Т08-05 - Давно уже не было Блейнофски в марафоне. И очень достойное возвращение. Дэйв альфа-самец прямо. Наконец-то он принял себя таким, какой он есть, да ещё как себя ведёт. Шикарная работа.
Т08-08 - Неплохой драббл. Мне понравилось как вы описали одну и ту же ситуацию с двух точек зрения. Противоречивых точек зрения. Но благодаря вам, меня что-то зацепило в матери Сью и Джинни. Ранее мы только видели Дорис глазами Сью, а теперь мы сняли эту призму и рассмотрели настоящее этого человека. И оказалось, что всё совсем не так. Спасибо.
Т08-09 - Очень хороший драббл, сразу видно, что вы достаточно детально разрабатывали его. Очень приятно видеть как Сантана и Дэйв поддерживают друг друга, а именно Бритт подтолкнула Сантану перевернуть свою жизнь и впустить в неё перемены. Только, если честно, когда Сантана говорила, что дело за Дэйвом, я думала, что он признается, что он - гей. А оно вон как.
T08-23 - Какие прекрасные перемены. У меня, как и у многих, не укладывается в голове образ Сантаны = мамы, но всё же она осталась собой. Мне понравилось, что Сантана нашла ту, с которой решилась изменить кардинально свою жизнь. Понравилось, как Сантана разговаривала с Дэйвом, не забыв про старую привычку подколоть Дэйва, и, конечно же, конец. Идеально.
Т08-30 - Наверное, первый драббл о Майке, который меня не зацепил. Вы очень неплохо подали этот коренной перелом в его жизни, но почему-то я не верю, что всё его настолько угнетает уже 15 лет. Наверное, мне просто сложно в это поверить. А в целом драббл неплох.
Т08-37 - Одной цитатой можно описать мои чувства по поводу прочитанного:

Мне даже жаль, что вы превысили лимит, я бы с радостью проголосовала. Во-первых, этот фик окончательно переворачивает сознание. Во-вторых, очень здорово написано. Дерзко, смело и свежо. Никогда бы не представила их в такой ситуации, но вы это сделали. За что огромное спасибо.
T08-38 - Вот же автор какой парадокс. Вроде и написано неплохо, ощущения приятные первые абзацы оставили. Не знаю как, но у вас получается обрубать все мои ощущения на корню.

Точнее эта фраза мне бросилась сразу же в глаза, как только я открыла спойлер. Одна единственная и она ТАК меня покоробила. До сих пор не входит из головы "Я тоже люблю тебя, пойдём купаться!". Милый автор либо после признания не пишите ничего, либо придумайте другой способ завершать такие диалоги.

Прошу не обижаться, это всего лишь моё личное мнение.

Для меня не совсем любимый пейринг, но надо заметить вышло очень даже горячо и страстно. Ввиду моей безграничной фантазии, я представляла себе каждый момент данного драббла. За это и первое место.

Легкий и местами воздушный, для меня по крайней мере.
Конечно не совсем привычно видеть рядом с Сантаной не Бритт, но в этом в есть перемены, не всегда получается все так, как хочется. И да, образ Сантаны - мамы, не совсем вяжется с тем образом, который мы привыкли видеть. И очень понравилось окончание, что может быть и у Курта с Дэйвом тоже получится полноценная семья.

Понравилось то, что Сантана и Дэйв друг друга поддерживали. Признаться, это всегда так сложно, не всегда знаешь как отреагируют окружающие. И хорошо, что Сантану приняли такой, какая она есть. И у Дэйва, я уверена, все должно сложится хорошо. Главное, решится что-то в жизни поменять.

Омг... троица лучший была очевидна, но я прямо-таки замучилась, пока распределяла места. Благо, комментирование каждого фика всегда помогает точнее определиться))

Т08-05: Ну я люблю Блейнофски. Люблю. А ТАКОЙ блейнофски тем более люблю! И автора люблю. Спасибо, кончила.
> Вдуй, детка, вдуй! -
> Помолчи, Андерсон. Не хочешь молчать - кричи, только не разводи соплей. - Обожаю такие фразы!

