с собой, когда мы пошли... не важно, главное – забрал, а то они бы ее и сами съели.

Рейчел испуганно прижалась к Курту, пока он копался в рюкзаке, из-под челки рассматривала похожего на медведя Дэвида, сверкала глазами, размазывала слезы по щекам и непрерывно говорила тихим, срывающимся голосом, о том, как она боялась, как хотела помочь, но не могла придумать чем, как хотела вернуться в деревню, но испугалась звуков леса, как далеко еще до заброшенного города...

– Заброшенный город?! Да вы свихнулись. Там же жрать нечего.

– У тебя все сводится к еде, – закатил Курт глаза. – Охотиться можно и возле города, а там выход к океану и библиотеки.

– Чего?

– Хранилища книг. Может, что-то еще уцелело после цунами и последующих пожаров. Очень надеюсь, вот и иду узнать. Может, я не один такой, и в городе будут еще образованные люди, и у нас получится противостоять мародерам и не дать человечеству скатиться в первобытный хаос.

Дэвид снова нахмурился. Он понимал одно слово из десяти, произнесенных этим странным парнем; ни он, ни девушка не казались ему жизнеспособными – никакой массы тела, никакого подкожного жира на случай голода и холода, мелкие, хрупкие. Но почему-то от них – от него – никуда не хотелось уходить.

– И как ты будешь охотиться или защищать себя? – перебил он размечтавшегося Курта.

– Вообще-то я неплохо обращаюсь с ножами, и мог бы освободиться сам, но заметил тебя и не стал портить веревку, тебе же еще охотиться придется, а если бы я ее перерезал, тебе пришлось бы искать новую или укорачивать эту, затраты времени и сил, потерянная потенциальная добыча.

Дэвид вздохнул – понимать эту парочку будет крайне сложно. Но и вернуться в лагерь пустым равнозначно тому, чтобы самому себя на вертел насадить. Он сдернул с дерева веревку, смотал и подвесил к рюкзаку.

– Ты обещал рассказать историю, так что пойдемте, найдем место для ночевки и ужина – его ты тоже обещал.

В овраге в паре километров от лагеря Дэвид развел костер, пока Рейчел доставала какие-то банки и свертки, Курт натянул между палками кусок плотной ткани, прижал свободные концы камнями, сделав навес. Дэвид довольно кивнул – не придется набирать веток для шалаша.

В свете костра он рассмотрел Курта и Рейчел, решив, что они совсем не похожи и совсем не жильцы:

– Зиму не переживете без подмоги. Ты, может, и хорошо ножами режешь уже готовую еду, но силы для охоты тебе не хватит. Я иду с вами. Или несу вас своим в качестве завтрашнего ужина.

– Пусть идет, – пискнула Рейчел, снова прячась за улыбающегося Курта.

– Стало интересно? Хочешь увидеть побережье или город?

– И это тоже, – кивнул Дэвид, – когда-то мама говорила, что людям, у которых есть Цель, надо помогать. Что они сумеют вернуть все, как было. А она говорила, что было хорошо. А я хочу, чтобы стало хорошо, – он взял из дрожащей руки Рейчел банку самодельной тушенки и на время замолчал.

Курт рассматривал его все с той же улыбкой, не забывая отдавать лучшие кусочки сестре. Дэвид, заметив, только покачал головой.

– Я вас откормлю, – пообещал он и покосился на Рейчел. – Наберете массу, будете меньше зябнуть.

– Тебя назад никто не ждет?

– Без добычи – нет. Мать погибла несколько лет назад, отца я не помню, наверно, он еще раньше умер. Или ушел. Так что минус рот – им же лучше.

Рейчел впервые посмотрела на него с сочувствием. Прикоснулась холодными дрожащими пальчиками к широкому плечу, похлопала участливо и снова спрятала руки в рукава длинной кофты.

Курт отцепил от ее рюкзака тонкий серый материал, какого Дэвид раньше не видел, положил на землю под навесом и улегся, сунув рюкзак под голову. Рейчел тут же легла рядом, зябко прижимаясь. Курт рассеянно улыбнулся, приобнял ее рукой.
Дэвид сел на землю перед навесом, словно страж, сунул в зубы соломинку.

Курт повернул голову, посмотрел между ветвями деревьев на темное небо, в которое улетали искры от костра, потер переносицу и вздохнул.

– Все началось с того, что в воды Тихого океана упал огромный астероид...

от автора: AU Хогвартс

- Бриттани Сьюзен Пирс! Вы снова заснули на моем уроке!
Высокая темноволосая женщина сложила руки на груди, прожигая взглядом девушку напротив неё.
- Вы снова позорите свой факультет своим отвратительным поведением. Потрудитесь объяснить, что стало на этот раз причиной вашего неподобающего поступка.
- Вы очень скучно рассказывайте, мисс Родригез. Я ничего не поняла за последние полчаса. Особенно ту часть, где вы рассказывали о единорогах. Они же такие красивые. И очень интересные. А Вы рассказываете о них так, будто бы это какие-то мозгошмыги.
По классу прошла волна смеха, а Бриттани лишь пожала плечами. Ей не нравились эти уроки, потому что никто здесь не воспринимал её всерьез. Мало того, что она с факультета Хаффлпафф, где уже по определению учатся все местные чудики, так ко всему прочему все считают Бритт тупее обеденного стола. Это было обидно, если учитывать тот факт, что она была умнее всех учащихся вместе взятых. Просто, волшебница не показывала это. Но иногда так хотелось превратить мисс Родригез в жабу.
- Очень интересное заявление, мисс Пирс. Я учту его, когда буду давать вам задания на ваши отработки, которая продлятся до конца года. А теперь, будьте добры напрягите свой крошечный мозг и попытайтесь больше не засыпать. И да, минус сорок баллов с Хаффлпаффа.
Со стороны однокурсников послышались возмущенные стоны, а сама Бриттани отчетливо услышала, как кто-то из Слизерина снова назвал её дурой. Впрочем, за неё мгновенно заступилась её лучшая подруга Сантана. Бритт улыбнулась, а затем под суровым взглядом преподавательницы взяла в руку перо и начала записывать домашнее задание.

- Родригез – просто натуральная зараза! Серьезно, за что она сняла со Слизерина баллы? Чем ей не угодил мой реферат на пять свитков про лечение драконьей оспы?
- Сантана, перестань возмущаться. С Равенкло она сняла двадцать баллов только за то, что я просто закатила глаза.
- Квинн ты вечно их закатываешь и бесишь этим всех окружающих.
Бриттани медленно ковырялась вилкой в картофельном пюре, особо не обращая внимания на разговоры её друзей. Ей казалось, что в ухо Квинн только что залетел маленький мозгошмыг. Определенно, стоило как-то оповестить подругу об этом, но Бритт внезапно заинтересовалась узором на кулоне у Рейчел, которая что-то рассказывала, активно размахивая руками. До отработки оставалось около часа, а Бриттани совершенно не думала об этом. У неё в тарелке был огромный остров, на котором жили единороги. И уж им точно не нравилось, как про них рассказывала мисс Родригез.
- Больше всего Хаффлпаффу не повезло. За один день около ста баллов потерять – это вообще ужасно. По-моему, это факультет неудачников.
- Рейчел!
- Бриттани, извини меня. Я не это имела в виду. Среди ваших выпускников есть много гениальных волшебников, но если посмотреть статистику…
- Берри!
- Прости, Бритт.
Гриффиндорка резко осеклась, с сожалением посмотрев на Бриттани. Та лишь пожала плечами, а затем отложила вилку и широко улыбнулась.
- Я просила шляпу, чтобы она отправила меня в Гриффиндор. Но, видимо, шляпа решила, что Хаффлпаффу нужен хоть один гениальный выпускник, поэтому отправила меня туда.
- Ты гений, Бритт. Настоящий гений. И мы все это знаем.
- Спасибо, Сантана. А теперь я пойду об этом сообщать мисс Родригез, потому что она об этом почему-то не помнит. До вечера.
Блондинка взяла со скамейки свою сумку и отправилась в сторону выхода, что-то напевая поднос. Всё-таки стоило сказать Квинн, что у неё в ухе мозгошмыг.

- Тут кто-нибудь есть?
Бриттани заглянула в кабинет, отчаявшись дождаться ответа. Внутри было светло и просторно, если не считать ровные ряды парт. И одиноко спящего гриффиндорца на последнем ряду. Блондинка осторожно закрыла дверь, а затем прошла к парню и улыбнулась. Она знала только двух людей, которые могли уснуть на занятиях у мисс Родригез и не попасться. Себя, хотя в последнее время постоянно попадалась. И Сэма Эванса с факультета бесстрашных львов. Именно он сейчас спал на последней парте, сложив руки на столе и положив сверху голову. Бриттани бесшумно села на стул перед ним, с интересом рассматривая парня. Сэм был на курс младше неё, но считался одним из самых популярных парней во всей школе. Вратарь команды по квиддичу, блондин, красавец, да и не самый глупый. Впрочем, это не мешало ему получать по полной программе на уроках за то, что он частенько не делал домашнее задание. И больше всего, естественно, он получал от мисс Родригез. Почему-то Бриттани была уверена, что парень остался здесь не просто так. Не то чтобы они были хорошими друзьями, они иногда сидели за одним столом и болтали, особенно когда Сэм встречался с Квинн, но волшебница чувствовала в неё свою родственную душу. Он, например, верил в мозгошмыгов, как и она. Поэтому, зная, что ему будет, если преподавательница увидит его сейчас в таком состоянии, блондинка аккуратно потрясла Сэма за плечо, пытаясь разбудить. Парень проснулся мгновенно, с удивлением смотря на Бритт.
- Привет.
- Привет, соня.
- Соня? Ах это… Не скажешь же Злючке?
Она покачала головой, продолжая улыбаться.
- Что ты тут делаешь?
- Мисс Родригез назначила отработки до конца учебного года.
- Ого-го. За что?
- Я сказала, что она скучно рассказывает о единорогах.
- Согласен. Эта старая корга ничего в них не понимает. Нельзя рассказывать о таких прелестных существах так, будто бы это какие-то мозгошмыги.
Бриттани засмеялась, прикрывая рот ладонью, из-за чего Сэм посмотрел на неё с удивлением.
- Я что-то сказал неправильно?
- Нет, я просто ответила ей точно так же.
- Ясно.
- А что ты тут забыл?
- Пришел на отработки и уснул. Как и обычно. Я получаю отработки на отработках, за что уснул на них. Ничего не могу поделать с этим. Этот кабинет усыпляет меня.
- А я чувствую себя здесь еще глупее, чем я есть.
Бриттани вздохнула, отворачиваясь к окну. Вот она и произнесла это. Если, обычно, это её совсем не волновало, то сегодня весь день любой тыкает ей в нос тем, что девушка не самая умная. Да что тут говорить. Она глупая. Глупая, глупая, глупая! И если обычно Сантана затыкает рот её обидчикам, то сейчас даже это не помогло. Почувствовав, что сейчас она заплачет, Бриттани захотела встать, когда кто-то взял её за руку. И было не так сложно догадаться, кто это был.
- Ты не глупая, Бритт. Ты гений.
- Сантана всегда так говорит.
- Сантана, может быть, и редкостная стерва, но она на все сто процентов права. Ты настоящий гений.
- Ты правда так считаешь?
Бриттани улыбнулась сквозь слезы. Может быть, многие считают её действительно глупой, но вера других людей заставляют волшебницу поверит в обратное. Она гений. Она самый настоящий гений, а остальные просто завидуют.
- Хочешь покажу свой патронус? Он похож на белку. Или песца, я так и не понял, но я пока практикуюсь.
- А мой патронус – это единорог. Правда, я его еще не вызывала, но знаю, что это будет он.
- Хочешь, научу тебя потом?
- Давай.
Бриттани с восторгом смотрела, как голубоватое создание бегало по кабинету, перепрыгивая многочисленные скляночки и баночки. Сэм громко смеялся, наблюдая за блондинкой. Не нужно быть гением, чтобы оскорбить кого-то только за то, что он отличается от других. Зато нужно быть действительно невероятно добрым человеком, чтобы каждый раз прощать это. Бриттани была самой странной и волшебной девушкой, которую он когда-либо встречал. И он всё сделает, чтобы показать ей это.

