Т04-05. Очень понравилась стилистика драббла. Курсивные вставки - каждый раз, как отдельная цитата. Каждая мелочь в драббле важна для понимания происходящего, поэтому читала внимательно, не отрываясь.

Т04-09 . Сравнение жизни со стеклянным кубом - отличная находка. Очень понравились курсивные вставки. Интересный вариант развития событий, который теперь кажется вполне реальным и не таким уж плохим для Дэйва)

Т04-12. Удивительная идея, так тщательно все продумано) Порадовали позывные для каждого участника хора и интересное завершение. Неожиданно было узнать, что это все сон. Автор проделал большую работу, создавая этот фантастический мир.

Т04-17. Очень понравилось сравнение с шахматной партией. Радует, что в таком коротком драббле, фактически с одним главным героем, автор здорово описал троих людей. Такая милая Бриттани, пытающаяся поймать бабочку, сильная и расчетливая Сантана. Мне нравится такой Арти, я верю, что он выиграет эту шахматную партию.

T04-23. Люблю подобные истории) Понравились идея и непринужденные диалоги, радует юмор в драббле. Позабавили ситуации, с которыми пришлось столкнуться Дэйву и Курту. И завершение отличное)

Т04-30. Впечатлила идея драббла, хорошо придумано. Жаль Дэйва, вынужденного жить по сути двойной жизнью, жаль, что мимолетное счастье он вынужден покупать тайно, за деньги. Одновременно хотелось узнать, есть ли подобная "вторая жизнь" у Сантаны.

Т04-37. Понравилась описанная история и герои, какими их видит автор. Сантана нашла необычное решение проблемы, что вполне в ее духе. Впрочем, так ли это необычно в их ситуации? Правда, в итоге мне кажется, что Дэйву с Сантаной так хорошо, что никакие парни ему уже не нужны)

Т04-38. Теплая зарисовка, показывающая отдельными моментами отношения между Блейном и Куртом. Нежность и забота- два слова, определяющие их пару, и это настроение передается через весь драббл. Небольшой минус для меня - слишком большое количество многоточий.

Т04-05 - И всё равно чувствуешь то напряжение, которое было между ними в тот момент. Содрагаешься при каждой мысли Блейна.


Попадение прямо в точку. Больше нечего добавить.
Т04-09 - Автор я ваша навеки. У меня все мысли перемешались. Вот та пара, которую я хочу видеть в сериале, не фиктивно, не из-за шантажа Сантаны, а именно так, как вы описали. Тем более, что видеть замужнюю Сантану как минимум странно и почему-то кажется невозможным. И видеть как Дэйв метается из крайности в крайность, стоит на краю пропасти, но принимает единственно верное решение - очень здорово. Спасибо за чудесную работу!
Т04-12 - Ну и фантазия у вас, дорогой автор, я вам скажу. Я даже дар речи потеряла, но каждое предолжение поглощало меня всё сильнее и сильнее и хотелось знать, чем же всё это закончится. Отдельное спасибо за позывные и за то, что это не оказалось реальностью, а всего лишь комой Курта. :)
Т04-17 - Вот это Арти! Да, он не привык сдаваться, он будет бороться и добьётся Бритт. Тем более, что они как никогда подходят друг другу. И я немного не согласна с девочками. Почему не по теме? За гранью возможные отношения между Бритт и Сантаной. За гранью понимания то, что у него вообще девушка отбивает девушку. Но он эту грань пытается стереть.
T04-23 - Я тоже люблю подобные фильмы, но когда читаешь, воспринимается всё гораздо сложнее. Тем не менее драббл хороший, наконец-то они прочувствовали себя на месте друг друга. Спасибо за чудесную работу, я посмеялась и понаблюдала за ними с радостью.
Т04-30 - Я практически во всём согласна с Верой. Жаль, что они не смогли создать своё, счастливое будущее. А Дэйв.. Не знаю, не хотелось бы такого будущего для него.


Я в непонятках сижу. Этот мальчик в барделе с 9 лет? Мало того, что Дэйв как педофил, простите, так ещё и такое. Хотя слог у вас очень хороший, мне нравится.
Т04-37 - Ну и как после такого говорить о Бриттане и Куртофски? Сантофски, чёрт возьми будет править миром. Они должны быть вместе. А как горячо написано. Шикарно же!
Т04-38 - спасибо автор за прекрасную романтическую зарисовку. Читается очень легко и чувствуешь всё то же, что и герои. Ещё раз спасибо.

Вообще, от тура к туру автор 37 неизменно меня радует, так что, наверно, я уже могу назвать его своим фаворитом. Вы хорошо пишете, автор, легко, увлекательно, мне очень импонирует ваша Сантана. Мне нравится дружба между ней и Дэйвом, о которой нечасто пишут, увы. В целом, легкий и приятный драббл. Только такое замечание - понятно, что вы стараетесь подобрать синонимы, чтобы не повторяться, но иногда слишком усложняете обороты)
Надеюсь, что вы продолжите радовать и в следующих турах

Самая неожиданная работа, на самом деле. И, пожалуй, самая глубокая. Тема "жизни за гранью", которая для Дэйва недостижима. и то, во что превратилось здесь его "Я не могу" - интересно. Грустно. Хотела написать больше, по как-то забыла, что именно(
замечания у меня как раз к НЦ-е. Она... странная. Я даже не могу объяснить, что именно не так... С одной стороны, схематичность. С другой - какие-то лишние детали. Особенно тут глаголы - некоторые их них как-то выбиваются из общего течения текста, царапают. НЦ-а получилась не горячей, а даже почти неприятной.
Зато я не устаю радоваться на финал. Меня правда все еще не отпускает эта идея, что хастлер был Куртом)) я понимаю, что это не так, но как щекочет воображение сама мысль!..
Спасибо, этот фик интересен, не идеален, но он цепляет.

Вообще, едва поняв, в чем будет идея драббла, я немного предвзято продолжила читать - не люблю подобные приемы в фиках. Но у вас получилось все-таки сделать интересно и не перейти грань. Мне, правда, не хватило ощущений каждого их них от пребывания в теле другого, особенно от Дэйва, мне кажется, ему должно там вообще башню рвать - ведь он же в теле Курта Хаммела)
ну, что есть - то есть. За поцелуй отдельная печенька.

Т04-05 Пусть и без обоснуя, но мне понравилось. Как мне показалось, вполне соответствует теме тура. И еще, возможно, автор просто попал мне в настроение. Отдельное спасибо за фразу "Так пусто и одиноко. Заберите меня отсюда, кто-нибудь") ну и сам процесс описан весьма талантливо. Мне нравится, когда в секс примешивают вот такие вот переживания.
Т04-09 Хорошо раскрыта тема тура. И я верю в вашего Дэйва, но Сантана показалась мне несколько ООС. И мне не хватило немножко эмоциональности(
Т04-12 Автор, пусть у вас есть ООС, пусть возможно язык не такой сильный, как у некоторых участников, но мне понравилось. Такую АУ может придумать только человек с прекрасной фантазией. Правда, мне немного напомнило фильм "Запрещенный прием", но, так как он мне нравится, это ничуть не испортило мне впечатление, а даже наоборот.
Т04-17 Как всегда хорошо написано, но тему тура я тут не увидела. И меня не оставляло ощущение, что этими постоянными перечислениями автор "вымучивал" нужное количество слов =Р еще я все-таки настаиваю на совете стараться писать по разному =Р в прошлом туре за счет этого у вас получился прекрасный драбблик.
T04-23 Здорово, атмосферно, Дэйв и Курт узнаваемы даже не в своих телах. Мне вообще нравится, когда характер персонажей передают через жесты и мимику) спасибо вам, автор =)
Т04-30 Да, это другая сторона семейной жизни и вообще обыкновенной повседневности. Вы эту грань показали мастерски. Мне даже грустно стало... я не люблю такую вынужденную ложь =(
Т04-37 в такое будущее верю безоговорочно. Характеры персонажей прописаны здорово, но мне не хватило немножко... добра что ли? Хочется верить, что они оба обретут любовь и перестанут трахаться друг с другом в близлежащем мотеле просто так(
Т04-38 Слишком сладко и тема на мой взгляд не раскрыта( извините автор, но это действительно "за гранью моего понимания".

Т04-05
*Рыдает* Автооооооооооооооооор! Я люблю тебя! Возьми меня и сделай мне ребёнка! Т_Т
Кхем. О чём я? А, да, текст. Кхем. Ну вот, я не люблю Клейн и совершенно не переношу даже мысли о Блейнофски. Но... Автор, как Вы умудрились со мной сделать это? Я мало того, что прочла, я ещё и насладилась!
А в общем, интересно, конечно. Смелая интерпретация, хоть и маловерибельная. Блейн у Вас ООСный, как и Курт, впрочем. Но давайте о Блейне? Вот собственно говоря, я тоже, вместе с Андерсоном, задавалась вопросом: "А что он там делает?". Странность ситуации немного расшатывает и зудит над ухом. Чтобы и Курт, и Блейн легли под Дэйва в столь близком будущем? Эмм... нет.
Абстрактно ситуация мне нравится. Особенно мне нравится:
"Так пусто и одиноко.
Заберите меня отсюда, кто-нибудь"
Очень... подходит. Хоть и не характерно для этого персонажа.
Дэйв вышел более похожим, но всё равно в каких-то мелочах это не он.
Будь фик о событиях лет через десять, я бы поверила.

Т04-09
Я читала и не могла понять отчего же мне так тошно. Наверное, от того, что мне всё это знакомо. Наверное, от того, что я всё это понимаю.
Я не хочу больше ничего говорить. Если откинуть образы Дэйва и Сантаны, откинуть всю ситуацию и оставить только курсив, только смысл, то это лучшая работа.

Т04-12
Ох, мне было дико скучно. Работа интересная, бла-бла-бла, но Glee здесь ни при чём.
Много.
На самом деле оно могло бы быть интересным, если бы Вы не делали попыток адаптировать под сериал. А, ну да.
13. Требования к работам:
- действие фика должно происходить во вселенной GLEE;

Т04-17
Спасибо, Автор. Это именно такой Арти, каким я его вижу. Неприятный, самовлюблённый, эгоистичный. И Бриттани для него трофей в шахматной партии с Сантаной.

T04-23
Эммм... эээ... чё? Начало скучное, стандартное, мало эмоций. Мне нравится, когда Дэйв зашёл в хорошой класс, но дальше... какого чёрта?! Финн перед Дэйвом раком? Что за... что! Дорогой мой автор, зачем Вы пишите о чём-то, чего не знаете? Финн - квотербек. Он как раз таки должен быть там, куда Вы поставили Дэйва. Аааа! Впрочем, чёрт с ним. Просто не нужно так больше делать. Вообще не пишите про спорт! И вот не верю, что Дэйв сможет запомнить и выговорить "хобо с пайетками". Все это опускания глаз в пол Куртом... не верю. И Вы меня просто добили, когда Курт сказал "Авось", как контрольный в голову.
Я весь фик читала в таком состоянии: о_О
И помимо всего. В правилах указано: 13. Требования к работам:
- действие фика должно происходить во вселенной GLEE;
Сомневаюсь, что во вселенной GLEE такое может случится.