Т08-08: Интересная задумка, но Сью показалась мне какой-то уж слишком нежной. Особенно в сочетании с песней битлов. Понравилась мысль Дорис о том, что она мстит Богу, совершая самый страшных грех.

Т08-09: Замечательный Сантофски/Дэйтана-френдшип! Очень нравится, как пишет автор и, конечно, как передана тема челленджа. Читалось легко и с большим удовольствием. Дэйв, записывающийся в хор - ах, мечты, мечты! Лучи любви автору!

Т08-23: Спасибо за Мэг! Еще никогда я не радовалась так оригинальному персонажу! Наконец-то у Сантаны есть очаровательная спутница, и это не Бриттани. И за замечательную атмосферу. И приближающиеся перемены ощущаются очень четко. Все уже хорошо, но будет еще лучше! Они заслужили это счастье. :3
И заметила кое-что... Автор курит "Честер"?)

Т08-30: О. Неожиданно... Майк всегда выглядит таким жизнерадостным, несмотря ни на что. И почему-то мне представляется, что остальные так и продолжали видеть его таким, не обращали внимание на его меланхолию, на то, как рвалась его душа из плена костей, мяса и кожи. Надеюсь, по ту сторону жизни он найдет мелодию, что закружит его в желанном танце. И, конечно же, подпоет ей.

Т08-37: Второе "О". Меня разрывают противоречия относительно клейнофски, но это было горячо. Спасибо, кончила. Далее у меня следуют одни нечленораздельные звуки и глупое бормотание...

Т08-38: Очень милая зарисовка. Понравилось описание первого поцелуя, сопротивление Сантаны,
> Я тоже люблю тебя, ты вкусная...
Да, это Бриттани.

Пакет из супермаркета порвался, когда Дэйв вытаскивал его из багажника. Чертыхаясь, Карофски нагнулся, подбирая выпавшую банку пива. Хорошо хоть, ничего бьющегося не купил. Сегодня решил обойтись без виски.
В кармане пиджака заиграла мелодия входящего звонка. Прижимая одной рукой пакет к груди, Дэйв, морщась, добрался до телефона и ответил, не глядя на дисплей.
– Да?
В трубке молчали, и Дэйв повторил с раздражением:
– Да?
– Я прочитал твою книгу, Карофски.
Пакет под рукой слегка хрустнул. Дэйв смотрел на лужицу бензина на асфальте, в которой отражался свет фонарей у ограды стоянки.
И не отвечал.
– Знаешь, мне понравилось. Особенно та часть, где… Стивен уезжает в Нью-Йорк, а Тони пишет о своих переживаниях. О том, как он скучал и… Я даже зачитать могу.
На стоянку заезжает еще один автомобиль. Дэйв пристально смотрит на вспыхивающие красным огни, прижимая нагревшуюся от его дыхания трубку к уху.
– «…и внезапно на меня снизошло откровение. Озарение. Да нет, меня словно взяли за шкирку и ткнули лицом в правду. Стивен был далеко, навсегда недосягаемый и потерянный для меня, и пришло понимание: мне было плохо, когда он был близко, но после того, как он уехал, стало просто невыносимо. Не видеть его, быстро идущего по коридору, задрав подбородок, не слышать его смешной высокий голос, не ловить его внимательные взгляды, – я задыхался без этих мелочей, я чувствовал себя так, словно потерял самого важного человека, что, в общем-то, и было правдой, той самой проклятой правдой, обрушившейся на меня».
Дэйв медленно опустился на корточки, не выпуская из рук пакет и телефон. Закрыв глаза, склонив голову, он вслушивался.
– Почему это у меня «смешной голос»? – немного обиженно спросили на том конце – провода? мира?
– Так мне всегда казалось, – тихо сказал Дэйв. Из телефона послышался негромкий мелодичный смех. Дэйв сделал глубокий вдох.
– Значит, ты прочитал, – произнес он.
– Да, – голос стал серьезным.
Они замолчали. В тишине слышались шаги человека, уходящего со стоянки, поставив автомобиль.
Дэйву хотелось задать миллион вопросов. «Откуда у тебя мой номер?», «Как поживаешь?», «Что ты почувствовал, прочитав книгу? Узнав в ней нас?»
Но вместо этого он сказал:
– Встреча с читателями будет в «Barnes&Noble», на пятой, послезавтра.
Приглушенный смешок.
– Карофски, я в Лондоне.
Дэйв открыл глаза. Годы идут, а он по-прежнему с блеском может выставить себя дураком.
И просто невозможно перестать улыбаться. Этот голос.
– Удачи на этой твоей встрече.
Дэйв не сразу справился с комком в горле. А когда он выдавил «Спасибо», из телефона уже доносились короткие гудки.