от автора: Ретейлинг фильма "Эквилибриум". Смерть персонажа.

…И тогда мы создали новое подразделение – Грамматон Клерик. Его единственной задачей стало обнаруживать и уничтожать подлинный источник агрессии человека к человеку.
Способность чувствовать.

Движения его были тихи, но ухо клерика, особенно такого опытного, как Себастиан Смайт, должно было различить их звук еще издали.
И все же Себастиан сидел совершенно спокойно, не меняя позы. Он перевернул с шелестом страницу книги, что держал в руках, и продолжил чтение.
Блейн Андерсон смотрел на скрючившуюся долговязую фигуру, не мигая.
Как легко было поймать Смайта. Как трудно было его арестовать.
Это был не вопрос каких-либо эмоций, их не было, порция прозиума поступила в организм клерика первой ступени Андерсона исправно по сигналу зуммера на запястье. Это был вопрос привычки. Удобства. Функциональности их со Смайтом тандема. Они были лучшие, самые въедливые ищейки, самые ловкие охотники, самые опасные бойцы. Сам Вождь приставил их к награде за уничтожение крупного подпольного склада с предметами искусства несколько месяцев назад. И когда они стояли бок о бок перед вице-консулом в своих безупречных белых мундирах, сжимая белые рукояти кортиков, Блейн мог бы почувствовать то, что раньше называлось «гордость». Если бы мог что-то чувствовать.
Но он не мог. И не хотел. А его напарник сделал другой выбор, и Блейн не понимал, почему.
Он шел по заброшенной церкви к Смайту неспешно, держа руку с пистолетом вытянутой вдоль тела. Невысокая черная тень, тень из тени, как плоть от плоти. Лунный свет на секунду дотронулся до сверкающего носа его ботинка, а потом Блейн встал прямо перед Себастианом.
Он узнал эту книжицу в руках Смайта, конечно же. Последний их рейд, горстка повстанцев, сбившихся в темной комнате, как мыши, если бы только у мышей было огнестрельное оружие; легкая миссия. Блейн слился с темнотой в том помещении, он и был этой темнотой, он видел в темноте лучше, чем на свету, и траектория каждой пули была для него ясно очерченной линией на карте. Когда клерик вступает в бой, это похоже на танец. Очень выверенный, четкий, хладнокровный и смертоносный танец. Каждое движение тела подчинено неукоснительной системе ката*. Нет эмоций. Нет страха. Нет сомнений. Клерики – совершенное оружие, стальная оболочка вокруг Вождя, а Блейн Андерсон – один из них. Лучший из них.
Но не идеальный.

– Благодарю, что пришли, клерик. Полагаю, вы знаете, кто я?
– Да, сэр, конечно. Вы – вице-консул Клэрингтон, третий консулат Тетраграмматона. Голос Вождя.
Вице-консул сидел в кресле и, склонив набок голову, очень внимательно рассматривал стоящего перед ним клерика. Блейн Андерсон глядел прямо перед собой.
– По правде сказать, клерик, мне говорили, что вы были уникальным учеником. Почти мгновенно определяли, если кто-нибудь что-то чувствовал.
– Это моя служба, сэр, – бесстрастно отозвался Андерсон. Его лицо было озарено слабым светом, проникающим сквозь заклеенное защитной пленкой окно, и не выражало ровным счетом ничего.
– В чем, по-вашему, секрет, клерик Андерсон?
– Я не знаю, сэр, вице-консул. Почему-то я могу понять, что человек чувствует. Поставить себя на его место.
В глазах вице-консула появился странный блеск, кажущийся нелогичным, но Блейн не смотрел ему в лицо и не заметил.
- Как если бы… вы пропустили прием прозиума или сами совершили эмоциональное преступление?
- Да, сэр, можно сказать и так, - ровно ответил Андерсон.
Вице-консул какое-то время еще всматривался в него с непонятной жадностью, а потом откинулся на спинку кресла, и лицо его приняло обычное равнодушное выражение.
- У вас есть семья? У вас ведь, кажется, был муж?
- Да, сэр. Он был арестован за эмоциональное преступление четыре года назад.
- И его арестовали вы?
- Нет, сэр. Другой.
Блейн наклонил голову.
- А… что вы чувствуете по этому поводу? – вкрадчиво спросил Клэрингтон.
- Я ничего не чувствую.
- Правда? – Клэрингтон скривил губы. Его тон изменился, теперь он стал похож на заточенное лезвие клинка. – Как вы умудрились проморгать?
Андерсон нахмурился.
- Я задавал себе этот вопрос, сэр, но я не знаю.
Он много раз раскладывал по полочкам свое поведение. Поведение Курта. Как же он, славившийся среди всех клериков Тетраграмматона своей безупречной интуицией, мог не заметить преступника у себя под боком? Курт слишком хорошо играл свою роль, это было в нем еще раньше, до эры Эквилибриума, актерство, умение надеть на лицо маску настолько фарфорово-гладкую, что невозможно было найти изъян.
Но Блейн должен был.
- Это непростительно, - сказал вице-консул. Блейн посмотрел ему прямо в глаза.
Он стоял в негласной иерархии клериков Тетраграмматона на недосягаемой высоте. Лучший. Безупречный. Но глупо было полагать, что безупречность может быть абсолютной, он был виноват перед Вождем и обществом Либрии и знал это. Виноват тем больше, чем идеальнее его считали в Грамматоне.
Его могут арестовать. Или даже казнить – чем выше забираешься, тем ниже будешь падать.
Но вице-консул произнес:
- Надеюсь, в будущем вы будете более… бдительны.
И клерик Андерсон коротко кивнул.
Он будет.