Т04-30
Автор, да напишите Вы уже Куртофски! Сколько можно вокруг да около?!
По самой работе. Ну что я могу сказать? Мне понравилась песня-тема.

Т04-37
Простите, но всю вторую половину фика я думала о том, что Дэйв ходит с расстёгнутой ширинкой и может себе застудить... почки. Ну и да, я понимаю, что видя парня с расстёгнутой ширинкой и почти ревущую девушку, администратор мотеля дал им ключ, хотя Дэйв не произнёс ни слова, снимая номер.
А ведь начало было столь многообещающим...

Т04-38
Ой да лаааадно. Не верю я в "Громкие ссоры и обещания Курта уйти навсегда, битая посуда и вещи, наспех брошенные в чемодан...Блейн хватает его за руку у двери и притягивает к себе, бормоча извинения...Снова жадные поцелуи со вкусом слез..."
Ох, у меня аж скулы свело от Вашего флаффа... пойду покурю.

Т04-05 - Кисло-сладкий. Мне стало жалко Блейна, и это хорошая жалость. Почему-то в этой истории больше всего я желаю счастье именно ему. Именно он оказался жертвой Грани.
Т04-09 - Наверное, к моим личным предпочтениям можно добавить истории о том, как Дэйв "освобождается" от Курта. Столько фиков написано о том, как он грезит Куртом, желает Курта, мечтает о Курте, одержим Куртом, и так мало историй, в которых он становится свободным сам по себе (ну или как в данном варианте, вместе с Сантаной и благодаря ей). И спасибо, автор, что не стали выводить Дэйва за грань. Мне кажется, все повернулось именно так, как должно было.
Т04-12 - Это было неожиданно. Напомнило классическую фантастику. Мне кажется, такую идею можно было бы здорово развернуть для макси АУ. Хотя для меня АУ остается жанром, который я не совсем понимаю. В любом случае, читать было все-таки очень интересно, мне нравится стиль автора, хоть сам драббл на грани нарушения правил марафона.)))
Т04-17 - Вот не понимаю Арти. Точнее - не воспринимаю. Но в этой зарисовке я его и увидела, и почувствовала. Очень хороший IC.
Т04-23 - Обожаю истории, в которых меняются телами. Хотя обычно под конец все окончательно запутывается, и авторам зачастую тяжело разгрести то, что они наворотили. В этом плане, этот драббл хорош тем, что у него нет определенного конца. Но с другой стороны, черт возьми, я хочу продолжения!))
Т04-30 - Читая этот драббл, я острей всего ощутила ту самую ГРАНЬ. Не что-то сверхъестественное, но что-то очень близкое и обыденное. Ты это видишь, но не замечаешь, не хочешь замечать, отворачиваешься. Но отвернувшись, даже не заметишь, как окажешься за гранью.
Т04-37 - Сладко, горько, горячо. Мне нравится эта пара, нравится их химия, нравится та грань, которую они могут стереть. Которую они стерли, но остались самими собой. Что-то личное, слишком интимное. Что-то, что ускользает от нормальности, но остается внутри системы. И еще раз: черт возьми, но я хочу еще!
Т04-38 - От меня очень далек такой стиль. Даже если опустить то, что я не фанат Клейна, мне тяжело разобраться и найти что-то свое. Вырезки из их жизни настолько короткие, что я просто не успела уловить настроения и атмосферы. Ощущение, что за гранью нашего понимания их жизнь горела как крылья бабочки, что летит на огонь. А многоточия добавляли трагичности.

Все вершины достигаемы. Все цели. Все пьедесталы. В какой то мере, хотя бы немножко, мы можем достичь своей цели или мечты. Но не всегда в реальности. Мы можем получить желаемое во сне, мечтая или получить в реальности, но совсем в другом свете.
Я всегда мечтала о популярности, конечно, я её ещё достигну её на Бродвее, в Нью-Йорке, но почему бы не пользоваться популярностью у мальчиков в школе? Разве я не мечтала, не носить с собой сменную одежду из-за постоянных обливаний этой гадкой, холодной, липкой жидкостью. Разве я не мечтала о толпе фанатов? О приятных отзывах под моими видео в интернете? Конечно, я мечтала. Что я получила? Чокнутого, озабоченного Джейкоба Бен Израиля?! Нет. Это мелочи. Всего лишь мелкие неприятности и помехи. На фоне того, что я получила, всё это разом блекнет и теряет значение. Я не замечаю слэша, стекающего по прядкам, не замечаю обидных оскорблений и дурного взгляда Джейкоба. Я получила Финна. Наверное, самого добродушного, смешного, неловкого и главное, любимого, человека в мире. Я впервые, не считая, конечно, моих детских влюблённостей в звёзд, влюбилась. Я не знаю, что будет с нами дальше. Какое решение мы примем в конце года, когда я уеду в Нью-Йорк за своей мечтой. Посмотрим. Наверное, это будет единственное исключение, когда я буду жить сегодняшним днём, а не планировать всё заранее. Единственное исключение – я помню, как пела эту песню Финну. Все мои отступления от планов и правил связаны с ним. Финн Хадсон – моё одно большое исключение.
А ещё я мечтала о толпе фанатов, обожающих меня и мой голос. Папы заверили, что четырнадцати человек для школьного периода хватит. Мне, безусловно, хочется больше. Но может они и правы? Восхищаться мной, достойны только избранные. Жители Нью-Йорка, а не потные футболисты, которые даже не знают, кто такая Барбра. Стыд и позор им за такое.
Я, как истинная звезда, тоже люблю своих поклонников. Это, конечно же, мои папы, Мистер Шустер и все участники хора. Курт даже плачет, когда я пою. Мерседес тоже ценит мой голос. Майк, Арти, Сэм, Тина, Пак – тихая страсть. Они просто не показывают того, что я действительно ими любима. Сантана и Квинн – за их ненавистью скрывается уважение и благодарность. Бриттани любит всех. А Финн? Финн меня любит. А фанатская любовь и настоящая – две совсем разные вещи.
У каждой звезды есть ненавистники. У меня их полным полно. Одноклассники, футболисты, Сью Сильвестер. Хотя, последняя не является моим личным врагом. Она, скорее, ненавистник всего хора. Была ненавистником. Всё таки, людям не нужно спрашивать других, нужна ли им помощь, всегда нужно проявлять свою инициативу, даже для тех, кто испытывает к тебе неприязнь. Но Нам, кажется, удалось растопить её сердце. А, может быть, ей просто надоело нас травить.
А разве все те аплодисменты на отборочных, региональных и национальных соревнованиях нельзя назвать приятными отзывами? Я стояла на сцене, а люди вскакивали с мест (ну или просто вставали), они хлопали, кричали. Незабываемое ощущение, похожее на наркотик, когда перед глазами звёзды и фейерверки в твою честь.
Всё это оказалось лучше, больше и ярче того, о чём я мечтала, предстало передо мной совсем в другом свете. В лучшем, чем я хотела. Я достигла своих вершин на школьный период, достигну и в будущем.

«Ты покоришь любые высоты, сынок», – Курт часто слышал эту фразу от отца. Берт всегда говорил о его будущем спокойно, без тени сомнения. Никогда не допускал даже мысли, что Курт может не добиться успеха.
Ведь он особенный. Яркий. Лучший.
Курт шепчет это себе каждое утро, глядя на свое отражение в зеркале. Всматривается в глубину своих глаз – иногда ему кажется, что в гладкой поверхности стекла притаился незнакомец. Кто-то другой, совсем не тот паренек, трепещущий над вещами из дизайнерских коллекций или песнями любимых исполнителей. Не тот, кого забрасывали в баки с мусором и толками на шкафчики, кому не давали сольные партии и кто был влюблен в футболиста из школьной команды.
Новый Курт Хаммел не знает, что такое трепет, оскорбления или влюбленность. Этих вещей просто не существует в его мире.
Он выходит на сцену так, словно ступает по воде. Толпа за чертой света прожекторов неистовствует, бурлит, сходит с ума, вся превращается в единый крик, единый стон и всхлип. Толпа становится звуком – звуком его имени.
Он двигается по сцене с хищной грацией, он перетекает из позы в позу, как змея, впитывает в себя музыку и гул зала, возвращая их напором своего чистого голоса. Он гипнотизирует толпу взмахом руки, поворотом головы, взглядом, брошенным вскользь в никуда. Его голос врезается в толпу, очищая каждого в ней. Покоряя. Уничтожая. Пальцы Курта пробегаются по его волосам, по плечам, талии, бедрам, он извивается, танцуя для них, отдаваясь всему залу сразу, бросая им вызов – собой.
Толпа хохочет, рыдает, исходит слюной. Толпа хочет его, хотя бы кусочек. Волны этой жадной похоти, голодной преданности, накатывают на Курта из жаркой тьмы вне пространства сцены, и он улыбается. Пьет чужие эмоции, чтобы заполниться, латает ими прорехи в своей душе. В которую не очень-то верит.
Его давно уже не завораживают восхищенные лица и тянущиеся к нему руки. Простые люди копошатся внизу, у подножия, а он – на самой вершине. И им никогда не дотянуться до него.
Он идет в гримерку, высоко держа голову. Заученный смех, привычные цветы, пена по краям бокалов, лица. Его ждут, приглашают, желают – кто-то исподтишка и полунамеками, а кто-то откровенно и неприкрыто. Вторые нравятся Курту больше: с ними не нужно хитрить в ответ.
И если ему что-то необходимо, он всегда знает, где попросить и как заплатить за это.
Его лицо на обложках глянцевых журналов, на экранах телевизоров, на рекламных биллбордах в центре города. Его – чужое – лицо красиво. Серо-зеленые глаза чуть прищурены, на тонких губах улыбка – Курт хорошо знает теперь цену своим улыбкам, и она очень, очень высока. И всегда предостаточно тех, кто готов отдать за нее что угодно.
Иногда в интервью его спрашивают о школьных годах, об отце, о том, с чего начинался его путь. У Курта уже давно отточены заготовленные гладкие фразы про преодоление всех трудностей, про поддержку, про гордость и волю. В его ответах нет ни слова о том, что он так и не увидел отца перед его смертью, о том, что он уехал из Лимы, почти ни с кем не попрощавшись, или о том, что он сбрасывает звонки от старых друзей до сих пор. Ни слова о том, как он методично, год за годом, терял себя, вытравливая наивного, гордого, принципиального мальчика, каким был когда-то.
Он на вершине, и никому не нужно знать, как он ее достиг.
Курт возвращается в свою квартиру, пустую, огромную и неуютную, в глубокой ночи или ранним утром. Смотрит на город через стекло шириной в стену. Город весь у его ног, такой недосягаемый и манящий прежде. Город зовет его, умоляя, но Курту он больше неинтересен. Он уже покорил эту высоту, и вид с нее оказался далеко не так прекрасен, как грезилось когда-то.