***
Дэйв торопливо заворачивает за угол, спеша догнать удаляющуюся невысокую фигуру.
– Курт! – задыхаясь, окликает он.
Уроки закончились, и в коридорах школы тихо. Дэйв знал, что Курт сегодня пойдет на занятия хорового кружка, так что он специально ждал, прохаживаясь поблизости от класса. Но все равно едва не упустил.
Курт останавливается посреди коридора, поворачивает голову. Свет из высокого окна освещает его сбоку, мягко озаряет лицо. Все еще не отдышавшись, Дэйв смотрит, невольно изо всех сил пытаясь запечатлеть этот момент в памяти. Запомнить прямой взгляд светлых глаз, вопросительное, выжидающее выражение лица, то, как привычно Курт сжимает пальцы на ремне сумки, как вскидывает голову, отбрасывая волосы со лба, прежде чем спросить:
– Что такое, Дэвид?
Дэйв против воли улыбается, слыша, как Курт произносит его имя.
– Я хотел поговорить с тобой.
Он подходит ближе. Курт поднимает подбородок, смотрит Дэйву в лицо снизу вверх. Он выглядит таким невозмутимым, словно для него не заканчиваются вот-вот школа и занятия с хором, словно не меняется стремительно вся его жизнь. А у Дэйва все внутри переворачивается от понимания: это последний раз, когда он видит Курта так близко.
– О чем? – Курт чуть приподнимает брови.
Дэйв отводит взгляд и теперь смотрит на верхнюю пуговицу рубашки Курта. Отглаженные края воротника строго обхватывают шею, узел галстука завязан с безупречной аккуратностью. В Курте вообще так много безупречного, пугающе идеального. Это почти ослепляет, слишком яркое сияние.
Дэйв пытается вспомнить все заготовленные слова, но в голове тоскливая пустота. Сердце больно бьется в груди.
– Знаешь, Курт…
Где-то за углом хлопает дверь класса, раздаются негромко переговаривающиеся голоса. Дэйв вслушивается в них с отчаянием, так, будто нет ничего интереснее в этот момент, – но не может понять ни слова.
Курт смотрит пристально, и Дэйву вдруг вспоминается их разговор в коридоре примерно год назад. Его паника. Невозмутимость Курта. Его собственные слезы. И смягчившийся взгляд Курта, и его тихое «Я знаю». Дэйв помнит, какое безумное облегчение разлилось в нем после этих слов. Если бы он не разревелся еще до этого, то после участливой фразы Курта точно не смог бы сдержаться. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Я хотел сказать тебе…
Слова похожи на потерянные кусочки мозаики, раскиданные во все стороны. Дэйв ищет их, подбирает, пытаясь состыковать неровные края, но картинка не желает складываться. И он еще больше теряется.
– Я знаю, ты уезжаешь в Нью-Йорк совсем скоро, и… Я подумал… Мы же больше…
Он стискивает зубы, злясь на свою неловкость. Курт молчит, не сводя с него взгляда, а Дэйв боится посмотреть ему в глаза, чтобы не увидеть там насмешку, презрение, или, еще хуже, – безразличие.
Курту наплевать, говорит себе Дэйв и не замечает, как бессильно поникают его плечи. Курту наплевать, и все бессмысленно.
Дэйв собирает всю силу воли и твердо произносит:
– Просто хотел пожелать тебе удачи.
Он принуждает себя поднять взгляд. И замечает легкую улыбку, притаившуюся в уголках губ Курта. Дэйв помнит эту улыбку – он уже видел ее год назад, и тогда она тоже была адресована ему.
Может быть, у Курта Хаммела есть улыбка только для него, для Дэйва Карофски?
Маленький сокровенный дар на прощанье.
– Спасибо, Дэйв, – говорит Курт своим высоким голосом, а Дэйву неудержимо хочется рассмеяться. И, пожалуй, взвыть – самую малость.
– Ну, тогда… Наверно… – он спотыкается на каждом слове, словно идет по острым камням босыми ногами. Опускает голову. Ему снова не хватает этой проклятой смелости.
Курт вдруг делает к нему быстрый шаг и обнимает. Дэйв вздрагивает всем телом, каменея, боясь шевельнуться и даже вздохнуть. Он потрясен, оглушен, ему кажется, что он сошел с ума, но все же не настолько, чтобы упустить этот миг. Дэйв осторожно обнимает Курта обеими руками, не прижимая к себе, – он страшится сделать что-то неправильно. Курт в его руках такой эфемерный, легкий и хрупкий. Дэйв чувствует его стройное тело невозможно близко рядом с собой, ощущает его тепло, слышит каждый его вдох.
Несколько секунд Дэйв держит своего журавля в руках. Курт снова делает это с ним: выбивает почву из-под ног, забирается под кожу, проникает куда-то в самую глубь. И каждый раз что-то открывает для Дэйва заново, в мире и в нем самом.
Курт – его откровение.
Объятие заканчивается – оно было совсем мимолетным в действительности. Курт отступает, усмехаясь. Его щеки покрывает чуть заметный румянец.
Дэйв изо всех сил напоминает себе, что должен держать себя в руках.
– Мне пора, – говорит Курт. Дэйв молча кивает.
Хаммел уходит от него прочь, не оглядываясь, уверенной походкой, как обычно.
Дэйв отпускает.