Себастиан медленно поднял голову.
В самой его позе была неправильность. Согнув одну длинную ногу, он положил ее щиколоткой на колено другой. Это смотрелось развязно. Раньше Блейн никакой развязности в напарнике не замечал.
Был недостаточно бдителен?
Смайт не отдал на уничтожению ту книгу, которую они нашли в подпольном схроне вместе с другими преступными предметами. Но подозрительно было не это, не это заставило сработать интуицию Андерсона.
Он уловил. Тогда, после рейда, пока они со Смайтом ехали в машине на заднем сидении, и Себастиан смотрел в окно. Когда он спросил «Сколько еще это продлится, Блейн?» И когда их машину занесло на повороте с территории Пустоши, и Смайта мотнуло вбок, так что его колено проехалось по бедру Андерсона. Себастиан почти сразу отодвинулся, лицо его было отстраненным, и все же, все же… Будто кто-то на мгновение приоткрыл плотно запертую дверь, и в образовавшуюся щель прорвался лучик света, отчетливый в кромешной темноте.
Эмоции.
Блейну потребовалось несколько часов, чтобы опознать и проанализировать эти странные волны, накатившие на него в машине эхом, отраженным от Смайта. Но томограф в его голове сработал, как надо, и кривая линия вычертила Себастиану единственно возможный приговор.
У него был очень спокойный взгляд, смотрящий на Блейна снизу вверх. На страницы книги в руках Смайта пролился лунный свет, Блейн узнал в напечатанных столбцами отрывках строчек то, что называлось стихами у неразумного человечество до Эквилибриума.
Себастиан медленно улыбнулся Блейну и вернулся к потрепанной книжице.
Блейн провел пальцем по рукояти пистолета. Кожаная перчатка отсекала все тактильные ощущения.
– «Будь у меня в руках небесный шелк, – негромко и выразительно прочитал Смайт, – расшитый светом солнца и луны»…
– Грамматон-клерик Смайт, – решительно произнес Блейн Андерсон.
–… «прозрачный, тусклый или темный шелк беззвездной ночи, солнца и луны…»
– Себастиан.
– «Я шелк бы расстилал у ног твоих».
Смайт поднял голову. Его глаза казались совершенно прозрачными, вбирающими в себя лунное сияние.
– Я постараюсь, чтобы тебе смягчили наказание, – изо рта Блейна вырвалось облачко пара, растаяло в прохладном воздухе.
– Мы оба знаем, что они не смягчат наказание, – устало выговорил Смайт. Взгляд его беспрерывно блуждал по лицу Блейна, будто пытаясь обвести, прикоснуться к каждой линии, каждой черточке. Нарисовать картину, вроде тех, что они отдали на пожирание пламени сегодня днем.
– Мне жаль, – уронил Андерсон.
– Нет, тебе не жаль, – усмехнулся Себастиан, его подбородок дрогнул. – Ты даже не понимаешь значения этого слова.
Блейн сильнее сжал пальцы на оружии.
Жаль… Сожаление. Он понимал, что должно стоять за этим устаревшим обозначением, но для него это было отвлеченное понятие. Ему должно было быть жаль, когда над Куртом совершили Процедуру у него на глазах. Ему должно было быть жаль, когда погибла половина отряда, с которым он начинал ходить в рейды, еще с тех пор, как только выпустился из монастыря Тетраграмматона. Ему должно было быть жаль в эту минуту, когда он следил за движением теней и лунных отблесков на обращенном к нему лице Себастиана Смайта, его напарника – в прежнее время их могли бы назвать «друзьями». Наверное.
Ему должно было быть жаль и, возможно, ему было. Прозиум никогда не откроет эту тайну.
– Неужели ты не понимаешь? – голос Себастиан стал выше, шире распахнулись глаза; Блейн внимательно читал эти проявления эмоций, как Смайт читал до этого свою книгу. – Мы перестали быть людьми…
– Не стало войн. Убийств.
Себастиан смежил веки.
– Мы уничтожили сами себя. Нас больше нет, Блейн. Потому что нет наших эмоций.
– Нет, – качнул головой Блейн. – Мы давно вместе. Ты видел, к чему это приводило…
– То, что мы давно вместе, – перебил его Себастиан, – нас с тобой ни к чему не привело.
Блейн неожиданно понял. Понял все, и не только тот странный отголосок трепета Смайта, что он ощутил сегодня, когда их колени соприкоснулись.
Он замолчал.
– Вот о чем я жалею больше всего, Блейн, – сказал Себастиан. – Что у нас мог быть шанс. Но мы уничтожили его вот этим.
Он достал из кармана капсулу с прозиумом. Повертел между большим и указательным пальцами и уронил себе под ноги.
– А я хотел бы поцеловать тебя и почувствовать отклик, – раздался хруст крошащегося под подошвой стекла.
Блейн не отвечал. Некстати вспомнилось вдруг: Курт в руках полицейских, бледное запрокинутое лицо и закушенная губа, неподвижность парализованного, а потом – вырывается из затянутых в перчатки рук и бежит, бежит к застывшему Блейну, обвивает руки вокруг шеи, вжимается сухим горячим ртом в рот. Мгновение, всего мгновение, воздух мог бы зазвенеть от боли и страха Курта.
Блейн ничего не почувствовал.
За пятнадцать минут до этого он вколол себе дневную дозу препарата.
– Но все это – справедливая цена, не так ли.
Ладонь Смайта легла на кобуру у бедра. Блейн мгновенно вскинул руку.
…А завтра он будет проводить очередной рейд. С новым напарником, таковы правила. Завтра он будет ступать по чьим-то глупым грезам, сминая их, превращая их в топливо для благополучного общества Либрии.
– «…Но я бедняк, и у меня лишь грезы, – прошептал Себастиан, его рука крепко сжимала край книги, медленно поднося ее все выше к лицу. Заслоняя его. Но взгляд был упрямо устремлен в глубину глаз Блейна, будто искал там что-то и будет искать до последней секунды. – Я простираю грезы под ноги тебе…»
Еще выше, и уже видны только светлые глаза и лоб под гладко зачесанными назад волосами.
…Блейн Андерсон не стал бы лучшим без своего напарника, они дополняли друг друга. Они были так эффективны.
Блейн вспомнил слово «сожаление» снова.
– «Ступай легко, – мягко сказал Себастиан, – мои ты топчешь грезы, свои при этом делая сильней».
Ствол пистолета Блейна смотрел теперь в потертую обложку, в фамилию «Йейтс», выведенную бессмысленными завитками.
Щелчок, и за ним – еще один. Это Смайт и Андерсон по очереди сняли оружие с предохранителей.
– Нет, – сказал Блейн.
Палец Смайта потянулся к курку.
Андерсон вжал свой.
Книга упала на грязный пол с глухим звуком, в слове «Йейтс» зияло отверстие.
Клерик Блейн Андерсон опустил руку.
Он услышал, как кто-то идет ко входу, и в проеме выросла фигура, затянутая в темную форму клериков. Блейн узнал Сэма Эванса, молодого амбициозного грамматона.
Андерсон направился к нему, не оглянувшись на отброшенное выстрелом тело.

Он разбил капсулу случайно. Никогда не ставил дозу на раковину до того, как умыться, и не было никаких причин сделать так этим утром, но что-то заставило Блейна нарушить установленный им же порядок.
Кажется, дело было в снах или в том, что можно было с натяжкой назвать снами. Вместо успокаивающего голоса Вождя («Мы не усыпили себя, мы пробудились от сна эмоционального бытия!») клерик Андерсон всю ночь слышал то приближающийся, то удаляющийся шепот Себастиана Смайта.
Видел его глаза, его взгляд, исчезающий за ветхой преградой бумаги.
«Ступай легко, мои ты топчешь грезы»…
Утренней дозы не было.
Зато была служба, и клерик Андерсон не был намерен ее избегать только потому, что не смог получить прозиум из-за перекрытых путей в центре города.
Клерик Эванс вышагивал за его плечом по коридору многоквартирного дома. За их спинами топотал отряд полиции.
– Бывшая певичка, – говорил Эванс. – Раньше пользовалась большой популярностью.
– Как ее имя? – сухо спросил Блейн.
– Берри. Рейчел Берри.
Прежде, чем войти в квартиру, ступая по выбитой боевой группой двери, клерик Андерсон стянул кожаную перчатку с руки и дотронулся до стены.
Стена была холодной и шершавой.

Ценой подавления высших проявлений эмоций мы уничтожили их низшие проявления. И вы, общество, приняли это лекарство.
Прозиум.
Теперь мы живем в мире с собой.
На этот раз вы победили!
Вопреки вероятности. Вопреки собственной природе. Вы выжили!

* ката – формализованная последовательность движений, связанных принципами ведения поединка с воображаемым противником или группой противников. По сути, является квинтэссенцией техники конкретного стиля боевых искусств. Принцип изучения боевого искусства на основе ката состоит в том, что повторяя ката многие тысячи раз, практик боевого искусства приучает свое тело к определенного рода движениям, выводя их на бессознательный уровень. Таким образом, попадая в боевую ситуацию, тело работает «само» на основе рефлексов, вложенных многократным повторением ката.

Сначала Дэйв думает, что в новой школе будет проще. Потом – что, наверное, так же. Потом – и это ближе всего к правде – что только сложнее: потому что если тут, в МакКинли, он все еще король – и не на словах, а всенародно избранный – то в новой школе он будет никем, просто очередным парнем, который зачем-то перевелся в выпускной год, чтобы заново выгрызать себе место на вершине пищевой цепи. Дэйву отчаянно не хочется ничего выгрызать – и поэтому первого сентября он входит не в выкрашенные светло-синим коридоры ближайшей к дому Терстон Хай, а в знакомый до последнего пятна на стене (вон то, в углу, от черничного слаша, а то по центру от клубничного, эта дрянь, по-видимому, не отмывается даже серной кислотой) вестибюль МакКинли. И это сложно, черт возьми, это отвратительно сложно, и он готов отдать руку на отсечение, что уже слышит за спиной мерзкий шепоток и что дальше этих шепотков будет только больше, но победителей, если он правильно помнит, не судят – и он только дергает за лямку сползший с плеча рюкзак и идет вперед: у него сейчас математика, литература, химия и тренировка. Кстати, еще одна причина никуда не уходить – начинать год чемпионом штата куда приятней, чем лайма-лузером.
Там-то все и начинается. Тренер Бист, пересчитав оставшихся с прошлого года – восемнадцать человек, на двенадцать меньше, да, у них было много выпускников – отправляет их бегать вокруг поля, а сама собирает в центре новичков. И Дэйв честно не обращает – хотя жутко интересно – внимания на них до тех пор, пока над полем не разносится зычное:
– А мне плевать, кем ты был в прошлой школе, здесь ты тренируешься вместе со всеми с закрытым ртом или не тренируешься вовсе!
Дэйв останавливается и смотри на поле – чтобы, прищурившись, рассмотреть рядом с Бист высокого – выше нее, хотя в ней сколько, шесть с половиной? – блондина в темно-синей футболке. Тренер Бист выговаривает ему что-то – и Дэйву ужасно жаль, что он не слышит, что именно: но через минуту блондин кивает – и отправляется бегать круги. Парень кажется Дэйву смутно знакомым – будто он то ли был вместе с Дэйвом в скаутском отряде, то ли просто как-то раз играл против него – но в голову ничего не приходит, и Дэйву только и остается, что смотреть, как парень легко, не напрягаясь, обгоняет его на повороте.
Фразу "самый ценный игрок плей-офф" он слышит уже после, в раздевалке, когда выходит из душа, чистый и мокрый, суша волосы полотенцем – и тогда же мгновенно вспоминает: точно, он видел этого парня раньше, его команда слетела еще на четвертьфинале, но он сам сыграл тогда так, что после финала его награждали отдельно. Дэйв даже помнит фамилию – Гилберт, как в "Дневниках вампира", которые так любит его сестра – но на этом его знания заканчиваются. Этот Гилберт, конечно, попадет в команду, Дэйв не сомневается – но не уверен, что рад этому, если начистоту.