ПРОЛОГ

Запах сцены ни с чем не сравним. Ни с запахом маминых пирогов с яблоками, ни с ароматом свежезаваренного кофе ранним утром, ни даже с духами Терри и Эммы. Он особенный. Вдыхая его, ощущаешь глубокую связь с чем-то прекрасным, удивительным, доступным не многим. Нет, конечно, если постараться, любой может попасть в театр в качестве зрителя. Но быть зрителем и выступать самому – вещи совершенно разные, как по восприятию, так и по внутреннему ощущению. Зритель улавливает любые изменения в твоем голосе, манере, позе, поэтому нужно не забывать об этом, но и не переигрывать. Нужно попасть в то идеальное состояние, когда исполнитель становится с залом единым целым, дышать вместе с ним, попадая в такт каждому зрителю, проникая к каждому в душу и пробуждая там что-то.

В каждый момент жизни существует хотя бы одно препятствие, которое мешает расслабиться и ощутить себя счастливым. Бывает, что таких препятствий два или три, но чаще все же одно. Мелкое, досадливое, назойливое. У каждого оно свое и потому всякому другому кажется пустяком. Для кого-то это достающий одноклассник/однокурсник. Для другого – полнота. Для третьего – назойливые родственники или неудачный брак…

Появление Эйприл Роудс спустя столько лет в моей жизни не могло не заставить меня вспомнить, как много надежд и мечтаний пробуждала во мне чарующая атмосфера сцены. Мужественные мужчины, хрупкие женщины в спектаклях, мюзиклы, в которых добро всегда побеждает зло, первые фильмы… Все было так волшебно в то время. Другое дело, что мечты попасть под свет прожекторов возникали далеко не у каждого. Кого-то давили комплексы, кого-то родители, одноклассники, а кого-то и сама жизнь.

Знаю только, что все участники хорового кружка непременно мечтали вырваться из привычной среды, да, мы всегда мечтали о славе и толпах поклонников… Однако… Отношение к хоровым кружкам всегда было не самым лучшим.

Правда в том, что тогда ненависть учеников проявлялась в основном в разукрашивании наших лиц в ежегоднике и свисте с задних рядов во время выступления на вечерах. Современные же дети гораздо более агрессивны. Почему? Ну, может, потому что самим не хватает смелости заявить о себе, а может, потому что считают, что стать страховым агентом или продавцом в нашем городе гораздо проще, чем поехать как Мадонна с 35 долларами в кармане навстречу не всегда приятной неизвестности. Но ведь для этого-то наш Glee клуб и нужен! Мы здесь не поодиночке, мы учимся стойко переносить все трудности вместе.

Разносторонние ребята, с равным уровнем стрессоустойчивости сами пробивают себе дорогу. Вот почему я так люблю дело, которым я занимаюсь, моя задача здесь – дать им пару советов, направить в нужное русло, а далее дети-корабли сами плывут по течению, подвергаясь и штормам и затишьям. Как-то Эмма сказала мне, что эти дети считают, будто им на спину прицепили лист с надписью «Лузер». Она невидимая, но каждый ее ощущает и поэтому страдает…

Посмотрите на нас сейчас! Сколько конкурсов мы уже выиграли, сколько наград – нравственных и материальных получили. Но главная победа произошла, конечно, в душах ребят. И это я считаю их главной заслугой. Помню, как Финн, преодолев себя, появился в этом странном красном наряде во время недели Леди Гаги! Какой же он молодец! Преодолел себя, поддержал Курта… Ну и было весело посмотреть, как удирают главные хулиганы школы от нас, дружных фриков.

Поддержка, забота друг о друге, безусловно, изменила каждого участника хора. Все мы выросли, полны идей и готовы достигать все новые высоты.

***

Уильям отложил ноутбук. Да. Именно так будет называться его книга: «Все высоты достигаемы».

Первое утро после Национальных. Стюардесса сочным, поставленным голосом говорит о том, что самолет идет на посадку. Та-а-ак, лучше мне уже начать организовывать ребят.

Вечер вчера был полон событиями, причем далеко не радужного плана. После того, как мы узнали, что не попали в ТОП-10, все ребята приуныли, а Сантана устроила бурную сцену, виня во всем Рейчел с Финном. Всем было не по себе. Никто кроме Сантаны не порывался убить нашу новую пару, но было видно по их лицам, что у них такое же мнение. Я и сам до сих пор не могу понять, что же нам помешало.

Однако с теми, кому больно, не спорят. Боль, как физическая, так и душевная, лишает человека способности мыслить трезво. Поэтому мы просто поручили Сантану на Пака, собрали вещи и уехали до аэропорта. В полном молчании. Это было так странно. Я не стал сейчас обсуждать наше выступление с ними, отложил до приезда.

Финна я усадил рядом с собой. Рейчел же сидела с Бриттани. Та, хоть и тоже была не в важном состоянии, по крайней мере, не порывалась ее убить каждую секунду. Финн был подавлен. Он сказал, что теперь все его ненавидят. Рейчел же ему заявила, что страдала без него так долго, что ей теперь надо от него отдохнуть и привыкнуть к мысли, что он снова рядом. Вот так вот все сложно.

Конечно, думаю, когда мы все соберемся в МакКинли на последнее собрание, все страсти уже улягутся, и мы сможем правильно расценить наши результаты. Все же я должен констатировать, что мы заняли 12 место! Мы все-таки были очень близки. Мы выступили достойно, мы были в Нью-Йорке, в конце концов! А еще надо объяснить им, что в следующем году мы будем заниматься еще усерднее, пусть уже с лета морально готовятся к этому, ведь мало достичь вершины, главное - не переставать быть на высоте!

1.

Я очень смутно помню своё детство. Единственное, что осталось в моей голове – зимние вечера у камина с мамой. Тепло, разливающееся по телу, то ли от огня, то ли от ее заботливых рук. Она всё время рассказывала мне истории, полные захватывающих приключений и бесстрашных героев, которые добивались всего.

-Все высоты достигаемы, Холли, - любила говорить мама в конце каждой истории, нежно поглаживая меня по голове. И я ей верила. Как можно не верить матери?

Но однажды всё закончилось. Закончилось в один момент. Прекратились посиделки у камина, разговоры, объятия. Глаза матери погасли, я не успела уловить момент когда, никто не успел. Мама постоянно плакала, звала отца, который внезапно куда-то исчез. В нашем доме стало неуютно и холодно, соседи обходили его стороной, в коридоре больше не раздавались телефонные звонки.

Однажды она снова обняла меня, прижала к себе и начала, что-то шептать.

-Холли, не верь им, никому…ничего нельзя добиться самому…за всё нужно платить….

-Но мама, ты же говорила….

-Забудь, не все высоты достигаемы. Это всего лишь глупые сказки. Просто живи своей жизнью, глупо гнаться за мечтой, которая никогда не сбудется…

На следующее утро мамы не стало. Рак, как позже объяснили мне. Из-за этого и ушел отец – он просто испугался.

На похоронах окружающие всё время плакали и говорили о том, какая мама была хорошая и сколько всего добилась. А я им не верила, в голове прочно засели слова матери, произнесенные в предсмертной лихорадке.

***

-Ты никогда мне этого не рассказывала раньше, - тихо произносит Уилл, после долгой паузы.

-Я никому раньше об этом не рассказывала, - Холли стоит к Уиллу спиной, боясь развернуться и увидеть его взгляд. – Это было слишком личным.

Раздается звук отъезжающего стула и топот шагов. Мужчина обнимает девушку за плечи, прижимая к себе.

-Поэтому ты боишься обязательств? Тебе заранее кажется, что ничего не получится?

Холидэй молчит, не решаясь признать правоту парня.

-Тебе больше нечего бояться, ведь теперь у тебя есть я.

Холли вздыхает, с сожалением думая о билетах, лежащих в ее сумке. Завтра ничего этого уже не будет. Как бы это ни было больно – мисс Холли Холидэй никогда не изменяет своим принципам.

2.

-Ты когда-нибудь вернёшься?

-Я думала, ты никогда не спросишь, - отшучивается в своей привычной фразе Холли и уходит, уговаривая себя не оборачиваться.

Ночью она садится в самолет, невольно вспоминая один из своих полетов.

***

Салон самолета, первый класс, вокруг расположились деловые люди, с деловым видом читающие газету. Я смотрю на часы, поджидая нужного момента. И вот, в какую-то определенную минуту, я достаю из сумки небольшое пирожное, с грустной улыбкой смотрю в окно, наблюдая за пушистыми облаками, неторопливо бегущими куда-то.

-С 30-летием тебя, Холли, - шепчу, пытаясь сдержать подступившие к глазам слезы.

Несмотря на огромное количество друзей и заводной характер, я не любила отмечать своё день рожденье. Такой праздник нужно отмечать с теми, кого любишь, кого боишься потерять. В моей жизни не было таких людей. Я пыталась любить всех, но любить всех – значит не любить никого. Все становятся одинаково безразличны.

К 30 годам я уже столько раз пыталась достичь чего-то. Но чем выше ты заберешься – тем больнее падать вниз. В мире, полном денег и авторитета не все высоты достигаемы. Мечта, которая раньше была бесценна, продается, порой, за жалкие гроши. Человечество становится безликим, предпочитая покой и уют самореализации себя в обществе.

Я была такой же, разве что, с небольшой разницей – я умело это скрывала. Веселая и дружелюбная Холли, знающая кучу интересных вещей и способная всегда прийти на помощь – как она может быть несчастной, безликой? Она, наверное, многого добилась в жизни! Они ошибались. Съемные квартиры, однодневные отношения, работа «на замену» - идеальный вариант для тех, кто потерял надежду достичь чего-то.

От мыслей меня отвлекает мужчина, подсаживающийся рядом.

-Что-то празднуете? – с улыбкой спрашивает он, взглядом указывая на небольшой тортик.

-Да, день рождение, - пытаюсь быть приветливой.

-Поздравляю, - искренне говорит незнакомец. – Желаю, чтобы вы всего добились.

Я лишь улыбаюсь, боясь сболтнуть что-нибудь лишнее.

-Может, шампанского? – мужчина пытается сгладить неловкую паузу.

-Я думала, вы никогда не спросите.

-Я уверен, у вас всё изменится…

Кажется, он был прав, потому что на следующий день судьба привела меня в школу МакКинли.

***

-Девушка, пристегните, пожалуйста, ваш ремень, - голос стюардессы вырывает Холли из сновидений.

Холли выполнила просьбу и выглянула в окно – из под облаков начали проступать крыши домов. В какой город она летит? А есть ли смысл вспоминать, их столько было и столько еще будет. Всё равно город прибытия объявляют при посадке.

3.

Примерно через год, когда судьба заносит ее в Нью-Йорк, Холли была вынуждена искать подработку самостоятельно – её агенту надоел переменчивый характер подопечной, поэтому он предпочел нянчить детей звезд, чем рыскать по всему свету. И вот, взяв в руки газету, Холли принялась за поиски.

***

-Мы не можем вас взять! – мужчина с холодными глазами просто выбросил мою резюме в мусорное ведро.