***
– Если у вас больше нет вопросов к мистеру Карофски, дамы и господа, можете подходить к нему по одному за автографами!
Дэйв устало улыбнулся первой подошедшей читательнице, протягивающей ему экземпляр книги, открытый на форзаце.
– Ваше имя?..
– Дорис, – выдохнула она, прижимая пухлую руку к груди. Дэйв кивнул, быстро расписываясь на белой бумаге.
Это была уже третья его книга, вышедшая в свет, и уже бог весть какая по счету встреча с читателями, так что Дэйв давно не ощущал благоговейного чувства при виде очереди людей, ждущих, чтобы взять автограф у него, Дэвида Карофски, некогда простого парня из городка Лайма, штат Огайо.
Люди подходили один за другим, их лица сливались, становились до жути похожими. Дэйв все писал и писал несложные пожелания, не переставая улыбаться. Изнутри поднялась волна тошноты. Это все просто усталость, сказал он себе.
И разочарование.
Он не посмотрел на подошедшего, когда на стол перед ним упал очередной экземпляр «Откровения». Только поинтересовался:
– Кому подписать?
– Стивену, – мягко ответил чистый высокий голос.
Дэйв медленно поднял голову. Как будто вынырнул из темной воды.
Перед ним стоял невысокий парень, одетый в толстовку с натянутым капюшоном. Глаза были скрыты за непроницаемыми стеклами очков. Тонкие губы усмехались, и Дэйв не мог отвести от них взгляд.
– От Тони, – подсказал знакомый голос. Карофски пододвинул к себе книгу. Он писал, чувствуя на себе взгляд из-за темных очков, и буквы выходили неровными. Наконец Дэйв захлопнул книгу и протянул ее. Кончики пальцев – его и чужих – соприкоснулись на короткое мгновение.
– Спасибо, – в голосе была слышна насмешка, но Дэйву показалось, что он различил и нотки удивления. Или даже огорчения. Он упорно смотрел на свои руки, сложенные на столе.
– Я следующий! – парня в толстовке отодвинул нервный тип, судорожно сжимавший книгу Дэйва в руках. – Для меня это такая честь! Ваша книга столько значит для меня!
Дэйв машинально улыбнулся ему, почти не слыша, что он говорил. Парень, стоявший перед ним минуту назад, уже пропал из виду.