Дэйв был бы рад, если бы Гилберт остался его единственной проблемой в выпускной год – но когда, скажите, судьба была благосклонна к Дэйву Карофски? Если бы она была, она бы сделала его натуралом, для начала. Или, даже если не так, то, может, хотя бы отдала ему Хаммела. Но уж точно не стала бы переводить в МакКинли хаммеловского хоббита из богатенькой школы. Дэйв, конечно, благодарен за то, что хоббит, как выясняется, на год младше него, и Дэйву не приходится пересекаться с ним хотя бы на уроках – но смотреть на них, мило воркующих за угловым столом на обеде, у Дэйва нет никаких сил. И не смотреть тоже, вот в чем засада. Оторваться удается только тогда, когда рядом громыхает о стол полупустой пластиковый поднос:
– О чем задумался, Карофски?
Ник Гилберт – выпускник, переведшийся в последний свой год ради сильной футбольной команды в МакКинли – явно не испытывает тех проблем, которых так страшился в своей абстрактной новой школе Дэйв: он душа компании, он, разумеется, попал в команду, на него вешается, кажется, вся группа поддержки кроме влюбленных друг в друга Бриттани и Сантаны и он чувствует себя изумительно спокойно и уверенно – так, как Дэйв не может чувствовать себя даже в родной школе, не говоря уже о новой. Возможно, дело в том, что Гилберт, в отличие от него, натурал, а возможно, он просто самовлюбленный наглый урод и тем и спасается. Дэйв дергает плечом:
– Ни о чем.
– А сдается мне, что вон о них, – Дэйв замирает – но Ник показывает, слава богам, только на стайку чирлидерш во главе с Сантаной.
– Это моя бывшая, – как можно более независимо бросает Дэйв. Ник неожиданно понимающе интересуется:
– Бросила?
– Вроде того, – вздыхает Дэйв, а про себя качает головой: ничего ты не знаешь, Гилберт.
Гилберту и не надо, кажется. Он только сочувствующе хлопает Дэйва по плечу и принимается за свой удивительно диетический ланч.

Признаться, Дэйв завидует этому парню: из всех проблем у Ника, кажется, только тотальная неуспеваемость по математике и то, что форму на него пришлось подгонять индивидуально – таких крупных защитников у них раньше не водилось, – а в остальном он, кажется, не замечает вообще ничего.
Или, кажется, наоборот: замечает слишком много.
– Карофски, слушай, а откуда пошли слухи, что ты вроде как педик?
Он спрашивает это настолько между делом, что Дэйв сперва даже не понимает, что именно тот говорит. А когда понимает, покрывается мурашками – но Ник смотрит на него с исключительно исследовательским интересом.
– Помнишь Хаммела? – помявшись, спрашивает Дэйв.
– Еще бы не помнить, – фыркает Ник.
– В прошлом году на выпускном, когда я стал королем бала, моей королевой...
– Был он? – заканчивает за него Ник и, не дождавшись ответа, ржет, как скотина, на всю раздевалку. Благо в ней никого нет, кроме тренера Бист, да и та у себя в кабинете: они двое по ее настоятельной просьбе тренируются дополнительно, Дэйву нужно сбросить, как она говорит, фунтов десять – хотя бы фунтов десять, – Нику поставить бросок.
Дэйв, вздохнув, кивает. Ник продолжает, хоть и тише, смеяться:
– И что, вы прямо танцевали и все такое? – он подхватывает свою игровую футболку и делает с ней в обнимку пару кругов. Дэйв с усмешкой смотрит на это: Гилберта, кажется, ничем не проймешь, – и качает головой:
– Я свалил.
– И зря, – вдруг посерьезнев, припечатывает Гилберт. Дэйв вопросительно сводит брови. Ник пожимает плечами и легко стучит Дэйва пальцем по лбу: – Если бы потанцевал, слухов бы и не было. Все, что тебя задевает, дает повод тебя утопить.
– Легко тебе говорить, – вздыхает Дэйв. Ник – он же как раз такой... непотопляемый.
– А чем я лучше тебя, Карофски? – как-то очень просто и весело спрашивает Ник. – Тем что выше на полфута? Или медалькой ценного игрока? Или двойкой по математике? Кстати, если ты подтянешь меня, я буду по гроб жизни благодарен.
Дэйв неуверенно улыбается:
– Подтяну.
И слышит, как внутри скребут когтями по ребрам кошки: ничего ты не знаешь, Гилберт.
Ник только забрасывает на плечо спортивную сумку и кивает на дверь:
– Идем. Подкину тебя до дома.
Нет, Ником Гилбертом определенно быть легче, чем Дэйвом Карофски. Ник Гилберт хотя бы не заморачивается.

Взамен математики Ник соглашается потренировать с Дэйвом удар: нападающему, кроме бега, еще нужно уметь драться, а Ник – и это не он сам сказал, это Дэйв видит своими глазами – в этом лучший. На первую же просьбу Дэйва он только пожимает плечами и отвечает:
– Почему нет. После уроков на поле?
И после уроков на поле валяет Дэйва по траве так, будто это – самое важное занятие на земле. Ну или, как минимум, самое веселое – для него, не для Дэйва, Дэйву бы выжить, если честно.
– Закрывайся, – говорит Ник и толкает Дэйва в плечо. Дэйв пытается, но Ник на полфута выше и в полтора раза шире, и... – Не оправдывайся, а работай. Не зевай.
За каждый зевок Дэйв получает по ребрам – больно, до синяков, Ник не жалеет его ни капли – и тренировке к третьей зевки прекращаются. И Дэйв чувствует себя восхитительно уверенно, когда в очередной раз не пропускает, а блокирует бесхитростный, но сильный выпад.
– Так ведь лучше, а? – поднимает брови Ник. Дэйв поднимает их в ответ – потому что не уверен, что именно Ник имеет в виду: только ли поле?
Дэйву вообще кажется, что Ник ведет какую-то свою игру, что дело не только и не столько в футболе, сколько... в чем? Потому что тычки – за зевки, за пропущенные удары, за незамеченные подножки – сыплются на него постоянно, оттуда, откуда Дэйв их не ждет, и они не сильные и не больные, просто обидные, но:
– Ты же хочешь научиться защищаться? – спрашивает Ник, и Дэйв кивает – не уточняя, защищаться от чего. Как будто он знает, что Ник не сделает ему плохого. Как будто он доверяет Нику. Наверное, не стоило бы, а то однажды он схлопочет и за это, но Ник слишком похож на него самого, а он – на Ника, у них больше общего, чем казалось Дэйву месяц, день, час назад, и Дэйв не может не. И он отбивает удары.
– Ну так? – интересуется Ник. И Дэйв кивает.
Потому что так действительно – лучше.
– Я же говорил, – самодовольно – как и все на этом свете – фыркает Ник. – Еще немного и ты будешь таким же классным, как я. Верь мне, я знаю.
Ничего ты не знаешь, Гилберт, хочется ответить Дэйву – но он только кивает и стягивает с мокрой головы шлем.
– В душ? – спрашивает он.
– В душ, – соглашается Ник.

На литературе Дэйв сидит за Куртом, Ник – за Дэйвом: последнее остававшееся пустым место отошло новичку, и Дэйву ничего не оставалось, кроме как стать осторожнее – любоваться все уроки напролет больше не выйдет. Хотя русый затылок, конечно, так и притягивает, и Дэйв пялится в него от звонка и до звонка, бессысленно и бесцельно: только растравливает душу, а Хаммел, едва звучит звонок на перемену, подхватывает пижонскую сумку и смывается к своему младшекурснику-хоббиту в хоровую или в актовый зал или куда там еще, Дэйв не в курсе, только каждый раз провожает его взглядом. Точнее, провожал – теперь после звонка он смотрит в собственную тетрадь, пока Хаммел не свалит вон. Слишком свежи воспоминания о том, что он сам творил с Куртом в прошлом году – слишком не хочется самому огребать так же, а лед тонок. Дэйв слышит, как он хрустит каждый раз, когда, стоит ему кинуть взгляд вперед, на обтянутую очередным дизайнерским кардиганом – или пиджаком, или что это он натянул на себя сегодня – спину, как позади слышится возня и голос Ника:
– Карофски. Эй, Карофски, ты сделал тест?
Ты сделал тест, ты читал эту ересь, дай списать последнее задание – такое ощущение, что Ник-таки знает. Знает тот маленький – ну или не слишком маленький, скорее очень даже большой – секрет, который Дэйв очень не хочет раскрывать. И каждый раз, когда Дэйв смотрит, это как те тычки под ребра: не раскрывайся, не зевай, не отвлекайся – дерись, черт возьми. Дэйв дерется – как может, но проблема в том, что защищать этот секрет – не прикрывать ребра, и ему попросту больно.
Если бы Гилберт знал... но Гилберт не знает – и Дэйв не уверен, хорошо это или плохо. Он бы с удовольствием, если честно, выслушал совет, как справиться с этим, вместо очередного спарринга на поле. Он даже почти набирается смелости спросить – после урока, стоит Хаммелу снова упорхнуть к своему бровастому гномьему принцу – но именно в этот день Ник собирается и сваливает быстрее обычного, бросив напоследок:
– Жду тебя на поле после уроков, Карофски. Защиту мы отработали, теперь нужно заняться нападением.
Может, и знает. Дэйв уже ни в чем не уверен.

– ...а потом, стоило мне повернуться, она повисла на мне, как кошка, и не отпускала, пока не вырубилась, представляешь?
В ночь после первой игры они сидят у Ника дома, в обнимку друг с другом и с пивом, и Ник рассказывает ему про приклеившуюся к нему после матча чирлидершу – а у Дэйва, признаться, нет сил даже слушать, и он едва не спит, привалившись спиной к стене в маленькой, очень похожей на его собственную комнате под крышей. Даже карта над кроватью такая же. Они вообще похожи, вспоминает Дэйв – и, кстати, с нападением у него теперь, кажется, получше, почти как у Ника...
– Ты слушаешь вообще, Карофски?
...только почему тогда Нику так хорошо, а Дэйву так хреново? И почему он не может подойти уже к Хаммелу и сказать ему все? Или хотя бы подойти к Нику и сказать ему...
– Карофски?
...видимо, хреновый из Гилберта тренер.
– Карофски!
Дэйв смотрит мимо Ника в темное стекло пивной бутылки – пристально и долго.
– Ник, слушай, я хотел сказать... ты, в общем, кое-чего обо мне не знаешь.
Слова вылетают легко и просто – но вдруг обрываются. Когда Дэйв обнаруживает ладонь Ника у себя на губах.
– Это ты ничего не знаешь, Карофски, – ворчит Ник. – Прежде, чем драться, тебя стоило бы научить смотреть по сторонам.
Прежде стоило сказать, что это новая игра, Гилберт.
Но Дэйв не против.

Квинн сломана. Сломана – не сломлена. Парадокс восприятия.

Где-то там, за потертым фасадом, за слоями штукатурки, расчерченной ложью, признаниями, прочувствованными речами и неверными поступками; за слоем добротных кирпичей с осыпающимися, неровными швами, где-то там – внутри – горечь табачного дыма разъедает прочно сваренные остовы, монолитно-кружевные сваи каркаса.