-Ну почему? – срываюсь на крик, понимая, что терять уже нечего – за сегодня это последний из 10 возможных работодателей.

-У вас нет опыта, - не стесняясь, начал перечислять мужчина, - вы хамите, у вас неопрятный вид, недостаточное знание языков.

-Но…

-И вы из провинции. Вы одна из тех, кто верит, что все высоты достижимы. Поверь мне, девочка, миллионы моих сотрудников думают также, пока я их не увольняю. Да, они разбиты и подавлены, но они больше не питают призрачных надежд по отношению к этому жестокому миру.

-Вы ничтожество, - презрительно бросаю ему в лицо, поднимаясь с места.

-Ты должна поблагодарить меня, - раздается мне в спину, - я преподал тебе этот урок менее болезненным путем.

Прихожу домой и первым делом звоню в агентство по трудоустройству, подаю объявление о продаже квартиры, начинаю изучать языки – сегодня был первый пинок судьбы с вершины.

***

Холли перелистывает газету, безжалостно вычеркивая предложение за предложением. И тут взгляд натыкается на статью в разделе «Искусство». В самом углу, почти скрытом от глаза, она замечает заметку о хоре школы МакКинли, штат Огайо. Маленькая фотография, с которой на нее смотрят ребята вместе с Уиллом, вызывает у Холи улыбку. «Новые направления» дошли до финала, впервые, за столько лет. Выступление сегодня, Холли не может его пропустит, но сначала нужно сделать одно дело, не менее важно, чем все остальные.

4.

Зал наполняется овациями и радостными криками, приветствуя победителей. Холли украдкой смахивает слезу, наблюдая, как «Новые направления» поднимают над собой трофей. Эти дети смогли доказать невозможное – они победители. Небольшой хор, из забытого Богом городка, снова заявил о себе. Три года упорной борьбы – и теперь они купаются в лучах славы, хотя бы на эти короткие 20 минут. Не обязательно, что они станут звездами – это удается немногим. Но в их сердцах навсегда останется это ощущение праздника, чувство превосходства и достижения цели. Никто не сможет доказать тебе, что все высоты достижимы, кроме тебя самого.

***

-Миссис Холидэй, мы ради приветствовать вас в нашем учреждении, - приятного вида старичок протягивает мне руку и тепло жмет ее. – Вы точно не боитесь этих сумасшедших детей? Я сам, даже после 30 лет преподавания в этой школе, опасаюсь открывать дверь в класс перед очередным занятием по вокалу.

-Я справлюсь, не волнуйтесь, - улыбаюсь, искренне. – Но если честно, я впервые работаю на постоянной основе.

-Я верю, что у вас всё получится. Всего можно добиться – если не в нашей школе искусств, то в другом месте.

***

-Холли! – увидев девушку в толпе, Уилл еле отвязался от репортеров и ринулся к ней. – Я так рад тебя видеть.

-Поздравляю вас, мистер Шу, - Холли поправила выбившийся галтук Уилла. – Вы наконец добились своего.

-Забудь про меня, ты какими судьбами здесь?

-На работу устроилась, на постоянной основе. Купила квартиру и завела собаку.

-Я знаю, какой для тебя это поступок, - мужчину понимающе закивал головой, - теперь ты веришь, что все вершины достигаемы?

Холли Холидэй озорно улыбнулась:

-Я думала, ты никогда не спросишь…

- Мистер Хаммел, к вам гость. Назвался Блейном Андерсоном, хочет Вас срочно видеть.
Курт Хаммел утопал в цветах. Он бы мог открыть цветочный магазин, возникни у него такое желание. И непременно стал бы миллионером. Хризантемы и розы, лилии и гортензии, на любой вкус, цвет и кошелек, и это еще до премьеры. Многочисленные корзинки и корзины заполняли гримерку до краев, и можно было сначала подумать, что ты попал в какой-нибудь сад, а не комнату, впервые переступив ее порог. Это было так глупо, что Курт не обращал никакого внимания на многочисленные букеты, неизменно украшенные открытками. Он вообще цветы не любил, но ему, конечно, не верили. Он сидел в своем кресле перед зеркалом и напряженно смотрел на свое отражение, не находя в нем ничего от того семнадцатилетнего мальчика, которого он когда-то знал. И у него не было ни малейшего желания выходить на сцену и петь для сотен неизвестных ему людей. Его карьера закончилась черте чем.
- Пусть войдет.
Как впрочем, и все в его жизни. Увлечение хором закончилось тем, что он остался совершенно один. У Курта Хаммела, восходящей звезды бродвейских мюзиклов, не было друзей. Родные не пожелали покинуть обжитую Лайму, и Нью-Йорк казался уже не городом мечты, а пыльным и шумным мегаполисом с его бесконечными надоедающими пробками и толпами народу. Перебранки со школьными хулиганами привели его в госпиталь. Прямо в последний выпускной, который он провел, лежа под капельницей. А отношения с Блейном закончились изменой. Хотя, нет. Измена стала началом, а закончилось все скандалом и взаимными обвинениям, как и положено. Курт, кажется, швырнул в Блейна первую попавшуюся под руки вазу. И попал бы. Вот непременно бы попал, уж с его-то идеальным зрением и потрясающей меткостью. Да только юркий Андерсон успел увернуться себе на счастье.
- Курт?
Курт мог видеть вошедшего в зеркале, поэтому счел лишним оборачиваться. За пару лет Андерсон немного вытянулся, и это было единственным, что в нем изменилось. Все те же непослушные кудри, с трудом уложенные и залитые гелем, шоколадные глаза с неизменной задоринкой, скрывающейся где-то на дне, и безупречный костюм цвета слоновой кости с коричневой ниткой по краям лацкана и рукавов. Блейн был хорош. Настолько, что украшал костюм, нежели наоборот. Цветущий и яркий, от него веяло бесконечно юной весной. Курт почти завидовал. Сам он в последнее время был похож на завядшую ромашку, растерявшую все свои лепестки.
- Симпатичный костюм, - отозвался Хаммел, делая вид, что занят собой – отточенным движением он принялся подправлять сценический макияж.
- Да? Ты меня успокоил. Я был уверен, что похож на итальянского гангстера. Ты меня не рад видеть? Не рад. Если хочешь, я могу прийти после мюзикла. Хочешь, уйду?
- Если бы ты действительно хотел уйти, ты бы не приходил, - заметил Курт. Резонно. Блейн даже спорить не стал. Прислонился к углу, обведя комнату заинтересованным взглядом, остановившись на Хаммеле.
- Я расстался с Александром.
- Наверное, стоит тебе посочувствовать?
- Если бы ты действительно сочувствовал, ты бы не стал говорить «наверное», - парировал Андерсон. Курт не потрудился ответить. Отложив в сторону пудру, он развернулся на кресле и посмотрел на Андерсона тяжелым вязким взглядом. Впустую. За четыре года, что они провели вместе, Блейн обзавелся непробиваемым иммунитетам ко всем психологическим атакам со стороны. Но попробовать стоило.
- Зачем ты приехал?
На самом деле, Курту хотелось спросить об этом с первой секунды появление Блейна в гримерке. Но гордость не позволяла.
- Что значит, зачем? Узнал о премьере с тобой в главной роли, приехал. Это твой дебют. Я не мог пропустить.
- Что, бросил Александра, Европу, свою сеть магазинов и приехал? – ехидно осведомился Курт. А сердце стучало и екало, словно сумасшедшее.
- Бросил, - упрямо произнес Блейн и оторвал пару лепестков от хризантемы. – Что ты чувствуешь?
- Злорадство, - Курт, как ни в чем ни бывало, глянул на часы. Пятнадцать минут. А он бы с удовольствием остался в этой цветочной комнате препираться с Андерсоном. Может, сослаться на болезнь? На магнитные бури? На воображаемых террористов? Что угодно, лишь бы не выходить на сцену. Не видеть этих пожирающих взглядов и не слышать эти перешептывания за спиной.
- Ты и правда не очень рад меня видеть.
- А должен?
- Нет.
- Я не из-за тебя, - осекшись, произнес Курт. – Злюсь.
Блейн садится на маленький диванчик, с трудом пробравшись к нему сквозь искусственные кусты. Пару мгновений Курт не уверен, стоит ли ему говорить. Но нестерпимо хочется поделиться теми сомнениями, которые так долго его грызли. Потому что Блейн посмотрел на него тем чистым взглядом, подстрекающим на любые признания. Взглядом, будто бы говорящим «я тебя внимательно слушаю», хотя сам Блейн молчал.
- Я… Я не хочу выступать.
Блейн не выглядит удивленным. Он даже бровью не повел. Продолжал сидеть на кожаном диванчике, разглядывая потолок.
- Не имею никакого желания.
- Я слышал, ты постоянно обретаешься у себя дома, не посещаешь никаких светских мероприятий и практически ни с кем не общаешься.
- Ты приехал не на мой дебют, – догадался Курт, поджимая губы.
- Я беспокоился.
- Откуда ты все это знаешь?
- У нас много общих знакомых. И расстояние – не преграда для тесного общения.
- Что тебе нужно?
- Ничего, - на этот раз Блейн оскорбился. – Я хочу тебе помочь.
- Мне не нужна помощь, я в полном порядке.
- У тебя депрессия.
- У меня нет депрессии! Я… Я просто пересматриваю свои жизненные ценности.
- Ты всего лишь отказываешься от своей мечты в угоду своему настроению.
- Как ты можешь такое говорить? Тебя не было видно и слышно целых два года, ты кинул меня ради своего замечательного Александра, а теперь возвращаешься и сыпешь обвинениями?!
- Я не обвиняю, я хочу вправить тебе мозги.
- И кто тебе дал такое право?- прошипел Курт, гневно сверкая глазами.
- Думаю, у меня есть кое-какие права после четырех лет.
- Ты ушел…
- Я вернулся.
- И ты думаешь, этого будет достаточно, чтобы я тебя простил? Чтобы мы снова были вместе? Чтобы я позволил тебе просто ворваться в комнату и с порога начать воспитывать? Чтобы я после парочки твоих фраз передумал и с чувством собственного достоинства вышел на сцену?!
Курт вскочил с места, Блейн тоже. Они стояли друг напротив друга пару бесконечно долгих мгновений. Один – спокойный и уверенный, другой – подрагивающий и сердитый. Шаг вперед, два, и Курт не нашел в себе сил оттолкнуть Блейна, притянувшего его к себе за руку. Короткий поцелуй. Грубый и ни капельки не романтичный. Они цеплялись друг за друга, словно боясь утонуть, и хаотично мяли чужие губы. Блейн вел. Заткнись уже, Хаммел, и сделай что-нибудь правильно! Как будто и не было этих двух лет. Каких-то пять минут, и все встало на свои места, но Хаммел не сдается так просто. Он отступает назад, невольно касаясь пальцами целованных губ, и качает головой.
- Я не могу.
И непонятно, то ли он о мюзикле, то ли об их с Блейном отношениях. Или о всем сразу. Блейн больше не делает никаких попыток нарушить его личное пространство. Он шагает к двери и с порога говорит:
- Ты можешь. Ты все можешь, Курт. Не лишай меня удовольствия встать с кресла и зааплодировать. Я хочу видеть тебя сияющим. Не потому, что так нужно. А потому что ты этого хочешь сам.
- Я не хочу… - неуверенно говорит Хаммел и замолкает, когда Блейн начинает улыбаться. Совсем как тогда, много лет назад. Любящей и мягкой улыбкой, ради которой Курт мог свернуть горы. В комнате становится светлее от нее, и нестерпимо хочется улыбаться в ответ. И Когда Курт это все-таки делает, Блейн уже закрывает за собой дверь, оставляя его, растерянного и непонимающего, наедине со своими мыслями. Он неуверенно оглядывается через плечо. Из зеркала на него снова смотрит семнадцатилетний мальчишка, полный мечтаний и надежд. Он влюблен и счастлив. И все, что ему нужно – это сцена. Сцена и Блейн.
- Матильда.
В комнату заглядывает смуглая девушка с волосами, собранными в высокий пучок. Она на мгновение замирает, а затем изумленно приоткрывает рот.
- Мистер Хаммел, Вы…
- Я иду на сцену. Скажи Стефану, чтобы он объявил о начале.
Матильда кивает и уносится прочь, чтобы рассказать о невероятной перемене в актере. А Курт Хаммел расправляет плечи и поднимает голову, привычно задирая подбородок и смотря на мир уверенным нагловатым взглядом. Его ждут переливающиеся всеми цветами радуги софиты и восторженные взгляды, громогласные аплодисменты и цветы: хризантемы и розы, лилии и гортензии, на любой вкус, цвет и кошелек. Но все это меркнет перед знанием, что его ждет Блейн. И Курт заставит его восхищенно аплодировать. Заставит, он мог в этом поклясться.