Неверно.

Часто и между делом. Мимоходом-постоянная ошибка. Всего лишь бабочка, знаете.

Стоило бы позавидовать, наверное. Не Квинн - она сама себе не завидует уже перманентно - бабочкам. Без границ. Без правил. Без обязательств. Вот только не надо про важную роль бабочек в процессах перекрестного опыления крестоцветных и пасленовых. Бабочки-то не в курсе. Они просто живут.

Квинн тоже хочет. Жить. Полной мерой, полной грудью. Диоксидом углерода и восхищением, этиловым спиртом и лестью, метамизолом натрия и без сожалений. Банальной бабочкой, можно даже не редким видом.

Мама смотрит слегка испуганно и почему-то молчит. Правильно. К чему все эти разговоры. Они только портят: рвут, сминают, стесывают беззвучные невесомые чешуйки с новообретенных крыльев.

Квинн живет. По своим правилам – без правил вообще. Почему бы не оставить ее в покое? Всем тем, кто расчертил своим присутствием некогда идеально-матовую поверхность безупречного фасада; всем тем, кто выломал ее из привычного расписанного безукоризненно-яркого существования; всем тем, кто заставил поверить в несуществующую значимость для фантомного мира?

Надоедливая еврейка как всегда слишком много говорит. Квинн не слушает, нет. Рано или поздно ей надоест. В конце концов, у Берри есть одно положительное качество – у нее слишком плотное расписание для себя, чтобы тратить время на кого-то еще.

Мистер Шустер. Тут вообще без вариантов. Не ему судить. Точка.

Квинн ломается на Паке. Не ломается – привычно трескается по старым швам. Обыденно-насквозь, как в старые добрые времена. Пак, наверное, тоже насекомое, - лениво размышляет Квинн, пока он целенаправленно тащит ее по коридору надоевшей до оскомины школы, - какая-то особо гигантская туповатая жужелица, прогрызающая болезненно-точные ходы по живому.

Бет.

Та самая бабочка на подошве сошедшего с Тропы. Железный лом против семи пушинок на чаше весов.

Бет…

Больше всего Квинн жаль крыльев. Она почти успела привыкнуть. К простоте и легкости. К отсутствию обязательств и этических норм. К свободе.

Шелби диктует правила. Ставит рамки. Она, наверное, действительно хочет помочь. Только для Квинн эта помощь застегивается чугунно-жесткими браслетами на отвыкших запястьях, гибко-непрошибаемыми прутьями клетки. Нет сил бороться.

По сути, сделанные ошибки не страшны. Можно сделать вид, что не заметила, или не поняла, где ошиблась. А можно и вправду не заметить. До тех пор, пока не увидишь красные пометки и жирно выведенные оценки. Чужие.

Квинн кивает и соглашается. На все сразу. На сделку, на помощь, на правила и контроль. Закукливается в обманчиво-прочный кокон. Скукоживается, пряча от взглядов истертые чужими равнодушными руками крылья, и старается не расплакаться.

По дороге домой заходит в ближайший парфюмерный магазин и покупает краску для волос. Такую же как раньше, оттенок «Матовый блонд».

В мутном от пара зеркале – розовая шевелюра и черные круги под глазами. И дрожащие губы стрелкой спидометра юркого самолета, незаметно проскочившего точку невозвращения. Без права вернуться назад. Доползти – но не вернуться.

Квинн выбрасывает глянцевую коробку в мусор, долго и тщательно моет руки. Как в последний раз.

Кровь расходится в теплой воде невнятно-розовой тенью. Жаль. Ей так идет красное.

от автора: стимпанк-АУ



- Ну и глупость же вы сейчас сморозили, - досадливо морщится Смайт, не меняя расслабленной позы: откинутый на потоки ветра затылок, расставленные локти, нога, положенная на ногу. А еще летние льняные брюки, ботинки из мягкой кожи, по новой моде коротко остриженные волосы, щеголеватые усы и щетина. Даже если ему вздумается принять обет молчания, сама наружность Смайта будет продолжать кричать о принадлежности к верхушке Вестервилльского общества.

Хлыщ. Курт раздражен сильнее, чем следовало. Себастиан Смайт цедит глоток мартини сквозь темноту губ в рассыпанных родинках, напоминающих росинки густого мазута. Омерзительно: весь дирижабль знает, чей наследник летит на борту, но смиренно помалкивает. Курту не хочется ни тешить его самолюбие, ни заводить близкое знакомство, ни попробовать вытянуть из Себастиана что-то полезное.

Просто очень монотонный, морочный день, утешает себя Хаммел. Нужно пережить.

Дело в том, что Семейство Смайтов занимается мазутным производством. В шахтах по эту сторону Атлантики горбатятся тысячи работяг с фирменной «С» на отвороте лацканов. Нет, Хаммел не завидует. Тем временем, Себастиан лениво продолжает:

- По-вашему, снижение топливного налога плохо для здоровья экономики. Так предложите альтернативу!

Если бы не заносчивый тон, они бы, может, и поговорили.

- Кажется, я не владею сутью вопроса настолько полно, как вы, Смайт. Вашу уверенность в собственных словах ничем не сбить, не так ли? – Хаммел смотрит вниз. Под бортом – прохладный шлейф облаков, свободное движение гайдропов и синяя пустота, землю не разглядеть.

Как всякий король жизни, Смайт оказывается чертовски снисходительным.

- На этот раз республиканцы проиграют, мистер Хаммел. Повод задуматься, на чьей предпочитаете быть стороне.

Допустим, на другой стороне Луны эти шпильки и совместные променады, длящееся неделю, могут сойти за легкий флирт. Хаммел достаточно умен и осмотрителен, поэтому позволяет.

Себастиан хрустит оливкой с зернышком миндаля. Пробегается по Курту не взглядом - полунамеками, скрытой агрессией и неожиданной теплотой. Я-хочу-тебя-трогать. Я хочу рассказать тебе что-то. Я хочу, чтобы ты смеялся моим едким ремаркам. Я хочу, чтобы ты заменил то, чего у меня никогда не было. Я хочу, чтобы ты стал моим лучшим другом, а как-нибудь мы бы занялись сексом на полу моей каюты.

Хаммела передергивает. Внизу живота гладкими жгутами расходятся змеи. Предлагают, нашептывают, обвивают Хаммелу бедра, пах и колени. И пока он стискивает металлические перила дирижабля, Смайт, улыбаясь, интересуется.

- Нет, не холодно, - качается головой Курт.

Иначе это стало бы огромной глупостью. Хаммелу не холодно, не хочется присесть или сыграть в покер, когда Смайт предлагает. Ведь все его дары отравлены.

- Выпей хотя бы мартини, - Себастиан тянется к крошечной фляге на поясе.

Смайты производят не только мазут, поэтому Курт вдруг паникует. А что, если. Если слухи верны, и он, синюшный, свалится сейчас за борт, а Себастиан на вопросы судовой команды будет лишь удивленно поднимать брови. В такие моменты Хаммела словно откатывает назад в развитии, от прямоходящего человека до обезьяны, выросшей в джунглях Огайо. Он безоговорочно верит заметкам в желтых газетенках, готов убить ради нового экономического чуда и доверяет только одному существу на свете после отца.

- Блейн! – пищит Хаммел, притворяясь, будто гравитационная стабилизация такой махины, как дирижабль «Либерти», может быть недостаточной, и его, Курта, укачало. Случается со всеми, кто редко совершает межконтинентальные перелеты.

- О, - удивленно бросает Смайт, - А я думал, ты прогрессивный.

- Сам такой, - забывает о приличиях Курт и тут же отдает приказ, - Неси воды.

Себастиан с любопытством наблюдает, как незаметная с первого взгляда фигура отсоединяется от лежака около поля для мини-гольфа, идет к ближайшей стойке и спрашивает там стакан лимонада.

«Молодому человеку плохо», - проносится эхом по круизному лайнеру. Палуба мгновенно стряхивает полуденную дрему, привстает с мест, чтобы лучше в два десятка глаз лучше смотрелось и не забывает прислонить ладони к губам. Ого, это же щенок Смайта, кутила и безнадежный тип. Смайт затравленно озирается долю секунды, но быстро одергивает себя, налепляя на рот прежнюю улыбку. Кажется, у него опыт по этой части.

- Когда появилось электричество, - наконец, выдавливает он, пока Курт жадно глотает горьковатый лимонад с острыми бритвенками газа, - люди решили, что изобрели чудо. Что теперь отпадет необходимость в нефти, керосине и угле, наступит золотой век, поезда с дирижаблями заработают – смешно сказать – без котельных.

Лимонад у Хаммела идет носом. Блейн подает платок.

- А что мы получили? – Смайт занят разглаживанием несуществующего залома на белоснежной брючине. Тянется убрать длинную челку, понимает, что ее давно нет, и аккуратно прячет ладонь в карман, - Мы получили медицинские учреждения с зеленым крестом на дверях. Туда свозят на каталках мальчиков и девочек, чтобы с помощью специально рассчитанного разряда электричества превратить в это, - Себастиан выдергивает портсигар вместе с показавшейся подкладочной тканью, подкуривает и нервно выпускает дым, - Блейн, верно?

Блейн учтиво склоняет голову.

- Мы получили миньонов, которые не могут запомнить даже лица своего хозяина. По этой досадной причине на них надевают спайки с почтовым индексом и точным адресом владельца – чтобы вернули, если потеряются. Море тупого скота, Курт, - мягко бранит его Себастиан. - Тебе все еще кажется, что мазут – это недостаточно современно?

- Не надо сгущать краски, - щетинится Курт.

Когда Блейн рядом, проще отвечать развязно и грубо, коротко задумываясь о последствиях. Точнее, отодвигать опасения на задний план и наслаждаться тем, что есть: летними каникулами в академии, возможностью путешествовать, возможностью быть. Теперь ему уж ничто не помешает.

- Курт, ты и твой отец бездарные утописты, если собираетесь пропихивать налоговую поправку, пока миньон носит за вами домашние тапки в зубах. Взгляни, - Смайт переходит на личности, кроша остатки сигареты в ароматную пыль, - Блейн, с этого моменты ты – черный терьер. Гуляй.

Блейн смущается. Его слегка оплывшее лицо в белых шрамиках корчится в сомнении. Он раньше не был терьером. А сейчас, выходит, да?..

- Остановитесь! – вспыхивает Курт.

- Мы на «вы»? – Смайт оборачивается с совершенно непроницаемым взглядом. Настоящий джентльмен старого пошива. Ни одной белой нитки.

Бабочка под кадыком Блейна трясется, а мускулы предплечий все еще привлекательны – спортивное поло с коротким рукавом дает неплохой обзор. Наверняка, он был очень хорошим мальчиком. Курт мог рассказать Смайту даже больше, раз уж в кармане его пиджака до сих пор хранится то смятое фото. На нем Блейн занят починкой огромного часового механизма. Весь в масле и грязи, он кажется чрезвычайно счастливым. И еще - живым.

- Черный ретривер. Блейн, – повторяется Себастиан.

Блейн начинает морщить нос, принюхиваясь к чему-то неуловимому. Стает на колени, как гончая, принявшая команду, и перебирает коротко стрижеными ногтями по жесткому паласу, ожидая следующего приказа так же внимательно, как недавно заказывал стаканчик домашнего лимонада. Курт Хаммел едва слышно стучит зубами.

- Хороший мальчик, - без энтузиазма хвалит Смайт, и Блейн тихо улыбается, как бы для самого себя: он сделал все, что мог, дважды оказался полезен, - Теперь на спину, поглажу.

Себастиан Смайт кладет на грудь Блейну, покорно упавшему на лопатки, круглоносый ботинок. Однако, он не рад и теперь.

- Я хочу, чтобы ты понял, Курт. Они совершенно тупы. Иногда дерьмо случается, надо идти дальше. Я ведь кое-что раскопал про тебя и одного твоего близкого друга.

- О, заткнись, - скалится Хаммел, уже совершенно не заботясь о репутации отца, котировках нефти, промышленных печах, налогах, моторном топливе – всем, чем был по уши занят последний год после отъезда в Нью-Йорк, позже – Вашингтон. Лайма снова тянет его назад, как в водоворот, закручивает узлом и выбрасывает на берег местного водохранилища масляным пятном, без сознания и чувства долга, - Просто озвучь свои условия. Может быть, я над ними подумаю.

- Не будь таким важным в девятнадцать, Хаммел. Разве ты не боишься преждевременных морщин?

Смайт смотрит в раскрытые глаза Блейна Андесона, бывшего студента академии Далтон, всего на какой-то курс старше него самого. Блейну могло исполниться двадцать один в этом году. Он мог бы заказать в баре выпивку без поддельных документов, а они пока – нет. В этом дело. Тут, на лайнере, испорченное повсюду; даже если захотеть, Смайту уже не испачкать здешнее ковровое покрытие каплями мазута. Поэтому он скалится, растягивая все свои черные родинки на щеках и предлагает:

- Просто повлияй на отца. Нам не хватает одного голоса против, слова Берта будет достаточно.

- Рано или поздно вы сломаетесь, - убежденно говорит Хаммел, обхватывая лодыжку Себастиана и медленно снимая с груди своего миньона, - На смену этого топлива придет новое, и Смайты останутся не у дел.

Хаммел подтягивает настороженного Блейна к себе за тонкий ошейник-спайку. Пару лет назад он действительно переживал, что Андерсон может сбежать, и заказал гравировку с подробным домашним адресом. Он давно перестал верить, что в Блейне теплится искра человеческого интеллекта или логики, а теперь, к своему вящему ужасу, замечает в существе вроде Смайта нечто магнетическое. Достаточно убедительное, чтобы в конце концов оказаться хотя бы полуправдой.

Сегодня, когда в коридорах станет темно и пустынно, Курт захочет постучать в дверь его каюты, а Смайт – открыть. Никто из пассажиров в эту ночь не будет ожидать небольшого пожара, который перерастет в полыхающее зарево, оближет каркас «Либерти» и взорвет брызгами сонный морской пролив. Тогда окажется совсем неважным, кто именно запустил для них обоих новый временной отсчет.

от автора: киллер!АУ



Квинн за последние шестьдесят часов успела подремать только в самолете и, перехватывая по дороге то одну, то другую чашку кофе, ощущала, как зрение начало ее подводить. Перед глазами то и дело расплывались надписи на вывесках, номера машин, даже огни светофоров, стоило ей резко повернуть голову, тут же множились. Покидав все привезенные из Лос-Анджелеса шмотки в рюкзак, она спустилась вниз и, швырнув ключ от комнаты на стойку администратора, покинула мотель. Кожу за поясом джинсов успокаивающе холодил ствол глока, а карман оттопыривал запасной магазин. В здоровой руке Квинн несла невскрытую банку энергетика, а раненую через плечо поддерживала жесткая перевязь. В левое ухо Квинн вставила беспроводной наушник для постоянной связи с Себастианом, как только осталась в одиночестве, отправив Роуз досыпать последние часы домой.

Смайт вытащил из багажника черные непрозрачные мешки для мусора и с помощью скотча упаковал в них труп. Дождавшись, пока охрана на этаже вырубится от снотворного, подсыпанного в их кофе, он закрасил черным баллончиком все объективы камер и, скинув труп вниз через окно, выбрался следом.

– Дело сделано, – спустя полтора часа тишины, в наушнике послышался запыхавшийся Себастиан. – Я сжег его документы.

– И кто это был? – Квинн громко зевнула в микрофон. – Его будут искать?

– В этом вся загвоздка, – протянул Себастиан, на фоне его голоса послышался звук заводимого мотора. – Ты не знаешь, на кого он работает и кто его подослал.

– Не томи. Кто он? – отхлебывая еще энергетика, Квинн вырулила на главное шоссе.

– Хантер Клэрингтон, наемник, отслужил в Ираке, был контужен и комиссован по состоянию здоровья.

– И это все ты прочитал в его документах? – съехидничала Квинн и надавила на газ, обгоняя красную Мазду. – Давай дальше.

– Я попросил Майка пробить его по базе данных, и выяснилось, что сейчас он работает на независимую гражданскую организацию «Далтон», формирующую отряды из бывалых наемников и предоставляющую их богачам для определенных целей за большие деньги, – продолжил Себастиан, тихонько включая музыку в машине. – Весь их бизнес на первый взгляд легален, и подкопаться к ним очень трудно, выглядят, как обычные наемные войска. Но документы слишком чистые для такого рода деятельности: ни одного лишнего убийства, ни одного проигранного дела в суде, ни одного недовольного клиента.

– И как наемник такой организации оказался в том же клубе, что и ты, в то же время?

– Мы оба не верим в случайности, Квинни, – Фабрей на несколько секунд оглушил визг шин, а затем Себастиан громко выругался. – Смотри, куда прешь, пьяный ублюдок!

– Опять кто-то возомнил себя Алонсо и выжимает газ в городских пробках? – усмехнулась Квинн, перебивая нескончаемую матерную ругань Смайта, который мог поливать грязью неумеху-водителя еще добрые пару часов, забыв обо всем на свете. – Мы говорили об этом «Далтоне».

– Кхм, да. На чем я остановился? Я что-то подзабыл.

– Отсутствие трупа в багажнике отшибает тебе память? Может, тебе постоянно возить в нем трупы хомячков?

– Не будь такой грымзой, милая, – припарковываясь на тротуаре рядом со своей квартирой, ерничал Смайт. – Просто дебилы выводят меня из себя, хотя, конечно, никто этого не делает лучше, чем ты.

– Мне пора дать орден за то, что регулярно вывожу из себя Себастиана Смайта и до сих пор жива. Что-то ты размяк, друг. Раньше ты никому такого не позволял, – Квинн снова рассмеялась и зевнула.

– Ты хотя бы прицелиться сможешь или впадешь в спячку раньше, чем успеешь нажать на курок? – хлопая дверью автомобиля и ставя его на сигнализацию, поинтересовался Смайт.

– Смогу. Не сомневайся, – Квинн притормозила у здания Нью-Йорк Таймс. – Предлагаю перейти в режим ожидания на несколько часов, чтобы не мешать друг другу. Что скажешь?

– Договорились, ровно через восемь часов мы оба включаем наушники или звоним друг другу. Если этого не происходит, значит я посчитаю, что что-то пошло не так, – фоном Квинн слышала, как Себастиан беспорядочно выворачивает ящики в своей комнате. – Я за это время накопаю о «Далтоне» что-нибудь еще. Удачи, дорогая!

– И тебе того же и по тому же месту, – улыбнулась Фабрей и отрубила связь.

Ближайшие шесть часов ей предстояло унылое наблюдение за окруженным камерами зданием редакции. Судя по расписанию Моритца, его сегодня не ожидало ничего, кроме скучной офисной работы. Квинн тихонько включила радио и откинулась в кресле.

***

Крис даже не успел закричать или позвать на помощь, когда Квинн прижала его к обочине безлюдного городского квартала. Она что-то вколола ему в шею, едва Моритц опустил стекло водительской двери. На его губах застыло так и не договоренное «Вам чем-нибудь помочь?», а Квинн тем временем спокойно прикручивала к пистолету глушитель. На дороге не было ни одного лишнего автомобиля, кроме ее собственного, и ни в одном окне не горел свет. Ей, пожалуй, стоило насторожиться такой тишине, но Фабрей мысленно уже завершила операцию и мчалась на всех парах к Рейчел, выжимая педаль газа и заливая глотку еще парой банок энергетика, чтобы не впасть в кому прямо на трассе.

На краю ее сознания мелькнула вспышка.

Квинн досчитала до десяти, прежде чем нажать на курок, и все было кончено. Из ее головы вылетел момент, когда убийство для нее еще казалось чем-то грязным и неправильным. Уже давно это было просто работой, за которую хорошо платили, а теперь это все только для самозащиты, а не ради денег.

Вспышка повторилась, а потом кто-то завел мотор автомобиля.

Квинн тут же заозиралась по сторонам, пока в одном из подъездов не загорелись фары, бьющие ярким светом прямо в глаза. Фабрей наугад прицелилась в лобовое стекло, потом выстрелила в шины, но автомобиль дал обратный ход и скрылся на узких дорогах квартала.

– Черт возьми! – на нижних этажах тут же загорелось несколько окон.

Квинн прыгнула на водительское сиденье и дала по газам, выруливая в сторону нужного подъезда, направляясь в сторону шоссе.