-Прошу в эту комнату, мисс Лопез, - указала высокая женщина с каштановыми волосами, ниспадающими на плечи, на ходу поправляя роговые очки с невероятно толстыми стеклами.

Желудок моментально скрутило, ладони вспотели, а голова норовила вот-вот взорваться от оглушительного стука собственного сердца. Встав с абсолютно неудобного пуфика и нервно сжав в правой руке документы, Сантана двинулась в направлении небольшого кабинета. Казалось расстояние никогда не уменьшиться, перебирая ватными ногами, стройная черноволосая девушка последовала за экзаменатором. Возможно, из-за волнения и нервов, но Сантана издала глупый смешок, как только ее взору престала комната, в которой должно было проходить собеседование. Кабинет, если его только можно было так называть, был настолько крохотным, что, казалось, двое только и могли в нем поместиться. Белый цвет, в котором буквально купалась эта комната, начиная с белого потолка, стен и пола и заканчивая белым столиком с принадлежностями, слепил глаза. Застыв в неуверенности, Сантану вдруг посетила мысль: «А зачем я это делаю? Так ли мне это нужно? Но назад дороги все равно нет».

-Мисс Лопез, прошу, присаживайтесь, через минуту мы начнем собеседование, - объявила экзаменатор, поправляя свои массивные очки на крючковатом носе. Заняв свое место, она начала раскладывать принадлежности, все белого цвета, и настраивать диктофон.

Сантана тихо опустилась на белый стул и разложила перед экзаменатором листы документов. Натянуто улыбнувшись, последняя забрала стопку бумаг и мельком просмотрела каждый лист. Затем, неожиданно отложив их в сторону и расположив диктофон непосредственно вблизи интервьюируемой, включила устройство.

-Итак, меня зовут Кэтрин Гройсек, и это экзамен по… - Сантана, несмотря на усердные попытки справиться с волнением и усмирить дрожащие пальцы, прослушала обязательное вступление к интервью, лишь услышав дату экзамена и свой регистрационный номер. – Начнем, назовите, пожалуйста, ваше полное имя.

-Эм, Сантана Эмилия Лопез, - заикаясь проговорила девушка. Незаметно ущипнув себя за руку, чтобы прийти в себя, Сантана попыталась сосредоточиться на следующих вопросах о семье, школе, увлечениях и целях в жизни.

Сколько она себя помнила, их семья всю жизнь жила в неблагоприятном районе на третьем этаже одного из многочисленных и однообразных пятиэтажных домов, выстроившихся в скучные ряды. Нетрудно было затеряться среди серых построек с отваливающейся отделкой и темными пятнами гари, еще легче было нажить неприятностей на свой зад, бродя по темным закоулкам, опутавшим этот «богемный» район. С раннего детства Сантана знала наизусть неписаные законы здешних джунглей, помнила, с кем можно проводить свободное время, а кого лучше остерегаться, выучила все необходимые фразы, полезные при встрече с парнями, постоянно пристающими к ней. Словом, жизнь вне дома была нелегка. К сожалению, жизнь в его границах была не лучше. Ее мама ушла от них, когда Сантане исполнилось лишь 5 лет. Последние слова, которые врезались в память маленькой девочке и остались там навсегда, были : «Я так больше не могу, не могу…эта жизнь удушает меня, здесь нет будущего…простите меня…» Каждую ночь маленькая Сантана плакала, зарывшись с головой под одеяло, и мечтала также уехать отсюда, уехать к маме… Ее отец, Энрике Лопез, не был плохим человеком, просто он никак не мог понять, что же из их мирной и тихой жизни именно не устроило его любимую жену и почему его маленькая дочурка все время рыдала. Он хотел, но не знал, как успокоить ее, Энрике лишь подходил к двери ее комнаты, садился на пол, прислонившись спиной к стене, и слушал, как его маленькая дочка задыхается в рыданиях. Но через пару месяцев, по-видимому, у Сантаны закончились все слезы, потому как, больше отец никогда не слышал доносившихся рыданий из детской комнаты. Девочка росла, как и другие дети, играя и забавляясь на улице (лишь в тех местах, где безопасность была хоть как-то обеспечена), потом она поступила в городскую школу имени Уильяма МакКинли, а спустя еще пару лет была зачислена в группу поддержки. С тех самых пор, Энрике и Сантана виделись крайне редко, потому что он работал в ночную смену и покидал дом, недолго до того, как она возвращалась со школы. Общение сошло на нет; хоть отец всячески пытался защищать и оберегать дочь, в этом не было и малейшей необходимости : окружение сыграло свою роль - Сантана выстроила бесконечно высокие стены вокруг себя, не пуская никого и ничего, что могло бы хоть как-то проникнуть в ее разбитую душу. Резкие и язвительные выпады, а иногда и рукоприкладство, стали ее блестяще отточенным оружием в борьбе против окружающих. Помимо команды болельщиц (учеба давалась ей крайне тяжело), Сантана не нашла лучшей стези, где можно было реализовать себя, кроме как бесспорной репутации стервы и распутной девицы. Единственное, что хоть мало-мальски подталкивало ее к саморазвитию и духовному росту, был хоровой кружок, открывшей два года назад. Находясь в нем, Сантана по-настоящему чувствовала себя той счастливой и «нужной» девушкой, подходящей к обществу. До тех пор, пока что-то не изменилось в ней; словно цунами, ее одолела волна чувств, доселе не знакомых ей. Она влюбилась в свою лучшую подругу; тот, кто осмелился бы предположить такое года два назад, получил бы от Сантаны издержанную порцию яда и оплеуху вдобавок. Эти чувства полностью разбили Сантану, ну и национальные добавили лишнюю тонну разочарования, подкосившую ее самоуверенность и веру в себя…

-Мисс…мисс Лопез, - на полтона повысила голос экзаменатор. – С вами все в порядке? У вас остался последний вопрос. Ознакомившись с вашим эссе, табелем со школы, который..ээмм..довольно впечатляющий, я была удивлена кучей отличных рекомендаций от вашего учителя испанского и тренера по чирлидингу. Теперь же я хочу, чтобы вы сами ответили на вопрос: почему же вы хотите уехать так далеко и учиться в совершенно другом штате?

Как же Сантана могла ответить на вопрос, ответ на который она не знала сама?



Спустя 13 дней Сантана сидела в своей комнате на подоконнике, прижав колени к груди и обхватив их руками. Близился закат, лучи заходящего солнца, частично скрытые серыми домами, легли на длинную улочку, стены домов и ребятишек, истошно кричащих под домом. Сантана оглядела картину, открывающуюся из ее окна: грязные дома-близнецы, растянувшиеся на всю ширину улицы, кучка парней, кто в майках, кто без них, торгующих «дурью» на углу и ее отец, Энрике, покидающий дом на очередное ночное дежурство. Сантаны вспомнила те до боли знакомые слова: «Я так больше не могу, не могу…эта жизнь удушает меня, здесь нет будущего…простите меня…», на глаза навернулись слезы. Встав с подоконника и подойдя к столу с проигрывателем, она включила свою любимую песню. Хоть она никогда не признавала это и даже частенько издевалась на Рейчел за одержимую любовь к Бродвею, она трепетно любила одну песню. Поставив заезженный диск, Сантана закрыла глаза и прислушалась к музыке, которая так плавно полилась из проигрывателя и заполнила комнату. Сантана шевелила губами, повторяя знакомые слова :

Somewhere over the rainbow
Way up high
And the dreams that you dreamed of
Once in a lullaby

Somewhere over the rainbow
Blue birds fly
And the dreams that you dreamed of
Dreams really do come true*

Песня еще не дошла до припева, как приятную гармонию перебила трель зазвонившего телефона. Проигнорировав надоедливый звонок, Сантана опустилась на кровать, продолжаю подпевать любимой песне. Включился автоответчик, началась запись:

-Мисс Лопез, добрый вечер. Вас беспокоит миссис Гройсек, ваш экзаменатор. Счастливы вам сообщить о том, что вы зачислены на первый курс Центрального Университета Сан-Франциско. Вы должны пройти регистрацию не позже 20 августа и обсудить детали об устройстве в кампусе. Ах да, когда мы проверяли ваши документы, к сожалению, мы не обнаружили подпись вашего отца, так что будьте добры, вышлите экземпляр с подписью в течение трех дней. Всего доброго.

Последнюю часть сообщения Сантане не удалось услышать, звуки собственных всхлипов перебивали речь миссис Гройсек. Наконец, наконец-то она уедет отсюда! С пяти лет Сантана проигрывала в голове эту сцену, в которой ей сообщат о том, что она навсегда вырвется из этой дыры. Прочь отсюда, навстречу настоящей жизни, навстречу мечтам. Больше не будет этого поганого района, бороться с которым она устала, это опостылевшей жизни в школе, бессмысленной и пустой траты времени. Единственное, по чему она будет тосковать это ее друзья, заменившие ей семью, и особенно Бриттани. Сердце сжалось при одной мысли об этом. Да и как он сможет оставить отца…Но на самом деле, не она оставляет его, он оставил ее тринадцать лет назад, когда перестал бороться за ее счастье и мечты, он ее предал. Утерев слезы, Сантана подошла к окну и задернула шторы, ведь эту картину она уже не будет больше наблюдать.