Едва она врубила наушник, тут же послышался взволнованный голос Себастиана, который, видимо, не первый раз пытался ее вызвать.

– Смайт, у меня проблемы. Огромные.

– Я уже в курсе.

– Откуда?

– Мне звонил Чанг. Кто-то слил твои фотки полиции. Майк сказал, что там видно откровенно хреново, но через пару часов они смогут улучшить изображение, и будет хреново уже тебе.

– Зашибись.

– Я достал тебе новые документы.

– А что с Рейчел и Нью-Йорком?

– Позже об этом подумаем. На данный момент вытащить тебя – это самая большая проблема.

– Черт.

– Черт.

В наушнике Себастиана заревела сирена полицейских машин, Смайт услышал, как участилось дыхание Квинн и как она нервно заскулила.

– Все будет хорошо. Успокойся. Просто уходи.

– Тебе легко говорить «просто», за мной гонятся три тачки, и в следующем квартале, я уверена, они позовут друзей.

– Просто дави на газ.

– А ты просто заткнись. Мне нужно немного тишины.

Где-то в районе Брайтона Квинн оторвалась от погони и успела свернуть с главной дороги, будучи незамеченной, но, проехав метров сто, была подрезана.

– Припаркуйся аккуратно и залезай в машину. Быстро!

– Смайт, мать твою! Что ты здесь делаешь?

– Прилетел час назад.

– Тут куча моих отпечатков.

Квинн схватила с пассажирского сиденья рюкзак и вылезла из автомобиля. Неподалеку снова послышались полицейские сирены, а Себастиан тем временем приклепал к машине липовые номера.

– Пристегивайся. Нас ждет увлекательная поездка.

***

Смайт отставил пустую бутылку и бокалы на столик у дивана и поманил Квинн к себе на колени. Та совсем не грациозно плюхнулась на них, заехав Себастиану локтем по ребрам.

– Никогда бы не поверил, что ты была в черлидершах. Ты скорее бывалый моряк, который любит недосуге дегустировать ром, – потирая ушиб, пожаловался он.

– Еще слово, и я укушу тебя… – промурлыкала на ухо Себастиану Фабрей. – За ухо.

– Ау! – хватаясь ладонью за укушенное ухо, вскрикнул Смайт. – Так нечестно, я же ничего не говорил.

– Это для профилактики, я же знаю, что обязательно что-нибудь скажешь, – захмелело подмигнула Квинн и мягко прикоснулась к губам Себастиана.

– Подожди, – встряхнув головой в попытке нормально соображать, отпрянул Смайт. – Что ты делаешь?

– Говорю спасибо, – Квинн снова поцеловала его, но уже настойчивее.

– Пож… – в промежутке между поцелуями пробормотал Себастиан, потеряв несколько звуков. – …ста.

Одной рукой упершись в грудь Себастиана, Квинн обхватила ладонью заднюю часть его шеи и бессознательно наклонилась для очередного поцелуя. Себастиан хотел было снова запротестовать, но протест так и застрял в его горле. Квинн с виной вспомнила о Рейчел, но прямо сейчас она была исключительно пьяна, а Себастиан был из тех, кем можно бесповоротно увлечься, ведь между ними всегда что-то было – что-то больше, чем дружба и деловые отношения. Его близость и тепло тела заставили Квинн извиваться от возбуждения, обмякая в его руках.

Себастиану хватило пары секунд, чтобы поспешно расстегнуть ремень на своих джинсах, доверяя все остальное умелым рукам Квинн, которая не переставая его целовала. Поцелуи в их отношениях были лучшей частью, разумеется, после их споров, а секс вторичен, но Квинн бы никогда не сказала, что Себастиан плох в постели – он был лучшим любовником из всех парней, с которыми она спала, хотя ее опыт и не был настолько богат, как опыт Сантаны. Иногда в ее голову закрадывалась грешная мысль предложить Рейчел секс втроем, но она запихивала ее в отдаленные уголки сознания сразу после очередной сцены ревности.

Стоны Квинн Себастиан умело глушил новыми поцелуями, они неистово искусывали друг другу губы до крови. Фабрей сминала в руках выбеленные гостиничные простыни и жмурилась, наслаждаясь ощущением липкого от пота тела Себастиана, прикасающегося к ней самым интимным образом.

– Посмотри на меня…

Квинн послушно распахнула глаза и сфокусировала взгляд на Смайте, обнимая его за талию. С каждым новым толчком Себастиан все пристальнее всматривался в Квинн, которая читала в его взгляде так много, что ей трудно было в это поверить – тревога, забота, любовь – кажется, все это так и витало в воздухе, затрудняя дыхание. Он дал кончить ей первой, а потом отпустил себя – даже в этом он вел себя, как джентльмен. Квинн нервно хватала ртом кислород , которого ей так не хватало после бессонных ночей в душном Нью-Йорке и только что пережитого оргазма.

– Как ты себя чувствуешь? – устало поцеловав Квинн в лоб, пробормотал Себастиан.

– Я в порядке, поверь мне, – вымученно улыбнувшись, отозвалась Фабрей и заерзала на простынях, вызывая у партнера новый приступ дрожи. – Останься внутри, пожалуйста. Мне так уютнее и спокойнее.

– Я знаю, Квинн, – натягивая на них одеяло, прошептал он. – Давай спать?

Квинн пробубнила что-то нечленораздельное, и они уснули, едва сомкнув веки.

На тумбочке беззвучно завибрировал мобильник, который уже никто не слышал.

БВ: Адама больше нет. Передозировка. Перезвони мне. Нужна твоя помощь.

МЧ: Наемник вытащил из твоего телефона несколько файлов. Квинн разыскивает ФБР. Перезвони мне.

Неизвестный номер: Не советую ей помогать, иначе кончишь так же как твой приятель-наркоман. Выбор за тобой.

Т04-02 - БЛЕЙНТИНА *__________* это было так неожиданно, ведь я думал, что не найду на русском фанфика по Блейнтине да ещё и с таким рейтингом. ОТП <3 Мне очень понравилось, как были описаны чувства Тины... и эта развязка... ДА *-* Хоть я и не воспринимаю онатураленного Блейна, но я все равно счастлив.
Т04-06 - Внезапно, очень. Но мне понравилась эта идея. И подкупили горячие фантазии Блейна о Райдере. Его можно понять, на самом деле *-*
Т04-11 - Боль и слезы( Все очень понравилось. Квинн - любимый персонаж. Браво автору.

Т04-01 - и вроде бы хорошо-то все так, но мне не хватило, как говорится, вишенки на этом десерте. Здорово продумана обстановка, грамотно подобраны описания, весьма и весьма интересные (и без пяти минут канонные) образы, но как-то что-то не то. Вот хоть ухо мне отрежьте, не могу понять, чего не достает этой работе.

Т04-02 - это очень замечательно, уважаемый автор, что вы заранее оповестили читателей о том, что стоит рассматривать ваш текст как чистой воды стеб. Ну не знаю я. Опять же, то ли вся эта тема - не мое, то ли и здесь чего-то не хватает. Как-то наигранно это все. И текст, несмотря на наличие эротишной сцены, слишком прост. Поэтому сегодня я цитирую Станиславского: "Не верю".
Впрочем, мне понравился ваш продавец мази. Каков хитрец!

Т04-03 - я не буду вас хвалить, потому что, судя по всему, вы и так большой молодец и гений мысли. И пусть работа окутана сизым сигаретным дымом и тягучей тоской, но мне хочется верить вам и вашим персонажам. Вот за это большое спасибо.

Т04-04 - после прочтения данной работы в моей голове плотно засели два образа: умудренная годами проститутка Онджела (сценическое имя Блейна) и сладкий одуванчик Сэм аки юный жеребец-обольститель. И, да, я отдаю себе отчет в том, что это Эванс "прохавал клубный бизнес с самых низов", а круглозадый Андерсон - новичок, но от картинок в своем воображении никуда сбежать не могу. Такие дела.

Т04-05 - а вот вы, участник номер пять, попадаете сегодня под раздачу пряников от меня. Не дотянули самую малость, но старт был дан хороший. Понравился Дэйв, понравилось ваше небо и сравнение Смайта с обжигающим солнцем. Круто-круто-круто.

Т04-06 - когда в середине второго абзаца у меня появился диатез на щеках, я не придала этому особого значения, но апофеозом вашего сахарного сиропа стала фраза: "Так что лечись, дорогой!:*".
Вот тут-то моя попа слиплась, а оставшиеся молочные зубы с грохотом повалились на пол, не выдержав такого обилия сладости.
Бодяжьте свой компот и помните, что "неужели" пишется слитно.

Т04-07 - это было мило. Нет, правда. Сначала я приготовилась к худшему - думала, как всегда, Дэйва выставят неотесанным дураком, но, нет. Все закончилось на удивление прэлестно. Момент с Рэйчел, сочувственно поглаживающей Дэйвика, безоговорочно бесценен. Вы, автор, молодец.

Т04-10 - и снова, пользуясь случаем, я хочу передать привет участнику под номером десять и выслать ему тонны благодарностей. В работе все ровно так, как это должно было быть. Ни добавить, ни убавить. До сих пор в голове крутится мысль: "Умеют же люди писать!". Искреннее спасибо!

Т04-11 - грустно, но почему-то хорошо. Наверное, для меня не хватило некой АУ-шности. Квинн - мой любимый женский персонаж, представлявшийся мне всегда хрупким мотыльком, увязнувшим в липкой паутине реальности. И я была крайне рада найти частичку своих мыслей в вашей работе. Мега-лучи, заряженные на удачу, я отправляю прямиком к вам.

1 - Первый же драббл, и так в точку. Очень хорошо рисуется атмосфера, продуманы детали, читать реально интересно. И кто же не любит истории про разного рода преступников =) Концовка заставляет округлить глаза и мысленно задать вопрос "кого???", который интереснее действительно оставить без ответа)
2 - У меня просто нет слов, меня стошнило радугой)
5 - Автор, мне кажется вы выбрали идеальную тему. Я не могу оставаться равнодушной к небу и солнцу. Соответственно и к вашему драбблу тоже. И написано у вас всё так ненавязчиво, но чётко, что пару раз я будто вместе с мыслями Дэйва поднималась к ослепительным облакам...
6 - Пожалуй, один из самых интересных вариантов развития событий с Кейти.
7 - Единственная, наверно, вселенная, в которую у меня в голове совсем не вписывается Гли - это постапокалипсис. Не могу прочувствовать вообще, хотя написано, вроде, хорошо.
8 - Казалось бы, что может быть выигрышнее ГП-вселенной. И замечательной Бритт с нашей стороны. Но нет, мне хоть и понравилось, хочется чего-то значительно большего.
13 - Я не знаю как вы это сделали, автор, но описанная вами сексуальная сцена не вызвала у меня ожидаемого отвращения (которое точно было бы, уложи кто нибудь Куинн и Себа в одну постель при других обстоятельствах), понятны её причины и мотивы, потому она легко принимается, несмотря на все 'но'. Уже за одно это вы огромный молодец.

Т04-01 Спасибо за работу, автор, люблю я всякие авантюрные штуки, да и сами авантюристы вам удались. Хорошая работа, но соглашусь со сказанным выше, что чего-то в ней не хватает, возможно, какой-то глубины и эмоций.

Т04-02 Либо я не понимаю, что такое стёб, либо это не стёб вовсе, автор. Кто над кем стебался мне не понятно почему-то) То ли вы над нами, то ли над несчастной Блетиной) Сама идея хороша, но вот нц-у вам, наверное, писать не стоило. Она не стёбная, она неловкая получилась. Но за попытку спасибо, главное, вам было весело, если я правильно понимаю)

Т04-03 Что я люблю в АУ, так это хорошо продуманную историю и мир, в котором существуют герои. Мне нравится, как вы пишете и что вы пишете, автор. Мне нравится, что вы раскрываете нам историю, словно вскрываете её слои, один за другим. Мне нравится созданная вами атмосфера какой-то тягучей безысходности, тонущей в сизом дыме сигарет. А ещё мне нравится, что я спокойно вношу вас в тройку понравившихся работ, без раздумий. Спасибо за работу, надеюсь, вы и дальше будете нас радовать.

Т04-04 Ооох, автор. Мне почему-то тоже хотелось смеяться, закрыв глаза руками, как и ваш Сэм. Если это было вашей целью, то она явно достигнута. Вы очень любите Блейна, судя по тому, как описываете его, но не перебарщивайте, в самом-то деле, прошу. В целом-то всё легко, весело, забавно, но было бы хоть чуть-чуть правдоподобно) Даже при условии, что это АУ. Спасибо за работу)

Т04-05 Я безумно люблю работы, в которых Дэйв счастлив. И вдвойне люблю, когда могу представить его в форме. У вас настолько легко получилось усадить его в кресло пилота, что это воспринимается как нечто само собой разумеющееся. Спасибо за эту лёгкость, за такого Себастиана, за доверие и за небо, конечно.

Т04-06 Это, наверное, не совсем моя история и уж совсем не мой стиль в фиках. Я не то чтобы не люблю истории от первого лица, нет, но они не всегда удачно получаются. Вот это, пожалуй, как раз тот случай, когда ничего для меня не срослось. Вы рискнули с интересным пейрингом, автор, но и вам я скажу – не нужно вам рейтинг писать. По крайней мере пока – не нужно.

Т04-07 Интересный мир вы нарисовали, автор. И герои хорошо представляются, но ваш Дэйв меня слегка царапал. Я несколько раз перечитала, но никак не смогла избавиться от лёгкого чувства дискомфорта. Возможно, просто непривычен он мне в таком образе. Мне понравились ваши детали, и то, как Дэйв без колебаний принял решение. И знаете, об этой истории хочется узнать больше. Спасибо за работу)

Т04-08 Вроде бы и Хогвартс, вроде бы и хор, но что-то не почувствовала я никакой магии в вашем тексте, автор. В части, где Сэм и Бриттани находятся на отработке, чувствует ваше особенно тёплое к ним отношение, и если бы вы выдержали эту атмосферу во всей работе, было бы гораздо лучше, как мне кажется. Спасибо за работу и удачи в следующих турах.

Т04-09 Мне захотелось пересмотреть «Эквилибриум» на самом деле, автор. Потому что удалась та самая атмосфера, а ещё глаза Себастиана над заслонившей его книгой, и холодный Андерсон, и флэшбеки с Куртом, и эта снятая с руки перчатка в конце. На самом деле, мне трудно комментировать хорошие работы, потому что цитировать хочется очень многое, если не всё. Спасибо вам и удачи в следующих турах.

Т04-10 Ещё одна прекрасная, продуманная работа. Мне очень нравятся эти двое в вашем исполнении, автор, и мне нравится, как вы повернули ход истории в вашем драббле. Нэйв чудесен, на самом деле, и здесь даже добавить нечего. Читать было интересно, и мне жаль, что формат марафона ограничивает количество слов, мне не хотелось, чтобы эта работа заканчивалась. Спасибо и удачи дальше.

Т04-11 Знаете, автор, когда я читаю фики с комом в горле, это определённо означает, что зацепило. Вы как-то очень точно, остро и колко попали в некоторые мои мысли, а ваши последние фразы просто до мороза по коже. Мне жаль, я не вместила вас в тройку, но вы определённо заслуживаете там быть. Спасибо за работу.

Т04-12 Ещё одна история с целой кучей замечательных деталей, которую я не могу не взять в тройку. Меня подкупает тщательность, с которой автор выстроил эту историю, а ещё оставшаяся «за кадром» предыстория, которая легко представляется благодаря всего нескольким фразам. И мне определённо нравится ваш Себастиан, автор. Его тёмная сторона меня всегда притягивает в фиках. Спасибо за работу.

Т04-13 А вы определённо не сбавляете обороты, автор. Вы молодец, правда. Потерялась некая острота в диалогах, и я могу это списать на некую усталость, но, тем не менее, вы по-прежнему держите планку, и всё больше гробите сериальных героев Жду вас в следующем туре, сил и удачи вам.

Т04-01. Так уж вышло, что мне знакома сцена с ограблением из вашей работы, автор. И лишь эта сцена, поскольку вся книга, на которой вы основывались, у меня дальше "не пошла", что называется, когда я поняла, что это просто не мой жанр. Но вы заставили меня с головой погрузиться в вашу историю и заинтересовали куда больше оригинала. Возможно, свою роль сыграли знакомые и полюбившиеся персонажи, возможно, ваш приятный язык и диалоги. В итоге мне эта работа определённо пришлась по душе и даже вызвала желание прочитать продолжение, если бы такое было. Спасибо за участие.

Т04-03. Автор, мне тоже очень понравилось в вашей работе то, что вы постепенно посвящаете читателя во все (хотя, думаю, всё-таки далеко не во все) факты этой истории, что заставляете размышлять над ней, предполагать причины и последствия всего происходящего. У вас интересный, но при этом довольно простой язык, что для меня также является плюсом - читать ваш рассказ было легко. Однако что-то остановило меня от того, чтобы поставить вас в тройку. Какие-то смешанные чувства и послевкусие. Но я думаю в будущем вы ещё нас порадуете. Спасибо и удачи.

Т04-05. Спасибо вам, автор, за такую альтернативную реальность для Дэйва, за это небо, которое подкупает с первых же строк. Ваша история легко представляется и рисуется перед глазами, особенно - как уже отмечали - Карофски за штурвалом самолёта. И очень радостно, что у него есть такой напарник (к чьему персонажу я также не равнодушна), на которого можно без опасений положиться и которого вы так удачно сравнили с солнцем. Удачи вам в следующих турах.

Т04-07. Мне очень нравится, когда автор создаёт целый альтернативный мир, со своими устоявшимися правилами и обычаями, за это вам отдельное спасибо. Курт и Рейчел в вашей истории почему-то напомнили мне Гензель и Гретель, что придало в моих глазах работе некий сказочный антураж и настроение. Но вот Дэйв, к сожалению, показался мне каким-то чужим и слегка неверибельным. Возможно, даже одичавшим, хоть это и оправдано сюжетом истории. Но умилительная Рейчел и воодушевляющий финал оставили о драббле приятные впечатления, спасибо вам за них и вдохновения.

Т04-09. В вас чувствуется мастер своего дела, автор, вашу работу было очень увлекательно читать, умеете вы заинтересовать читателя и поддерживать в нём этот интерес до последних строк, что удаётся далеко не многим. Вам удалось создать нужную атмосферу и правильно преподнести сюжет. Ваш рассказ обязательно оказался бы в моей тройке, будь он не ретейлингом, а кроссовером. Но в данном случае мне всё же не хватило чего-то своего, каких-то исключительно ваших поворотов сюжета и деталей. Хоть я и понимаю, что это издержки жанра. Спасибо вам за качественную работу, с нетерпением буду ждать ваших новых творений.

Т04-10. И снова хочется поблагодарить за такое альтернативное будущее для Дэйва. Мне очень понравилось, как вы вписываете мысли Карофски во всё происходящее - это делает историю невероятно живой и реалистичной. Понравился ваш слог и манера изложения, то, что в мир ваших персонажей погружаешься с головой и проживаешь, пропускаешь всё через себя - слышишь грохот пластикового подноса, шум воды в душевой. Подобные ощущения при прочтении лично мне удаётся испытать нечасто, но вам удалось их вызвать, что и убедило меня поставить вашу работу на первое место. Спасибо за прекрасный драббл и вдохновения вам в будущем.

Т04-11. Мне определённо понравилась Квинн в вашей истории, автор, поскольку это была именно она. Именно её мысли, эмоции. Даже общее настроение работы получилось у вас каким-то абсолютно "квинновским", и это большой плюс. Вы заставили меня поверить в прочитанное, сочувствовать персонажу, восхищаться незаурядным сравнениям и интересным эпитетам. Спасибо вам за эту эмоционально сильную вещь и удачи в оставшихся турах.

Т04-13. Автор, вам удаётся поддерживать интерес к вашей истории на протяжении всей серии драбблов. Да, возможно, диалоги в этот раз не радовали меня так, как это было во время прочтения первой части, но мне нравится то, что вы подкармливаете читателей всё новыми загадками и вопросами, которые и вызывают желание узнать, что же будет дальше и чем весь этот рассказ закончится. Отдельное спасибо вам за Квиннбастьян, их постельная сцена действительно не выбивалась из сюжета и показалась абсолютно верибельной и уместной. Продолжайте в том же духе и вдохновения вам.