- песня из кинофильма The Wizard of OZ (в оригинале исполнена Джуди Гарланд).

У каждого человека есть мечта. Или должна быть. Иначе теряется смысл существования. У Донны Джексон такая мечта была. Она всегда хотела свой дом, семью и ребёнка. Джейк, самый замечательный из всех мужей, как часто говорила Донна, вместе с предложением руки и сердца предложил переехать к нему, в дом, доставшийся в наследство от бабушки.
Тот период жизни Донна всегда вспоминает с теплотой и благодарностью. Такие воспоминания навсегда остаются с тобой – начало новой, общей жизни – переезд, совместный ремонт, покупка подержанной мебели, общие планы и мечты. Мечты… Они иногда бывают вполне реальны, осуществимы и достижимы. А иногда – как недосягаемая высота, бесконечно далеки и равнодушны к твоим желаниям.

После нескольких безоблачных лет брака они оба были готовы к тому, чтобы через положенный срок их имена отошли на второй план, вытесненные новыми – Мама и Папа. Для Донны и Джейка это была ещё одна неотъемлемая часть их теперь уже общей мечты. Всё складывалось, как кусочки паззла, выстраивалась картинка их идеального семейного плана. Но Жизнь такая штука, что ей быстро надоедает однообразное и спокойное течение. Жизнь решила, что этим двоим нужны испытания на прочность.

И начались бесконечные больничные коридоры, врачи, анализы, слёзы, надежды… Всё было в порядке, но врачи пожимали плечами, говорили, что так бывает, советовали обратиться в другую клинику, и всё начиналось сначала. Надежда постепенно угасала, Донна и Джейк находили утешение и поддержку друг в друге. Судьба сжалилась над ними и решила вмешаться. Только вот Судьба часто преподносит нам то, чего совсем не ждёшь.

Однажды утром Донна почувствовала то самое недомогание, которого ждала несколько лет. В начале была радость, эйфория, безудержное волнение и безграничное счастье. Джейк окружил Донну невероятной заботой, не разрешал поднимать ничего тяжелее дамской сумочки, не говоря уже о походах в магазин. Гостевую спальню они окончательно переделали под детскую и с нетерпением стали ожидать появления нового члена семьи. А потом – оглушительный диагноз и повисший в воздухе вопрос.

Вернее вопрос возник у Джейка, Донна не сомневалась ни секунды. Разве можно сомневаться в том, чтобы добровольно убить часть себя? Разве можно лишить жизни живое существо, чьё сердце бьётся рядом с твоим? Это всё равно, что по собственной воле лишиться смысла своего существования, отказаться от мечты, смотреть на эту высоту и не пытаться её покорить. К тому же прогнозы врачей были неутешительны – больше возможности стать родителями у них не будет.

Самый замечательный их всех мужей не оправдал этого звания. Он не захотел, не смог, не понял, ушёл, ладно… Не взял ничего, оставил всё Донне и их не рождённой девочке. Паззл их идеальной жизни разлетелся на тысячи мелких кусочков воспоминаний. Но Донне было уже не до них. У неё в жизни появилась другая цель, вытеснившая собой накопившиеся обиду, злость, горечь, бессилие от того, чего не можешь изменить. Всё изменил маленький золотоволосый ангел по имени Ребекка, Бекки.

Она забрала на себя всё внимание, заботу и любовь Донны. Каждый вечер, глядя на спящую дочь, она понимала, что это стоило всех тех безумных процедур, бесконечных консультаций, забот, переживаний и Джейка. Он так и не вернулся. Теперь у него другая семья и двое очаровательных мальчишек. Джейк воплотил свою мечту на другой высоте. Донна воспринимала произошедшее, как некую цену, которую пришлось заплатить, чтобы взамен тебя однажды и навсегда назвали Мамой.

***

Сейчас, оглядываясь назад, Донна иногда не понимала, как ей удалось, работая на двух работах, водить маленькую Бекки на спецзанятия, заниматься с ней самой и суметь удержать в руках тот самый дом. Да, помогли родители, причём и её, и Джейка. Все они переехали жить к ней тогда, за что Донна была им невероятно благодарна. Но всё же… Это было удивительно.

Не менее удивительно, чем когда Бекки сказала, что теперь она в команде поддержки. Да, у каждого должна быть своя мечта и цель в жизни. Вот и у дочери сбылась первая, но далеко не последняя мечта. И, глядя на Бекки в форме болельщицы, тщательно записывающей что-то в блокнот, Донна часто ловила себя на мысли, что все высоты достижимы, просто у каждого эта высота – своя.

I'm leaving your town, again,
And I'm over the ground that you've been spinning.
And I'm up in the air, so baby hell yeah.
Oh honey I can see your house from here.
If the plane goes down, damn,
I'll remember where the love was found.
If the plane goes down…
Damn…

Jason Mraz, Plane

Ничто не вызывает такой паники, как слова «только без паники»? О, да, поистине. Сегодня я в этом убедился. В полной мере. Только с хера ли?
Самое паршивое во всей этой ситуации, вот честно. Крики, плач, истерики. Все вопят на полную громкость, срываются со своих мест, некоторым ещё хватает сил возмущаться. Стюардессы безуспешно пытаются усадить неуправляемых пассажиров обратно в кресла, успокоить, уверить, что ничего страшного не произошло, что всё поправимо, а самих трясёт и колотит, как на электрическом стуле, я же вижу.
Как же заебали. Все. Просто невыносимо. Пристрелите меня, пожалуйста. Только чтоб они не орали мне на ухо и на мозги не капали.
И не мешали думать.

Я ведь сейчас о тебе думаю, Курт. Правда. А что мне ещё делать? В данный момент это единственное подходящее для меня занятие. И самое приятное. Вот сижу, запрокинув голову и вцепившись пальцами в подлокотник, а перед глазами твоё лицо. Веришь, нет? Серьёзно. И вспоминаю. Всё, что произошло за это время, что осталось в стенах МакКинли и за её пределами, сохранилось на жёстком диске моей памяти. Эдакий калейдоскоп событий в голове, вереница воспоминаний, слайд-шоу из картинок прошлого.

Вот я впервые толкаю тебя на шкафчики. Забавно... У тебя на лице сначала застывают шок и недоумение, а затем ты начинаешь возмущаться и кричать что-то в отместку. Так смело, уверенно... Казалось бы. А в глазах-то страх, как у первоклассника в очереди к дантисту, я же знаю. Но нет, ты не можешь не ответить, не можешь не съязвить что-то мне в след, ты не в силах промолчать. Это противоречит твоим принципам, твоему достоинству, взглядам. Ты ведь всегда умел за себя постоять, Курт.

Мимо меня снова проносится стюардесса. Пытается унять какого-то грузного мужика в деловом костюме, который, остановившись в проходе, настойчиво требует, чтобы ему объяснили в чём дело и когда это всё закончится. Кажется, он даже пригрозил позвонить своему адвокату. Пиздец просто. Звони, приятель, чего же ты. Но лучше сразу в похоронное бюро. Закажи себе гробик с выходом в интернет.

Вот я в очередной раз обливаю тебя слашем. Ты так смешно морщишься, приоткрываешь рот, стряхиваешь крошечные льдинки с лица, а затем, как всегда, смотришь своим испепеляющим взглядом мне в спину и проговариваешь сквозь зубы:
«Тебя в детстве головой не роняли, Карофски?!»

Мой сосед, по иронии судьбы оказавшийся авиамехаником или что-то вроде того, сказал, что у них вышла из строя какая-то хреновина. Бля, я даже названия не запомнил. Да и на кой оно мне. И так понятно, что всё херово. Всегда херово, когда что-то ломается. Неважно что. Деталь в самолёте, кость, сила воли. Жизнь.

Курт, Курт, а помнишь, как ты пришёл в школу в этом нелепом костюме а-ля Леди Гага? В том чудаковатом платье, смехотворном парике, в тех жутких туфлях на высоченной платформе. Это же был какой-то кромешный пиздец. Как ты вообще мог на них устоять? Я уже не говорю о том, чтобы ходить, танцевать на сцене, или что вы там в этих нарядах делали...
Смеюсь. Честное слово, Курт. Смеюсь. Сосед смотрит как на психопата. А мне похуй. У меня тут воспоминания, между прочим.

А поцелуй в раздевалке, помнишь? Конечно помнишь, такое ведь не забывается.
Ты вновь что-то громко кричишь, глядя мне прямо в глаза, возмущённо жестикулируешь. Провоцируешь.
«Не нарывайся, Хаммел!»
Я же тебя тогда предупреждал. Я же чувствовал, что на пределе, что вот-вот могу сорваться, что хожу по краю, но ты не собирался останавливаться, и именно поэтому случилось то, что случилось.
«Ты просто маленький испуганный мальчишка, который не может пережить своей невероятной заурядности!».
Ты прав, Курт. Бинго. В яблочко. Абсолютное попадание. Наверное, это и стало причиной моей осечки. Отрезвляющая правда, выплеснутая в лицо, словно порция холодного слаша.
И вот я себя уже не контролирую. Обхватываю ладонями твоё лицо, целую, не дав договорить. Прижимаюсь. Знаешь, наверное, это был лучший момент в моей жизни, если задуматься. Эти несколько секунд, когда я коснулся твоих губ своими, когда почувствовал на них твой вкус, прикосновение, твою близость. Что, слишком прозаично, да? Ну блять, так оно и есть.
Смотрю на тебя. Никогда ни в чьих глазах я ещё не видел столько страха, изумления и непонимания, как в твоих в тот момент. Словно я – это самое ужасное, что случилось с тобой за всю жизнь.
А далее всё происходит быстро.
Тянусь к тебе снова, и вот это было моей наибольшей ошибкой. Отталкиваешь, отстраняешься, отходишь на несколько шагов. Испуг во взгляде достигает наивысшей отметки. Прикрываешь рот рукой. Боишься, что я повторю попытку? Но нет. С меня хватит.
Всё уже случилось. Пути к отступлению теперь перекрыты, вернуть время вспять и постараться что-либо исправить уже невозможно. Тот случай и та ситуация, хотел я этого или нет, стали моим началом. Началом конца.

Попросил стюардессу принести виски. И мне принесли, Курт, ты прикинь! У них ещё хватает сил разносить выпивку. Хотя что-то мне подсказывает, что эти девушки втихаря уже и сами накатили. Напоследок.
Опустошил стакан одним глотком. Приятное тепло разлилось по всему телу. Стало как-то легче, как-то проще. Пьянее.
Вновь запрокидываю голову и закрываю глаза. И снова картинки, одна за другой.

Вот я сижу в актовом зале, рядом с Сантаной Лопес, на одном из последних рядов. Во время вашего выступления. И наблюдаю. За тобой, Курт. Просто глаз от тебя оторвать не могу. Смотрю, как ты поешь, двигаешься, жестикулируешь. Танцуешь. Так забавно, нелепо, но в то же время дерзко и вызывающе. По крайней мере, для меня.
Сантана толкает меня локтем и шепчет на ухо. Знаешь, что она мне тогда сказала, Курт?
«Или его возьмёшь ты, или это сделает кто-нибудь другой».
Ты представляешь? Пиздец.
Лопес... По ней я тоже буду скучать.

Всё херово, Курт. Нас трясёт уже минут двадцать, без остановки. Вопли и плачь становятся просто невыносимыми. Это действует на нервы, раздражает, выводит из себя. Отвлекает. Неимоверно.
О, Вездесущий, ну пожалуйста, пусть я умру первым. Только бы не слышать эти крики больше ни минуты. Я же сойду с ума раньше, чем всё закончится. Не хочу мучиться ещё и от этого.

А ведь я тебя люблю, Курт. Правда. Знаешь? Да нет, откуда. Я же так тебе в этом и не признался. Всё как-то... Не хватало смелости, сил, повода... Не хватало времени. Теперь уже точно хватит. И больше всего на свете я сейчас жалею, что ты так никогда об этом и не узнаешь. Как сильно я на самом деле тебя любил и как ненавидел себя за то, что причинил тебе за все эти месяцы столько дерьма. Но ты ведь простил, Курт... Да, верно. Простил же. Я это помню. И вижу.
« Я чертовски сожалею, Курт. Я просто... Мне очень жаль, что я с тобой так обходился».
Смотришь испуганно и киваешь:
« Я знаю... Я знаю...»
Не уверен, правда ли это, но сейчас мне бы очень хотелось в это верить. Всё, чего я в данный момент хочу. Твоего прощения.

Я не плачу, Курт. Серьёзно. А толку? Сейчас как-то всё утратило какое-либо значение. Стоило бы, наверное, помолиться, но не хочу транжирить оставшееся время. Для меня имеет смысл только подумать о тебе, ещё немного. Запомнить, запечатлить, сохранить в памяти. Унести с собой. Хотя бы частичку.
Снова перед глазами твоё лицо. Вспоминаю. Как ты, высокомерно вскинув голову, ходил по коридорам, не обращая никакого внимания на всех и вся, как возмущённо поджимал губы, когда я говорил что-то непечатное в твой адрес, как надменно приподнимал бровь, отвечая на мои издёвки своими мудреными фразами. Не знаю, что меня ждёт впереди, но мне... Мне этого будет не хватать.
Понятия не имею, куда я попаду – в рай или в ад, а может целую вечность проведу в чистилище, отдуваясь за всё то дерьмо, что тебе сделал, - никогда не верил во всю эту ересь, по правде говоря. Но если в том месте не будет тебя, Курт, там в любом случае будет херово, уж это я знаю наверняка.

Мы наконец-то приземляемся. Не в том смысле, в каком хотелось бы, конечно... Потому как это... Чёрт, это уже почти пике.
Конец. Как говорится, финита бля комедия.

Вот и всё, Курт. Я достиг своей высоты. Здесь и сейчас. Хватит, долетался. Крылья уходят в отставку.
Жаль, что всё кончается вот так. Многого не успел, не сделал, многого не сказал и уже не скажу. Возможно, если бы всё обошлось, если бы я выиграл в этой русской рулетке и остался жив, я бы постарался всё изменить. Приложил бы все усилия к тому, чтобы заслужить твоё доверие и прощение, признался, что я на самом деле к тебе чувствую, сделал всё возможное, чтобы быть с тобой рядом. Но что поделаешь, от засранки-судьбы не уйти, так уж легла карта и исправить что-либо мне уже не под силу. Посему остаётся лишь принять происходящее как должное и покорно с ним смириться.
Пусть не на земле, пусть не в той реальной жизни, которая осталась за бортом самолёта, а здесь, на этой высоте и в моих мыслях, ты будешь со мной до конца, Курт. Пока сознание и душа не покинут моё тело, пока я не отправлюсь в то неизведанное и незнакомое, о котором пишут книги, пока часовой механизм в моём сердце не остановит свой ход. До последней секунды и последнего вздоха. Навсегда.
Прости меня, Курт. За ту боль, что тебе причинил. За то, что заставил пережить. За всё. Больше этого не повторится. Никогда. Поэтому надеюсь, что впредь твоя жизнь будет приносить тебе только радость и наслаждения, и ты забудешь о всех проблемах и неприятностях, которые мешали в прошлом вздохнуть полной грудью.
А сейчас мне пора. Время пришло. Сознание меня всё-таки покидает, и сопротивляться этому у меня уже нет ни сил, ни желания.
И ещё, знаешь, я слышу голос. Нет, не Всевышнего, не беспечных ангелов, зовущих меня на небеса, не истошный крик демонов, завлекающих в преисподню.
Это твой голос, Курт.
Твой.

«Мне жаль...»

«Я знаю... Я знаю»

You keep me high minded...
You get me high...

В небольшой гримерке известного нью-йоркского театра всегда стояли живые цветы. Королевские розы, грациозные лилии, яркие герберы. Эйприл Роудс - известная актриса, прима театра - любила многочисленные красивые букеты. Хотя бы за то, что они скрывали запах дорогого алкоголя, буквально впитавшегося в стены гримерки.

В этот дождливый вечер Эйприл сидела перед зеркалом возле столика, за которым она не раз накладывала грим и разучивала текст. Через несколько минут ее выход. Трудно перечислить, сколько раз она поднималась на эту сцену, ставшую ей уже родной, но Эйприл помнила каждый свой выход. Каждый раз, как ей предстояло отыграть спектакль. Каждый раз, когда была плановая репетиция. Каждый раз, когда она приходила сюда набраться сил и подумать, глядя в пустой темный зал. Сегодня ей вручали очередную награду за достижения в области театрального искусства. Сцена уже ждала ее.
Разучивая благодарственную речь перед зеркалом, Эйприл машинально оценивала свое выступление. Красивая прическа, шикарное платье, плавная речь. Не хватало улыбки. Ведь Эйприл Роудс всегда должна улыбаться.

… Я рада видеть вас всех сегодня в этом прекрасном театре. Я бесконечно счастлива получить эту награду. Мой отец всегда повторял мне одну фразу: «Верь в себя, моя принцесса. Верь и помни: все высоты достигаемы». Я так хотела бы, чтобы он радовался со мной и гордился моими достижениями. Я так хотела бы, чтобы он видел меня сейчас на этой сцене и слышал мои слова. Я хочу сказать всем вам: верьте в себя, мои дорогие. Верьте и помните: вы всего сможете достигнуть, если захотите этого по-настоящему!

Улыбка Эйприл погасла. Отец был едва ли не единственным человеком, который всегда верил в ее успех. Верил больше, чем она сама. И у нее, наконец, получилось не обмануть его ожиданий.
Кем она была еще несколько лет назад? Медленно спивающейся алкоголичкой, без собственного дома, без постоянной работы, без семьи. Каждый день проводила в компании стакана дешевого вина. На него она тратила все деньги, которые зарабатывала пением караоке в грязных барах. Как стыдно ей было, когда Уилл нашел ее в таком состоянии. Как хотелось пожаловаться ему, что руки опускаются, и она уже не в силах бороться за мечту. Но Эйприл улыбалась и убеждала его, а заодно и себя, что все нормально.
А сейчас? Сейчас она звезда, прима, актриса, восхищающая поклонников. Элегантная, утонченная, роскошная женщина, заставляющая трепетать сердца многих мужчин. Лишь одно не изменилось с того времени – Эйприл по-прежнему не могла без алкоголя, поменяв дешевое пойло на дорогие элитные сорта. Всю жизнь Эйприл жила мечтой. А теперь, когда ее желание сбылось, она чувствовала пустоту, словно в сердце вырезали дыру насквозь.

Сидя в своей любимой гримерке, Эйприл вспоминала, как однажды Уилл отказался от своей мечты ради обычного школьного хора. Тогда она не могла понять, почему он совершает такую ужасную ошибку. Но сейчас, приезжая в родной город, глядя на счастливого Уилла, по-прежнему преподающего в хоре и уже воспитывающего собственных детей, Эйприл осознавала, что ошиблась сама. В тот самый момент, когда она поверила, что желание отца является и ее мечтой тоже, она сильно просчиталась.
Разве сейчас она счастлива? Вокруг нее много успешных мужчин, а она все время задает себе вопрос: были бы они рядом с ней, если бы она не была так известна? Она хотела детей, но из-за возраста и отравленного алкоголем организма не могла забеременеть. У нее ничего нет, кроме известности и денег.
Эйприл устало потерла виски. Некоторые воспоминания непросто даются. В голове снова зазвучал голос отца.

Запомни, принцесса, ты будешь на вершине. Ты все преодолеешь, если будешь верить в себя и свою мечту.

Да, она на вершине. Она достигла тех высот, что манили ее всю жизнь. Но стоили ли эти высоты всего того, через что ей пришлось пройти? Стоили ли они той жизни, на которую она сама себя обрекла?
Буквально через пару минут ей предстоит выйти на сцену, вдохновить людей, которые будут с восхищением на нее смотреть и внимательно слушать. В действительности, Эйприл хотела сказать им лишь одно: вы сможете достичь многого, но будьте уверены, что вам это действительно нужно.

Ее размышления прервал стук в дверь. В гримерку заглянула миловидная светловолосая ассистентка.
- Мисс Роудс, ваш выход!
- Иду, милочка. Уже иду! – неповторимое солнечное настроение в интонациях Эйприл звучало даже в самые грустные для нее моменты.

Последний раз посмотрев на себя в зеркало, Эйприл улыбнулась своему отражению коронной улыбкой, осушила стакан виски, стоявший на столике, и вышла из гримерки.

- Сделай это для меня, - шёпот в губы.
Ты осторожно скользишь ладонью по её бедру, каждую секунду ожидая шлепка по пальцам. Но вот твоя рука уже забирается под её маечку, а тебе ничего не запрещают. Смелеешь и ведёшь ладонь вверх - к её груди.
- Спой со мной, - слышишь ты.
Но соображать уже не получается. Ты держишь в руке её мягкую, упругую грудь и словно дурнеешь разом, пытаешься немного отодвинуться от неё бедрами, чтобы она не заметила, но Тина сама прижимается ближе, задирает твою футболку.
- Мы сможем...
Она нежно касается твоего торса, и ты задыхаешься от нахлынувшего возбуждения. Ты уже беспорядочно шаришь по ней руками, стараясь дотронуться до каждого кусочка её тела. Она нужна тебе. Как ни одна другая. Потому что пусть только целовать, пусть только трогать в определённых местах, но можно. Потому что однажды она точно разрешит тебе пройти все базы. Сейчас она позволяет больше, чем когда-либо. Где-то на краю сознания ты понимаешь почему, но гораздо интереснее, важнее успеть как можно больше сейчас, чтобы вспоминать об этом душными, одинокими, мокрыми ночами. Важнее, чем размышлять о том, что ей нужно.
Она целует тебя, ласкает твои руки, твою спину, а потом резко отодвигается. Ты тянешься за ней, но она отрицательно мотает головой.
- Скажи это.
- Что? - хрипишь, не в силах понять, что происходит.
- Что ты споёшь со мной.
- Конечно! - уверенно отвечаешь и пытаешься поцеловать свою девушку, но она отстраняется.
- Скажи это.
- Я спою с тобой, Тина! Я сделаю с тобой всё, что ты захочешь...
Целуешь её шею, гладишь её бедра. Ты почти готов кончить от одних прикосновений к ней. Но вдруг чувствуешь, как внутри всё леденеет. Пальцы перестают тебя слушаться, ты вдруг чувствуешь, что ладони у тебя неприятно влажные. И тебя начинает мутить.
Ты резко садишься.
- Майк?
Ты утыкаешься лицом в руки. Хочется забрать свои слова назад, но не можешь. Ты мужчина и должен отвечать за то, что сказал.
Она обнимает тебя, кладёт голову на плечо.
- Всё будет хорошо, я обещаю.
Она говорит уверенно, но ты-то знаешь, что не сможешь.
Ты ставишь танец, она помогает тебе петь. У тебя плохо выходит, хоть она и клянётся, что это идеальная песня для идеального тебя.
И вот настаёт этот день. Она тянет тебя к роялю, на вашу "сцену". Ты негнущимися ногами идёшь за Тиной, встаёшь спиной к ребятам. Их взгляды прожигают затылок и ты чувствуешь как между лопаток стекает холодная капля пота.
- Я не смогу.
Тина держит тебя за руку и подбадривает, но ты всё равно чувствуешь предательскую дрожь и слабость в руках и ногах. Нет. Ты сможешь. Ты ведь помнишь, что она обещала? Оно ведь стоит того? Ты смотришь на неё и понимаешь, что стоит.
Бесконечные секунды вашего выступления превращаются для тебя в колесо Сансары. Словно вы вновь и вновь повторяете одни и те же куплеты и не знаете как выбраться из этого круга. Потом, намного позже, тебе будут сниться кошмары про этот день и про то, как ты стоишь спиной к толпе. Про то, как тебя душит, давит ощущение нескончаемости.
Даже твой самый первый матч не казался тебе таким жутким. Тебе кажется, что ты уже никогда не сможешь испытать столь ярких впечатлений.
Но когда вы замолкаете, когда останавливаетесь, замерев так близко друг к другу, что ты чувствуешь жар её тела, ты понимаешь, что смог. Ты слышишь аплодисменты, похвалы и понимаешь, что смог. Смог взобраться на казавшуюся тебе недостижимой высоту. Что-то внутри тебя безвозвратно меняется. Теперь ты знаешь, что можешь абсолютно всё. И тебе не нужно быть для этого кем-то другим.
Ты смотришь на Тину и, наверное, впервые чувствуешь к ней что-то настолько большое и прекрасное, что задыхаешься от этого.

Придурок.

Когда ты школьник, жизнь кажется намного проще. Ты представляешь свое успешное будущее, большие перспективы, талант, который вот-вот оценят по достоинству. Он ведь просто невероятный, твой талант.
А вот хер.
Джесси 23, и он давно расстался с выдумками старшей школы. «Снять розовые очки»,- так он это называет.
После выпуска все в одночасье перестало быть радужным. Когда его вышибли из Калифорнийского - было еще ничего. Он чувствовал себя круто и по-рокерски (в сущности, большому певцу незачем диплом о высшем образовании, так ведь?). Когда провалилась его прозорливая идея об открытии танцевальной студии – было дерьмово, но сносно. Когда папа – папа, справно выдававший по пятьдесят баксов на карманные расходы последние пятнадцать лет, - выставил его вещи за дверь, мир остановился. Несмотря на то, что вещи были выглажены и аккуратно сложены, деваться было решительно некуда.
Для Джесси началась школа выживания.
Временный консультант, помощник школьного учителя (младших классов, ха), уборщик, продавец сраных пластиковых окон – если бы ему рассказали об этой веренице халтур еще год назад, Джесси бы рассмеялся, задирая голову к потолку.
Сейчас Джесси - руководитель хора канадских монашек, и это вроде как божье благословение, потому что у него постоянный заработок и съемное жилье без клопов в матрасе. Джесси говорит, что в Торонто херово, Торонто - дыра, но вообще-то впервые за три года он, наконец, позволяет себе купить хорошую туалетную воду.
На его счету одна бронзовая и две серебряные медали на канадских национальных. И теперь чертовы монашки должны занять первое место. «Блядский хор, за который хорошо платят» должен взять золото.
Ради этого Джесси каким-то чудом выписал из Нью-Йорка Майка. Майк Ченг два года проучился в Нью-Йоркской школе танца, и он все-таки лопух, раз согласился на Торонто...
Сейчас Майк и Джесси едут на соседних местах в автобусе, набитом монахинями. Юные монашки распевают что-то во славу Христа; Джесси не пытается понять, что именно. Майк нудит, и это начинает бесить Джесси тоже. Ченг ноет о своих родителях в Огайо, Тине, которая трусиха и осталась дома, предпочтя карьеру психолога музыке. Дура.
- Она ведь была моей первой девушкой. К первой девушке всегда особое отношение, ты же знаешь? – Майк в некоторых вопросах слишком китаец. Чтобы чувствовать себя хорошо, ему надо услышать одобрение своим поступкам. В данный момент ему хочется услышать, что любить девушку, с которой не общался два года, - это у всех так.
- Не помню свою первую, - Джесси скашивает глаза на экран мобильного (0 пропущенных), а Майк вопросительно поднимает брови. - В гавно был, – спокойно поясняет Сент-Джеймс, не без удовольствия отмечая, как вытягивается майково лицо.
Рэйчел, его маленькая девочка, не звонила ему почти два месяца. Порой Джесси кажется, что она свежая как лист салата, и ее скоро сомнут ботинки людей с Таймс-сквер. С момента окончания колледжа его детка пытается пробиться в приличный мюзикл, но пока не очень. Талантлива безумно, но это же Нью-Йорк. Последний раз, когда они разговаривали, Хаммел пытался пристроить Рэйч в новую постановку. Очевидно, иметь в бойфрендах сценариста не так здорово, как продюсера - роль отдали другой актрисе.
Джесси представляет, как в эту самую минуту Финн Хадсон с молотком и разводным ключом расширяет свой покрышечный бизнес. Отчаянно рвет когти, чтобы расшириться, так сказать, до самого Нью-Йорка. Поэтому сегодня у него, Джесси Сент-Джеймса, должно быть только золото.
Как-то раз, в одном из ресторанов Вегаса, где они неожиданно столкнулись с нахалкой Сантаной, до него никак не доходила одна вещь.
Джесси тогда с омерзением осмотрел сантанино платье танцовщицы кан-кана, аляповатый макияж и выглядывающий из-под юбки чулок. «Я собираюсь писать альбом, и мне нужны деньги, » - запальчиво объяснила Сантана. «И что, оно того стоит?» - Джесси хотелось ее как-нибудь поддеть. «Стоит, я ведь его и правда запишу!» - Сантана выглядела хмуро, но решительно. Она подняла подбородок и продолжила: «Я не боюсь упасть, если уверена, что поднимусь и смогу добиться всего, чего хочу. К тому же, я тут типа звезда!»
Наконец-то Джесси ее понял.
Тем временем, автобус занял место на паркинге перед мьюзик-холлом. Монашки стали шумно выгружаться и нервно мять сумочки. Предстояло построить их по парам, провести за кулисы и дать напутственную речь.
…
- Рэйчел, мои выиграли! Они взяли золото!
- О, круто. Поздравляю, – у нее упаханный за день прослушиваний голос. Говорит полушепотом.
- Ну как, теперь я достаточно успешен для тебя?
- Приду-урок, - Джесси знает, что она сейчас улыбается.

Все высоты достигаемы. Чаще всего вопрос остается лишь во времени, которое требуется, чтобы взять очередную высоту. В жизни Дейва одной из самых непреодолимых высот оказалось столкновение с прошлым.
— Если не хочешь, можем не идти.
Очевидно, что Дейву было тяжело принять решение.
— Должно быть, это знак. 'Тана, ну вот сама посуди: мы только возвращаемся в Лайму, а тут эта встреча выпускников. Простое совпадение? Как будто сама судьба намекает, что мне необходимо это сделать.
Я не удержалась и расплылась в улыбке. Не из-за того, что Дейв сейчас немного напоминал тринадцатилетнюю девочку, которая верит во все приметы, предсказания гадалок и гороскоп (хотя ни в одно из перечисленных он, на самом деле, не верил), но потому что не постеснялся озвучить свои мысли вслух. Вы вот сами подумайте: если бы вы были парнем, смогли бы признаться кому попало в том, что верите во всякие знаки? Пусть и не всегда, но изредка. В таком можно признаться только самому близкому человеку. Человеку, которому доверяешь.
Дейв доверял мне уже очень давно, целиком и полностью, и доверие его было взаимным. Но каждый раз, когда оно, это доверие, проявлялось так откровенно, вот как сейчас, мне становилось так тепло внутри, и, казалось, я никогда не устану испытывать это чувство. Так похоже на настоящую любовь. Не то чтобы мы с Дейвом не любили друг друга по-настоящему. Наоборот, наши чувства, пожалуй, были намного искренней, чем у многих других. Они не были испорченны эгоизмом, что свойственен страстной влюбленности, но были питаемые пониманием и благодарностью. Однако, иногда этого просто недостаточно, и каждый из нас все равно продолжал искать человека, с которым можно было бы разделить обе крайности.
— С другой стороны, я совершенно к этому не готов, — Дейв вскинул руку и помотал головой, выражая всю свою растерянность. На некоторое мгновение он замер, глубоко задумавшись о чем-то своем. Я дала ему несколько мгновений побыть наедине с собой, а затем нетерпеливо пошевелила пальчиками. Дейв автоматически уловил намек и вернул руку обратно на мою ступню, продолжив разминать затекшую ножку. Я откинулась на диванные подушки, сосредоточившись на удовольствии, что доставляли его сильные пальцы, когда проводили по моей чувствительной коже, но краем глаза продолжала следить за Карофски. Дейв пребывал настолько глубоко в себе, что даже не заметил, как ловко я подсунула ему вторую ногу. Господи, он было богом массажа!
Если бы лет десять назад кого-нибудь из МакКинли спросили, кто, по их мнению, никогда бы не пришел на встречу выпускников, вы могли бы услышать много разных имен, начиная, конечно же, от участников хора и заканчивая кем угодно. Но никогда вы не услышали бы в этом списке имени Дэвида Карофски. Как можно? Успешный футболист, талантливый хоккеист, лидер движения по защите неудачников, Король Бала, одним словом — элита. Кто мог бы предположить, что из всех учеников МакКинли Хай именно Дэвид Кафроски окажется тем, кто будет возвращаться в школу лишь в страшных снах.
— Перестань, Дейв. Ты от перенапряжения сейчас сознание потеряешь, а мне совершенно не в кайф выползать из-под твоей размякшей туши.
Карофски тяжело вздохнул и неловко мне улыбнулся. Как бы извиняясь за то, что не смог принять окончательного решения.
Не в этот раз.