Дэйв толкает дверь кафе, и раздается мелодичный звон. Карофски входит внутрь, бездумно засовывая стиснутые кулаки в карманы куртки. Ищет глазами знакомую фигуру.
Находит.
Он идет вдоль барной стойки, мимо столиков, не ощущая пола под ногами. Его просто влечет вперед неведомая сила, кажется, Дэйв просто больше ничего не решает. Он покоряется и плывет по течению.
– Курт.
Такое короткое слово. Одно движение губами. Выдох.
Курт откидывает капюшон, снимает очки. Дэйв замечает, какие усталые у него глаза.
– Дэвид. Твое послание читателю было неожиданным.
Дэйв усмехается, занимая место за столиком напротив Курта.
– Мне показалось, ты расстроился, когда я сделал вид, что не узнал тебя.
– Так и было, – спокойно говорит Курт. Перед ним лежит книга Дэйва, и Хаммел задумчиво поглаживает глянцевую суперобложку.
От маленькой лампы в середине столика исходит приглушенный свет. Дэйв чувствует себя до странного уютно, глядя на задумавшегося о чем-то Курта, которого не видел без малого десять лет.
Он не знает, что сказать, но на этот раз молчание не кажется мучительным. Все так, как и должно быть.
– Почему ты не сказал мне тогда? В нашу последнюю встречу? – спрашивает Курт.
– Мне казалось, тебе будет все равно.
Одна за другой проносятся машины по ту сторону окна. Пожилая пара через столик весело переговаривается, всматриваясь в строчки меню.
– Знаешь, Дэйв…
Их взгляды встречаются.
Десять лет бесполезных попыток освободиться, не думать, забыть. Дэйв смотрит в ясные глаза Курта, и время поворачивает свой ход вспять, несется стремительно, приближая его к лету после выпускного класса.
И слова вдруг рвутся на волю.
– Я хотел позвонить тебе, столько раз набирал твой номер, я думал поехать к тебе на выступление, каждый раз заставлял себя не делать этого, я так… Курт…
– Я знаю. Я знаю.
Курт улыбается Дэйву той самой улыбкой .
– Я тоже.

Финн теребил в руках ручку, ожидая приговора.



Курт выхватил у него ручку и приписал:



- Вот так, - сказал он, еще раз пробегая глазами «список достоинств». Он передал его Финну и встал из-за стола. – Думаю, что мои дополнения наиболее правдиво выразят всеобщее мнение.
- Ага, - только и сказал Финн.
Все началось пару дней назад, когда он вновь начал встречаться с Квинн. Они столкнулись с Рейчел в коридоре, когда она дала ему понять, что он ей все еще не безразличен.
Всю ночь он пытался это все переварить и, когда он, заспанный, варил на кухне кофе, ему пришла в голову мысль посоветоваться с кем-нибудь. Сводный брат, бодрый и свежий, спустившийся уже при полном туалете, подходил для этого как нельзя лучше.
- Доброе утро, Финн, выглядишь отвратительно, надо сказать. – Он весело схватил гренок, который, Финн, собственно, готовил для себя, и намазал его апельсиновым джемом.
- Слушай, Курт, - неуверенно начал Финн, подсаживаясь рядом. – Мы же вроде как братья, да?
- Только не говори, что снова не подготовился к тесту по математике, и я должен написать тебе ответы, как в прошлый раз! – Воззрился к потолку Курт. Финн и на самом деле забыл об этом тесте, за всеми этими переживаниями, но сейчас его интересовало другое.
- Нет… Ты знаешь, я уже неделю вновь встречаюсь с Квинн…
- И я не сказано рад этому, потому что мне не приходится постоянно сталкиваться с Рейчел не только в школе, но и дома… - легкомысленно ответил тот.
- Да… но ты знаешь, я начинаю сомневаться…
- Правильный ли выбор ты сделал? – Финн с удивлением воззрился на брата. – Друг мой, эта проблема столетиями висит над человечеством дамокловым мечом, - снисходительно отозвался Курт. – Ладно, слушай, напиши список тех черт, которые ты замечаешь в них. Возможно это наглядное сравнение поможет тебе разобраться в собственных чувствах.
- Да, - воодушевился Финн. – Да! Спасибо, приятель!
- Не за что, - усмехнулся Курт, вытаскивая второй тост.
Весь день Финн украдкой наблюдал за обеими девушками, делая маленькие пометки в блокнот. А потом дома составил этот список.
Ему нравилась Квинн, она была идеальной девушкой во всех отношениях, только его напрягали ее постоянные разговоры о том, что они должны стать королем и королевой бала. «Как будто ей только этого от меня надо», - иногда с раздражением думал он.
Через несколько недель прошел выпускной. А на нем… Ну вы сами знаете. Ему показалось, что Джесси немного перегнул палку, позволяя себе лишние вольности с Рейчел. Финн никак не мог оторвать взгляда от рук Сент-Джеймса, блуждающих по ее телу. Потому и заварил всю эту кашу.
Примчавшись домой и хлопнув дверью своей комнаты после того как тренер Сильвестр его выгнала, Финн пару раз ударил ногой ни в чем не повинный стул и перекинул бейсбольный мяч в угол комнаты. Тот отскочил и попал в рамку с фотографией отца, которая тут же зазвенела выбитыми стеклышками. Этот звук немного его отрезвил. Он поднял рамку и вытащил из нее фото. Потом положил его на полочку шкафа.
Кэрол некоторое время тихонько стучалась в дверь, но Барт упросил ее оставить Финна одного. Тот лежал на кровати в полной темноте, думая обо всем, что происходило с ним с момента, когда он вступил в «Новые направления».
Его жизнь столько раз была полна сомнениями, болью от предательств, что он совсем запутался. «Вот оно, женское коварство, - думал он. – С какой легкостью они нас обманывают!». Взвешивая все свои чувства, он повалялся еще немного. Квинн победила тогда, но сейчас…
Финн сел за стол и включил настольную лампу. Он достал тот самый список из нижнего ящика стола, взял ручку и принялся его исправлять.



«Конечно, Сэм лучше, по сравнению с Сент-Джеймсом… Однако сокрытие Квинн отцовства от меня снимает с нее сто очков», - думал он, уже рисуя бессмысленные узоры на полях листка. Теперь-то он знал, что все указывает на Рейчел…
Финн выключил свет и посмотрел на луну. Она была полной и ярко освещала все вокруг. Финн выгнул шею, стараясь увидеть шоссе по дороге в школу, может быть, он увидит там кого-то из знакомых… Может быть, Рейчел бежит к нему с признаниями… Или ее перехватил Сент-Джеймс…
Финн помрачнел и заходит из угла в угол.
Возможно, шокированная бедняжка ушла и уже спит и видит прекрасные сны о нем. Действительно ли она любит и думает о нем? Очень на то похоже. Рейчел всегда останавливала свой взгляд на нем, когда он проходил мимо. Она наивна и романтична, даже когда пытается скрыть свои чувства под маской безразличия.
Определенно она думает о нем. И если ей что-то снится, то почему бы не он? И ему будет сниться она. А что, это мысль: пораньше лечь спать, чтобы поскорее увидеть ее.
По крайней мере, во сне им не надо будет беспокоиться о реакции Квинн. Во сне они не будут испытывать чувство вины. Там ему дела нет до того, что он предал кого-то, кто возможно любит его.
Заснула ли она уже? Вряд ли, должно быть, она еще веселится вместе со всеми, но она может просто о нем думать. Как раз в эту минуту. Представлять его лицо…
Парень лег на кровать. Интересно, она тоже лежит сейчас на кровати?
Внезапно он сел. Спать? Нет, невозможно. Он просто не сможет заснуть сегодня ночью. Слишком много переживаний, слишком много в нем накопилось энергии.
Еще ни разу в жизни Финну не случалось испытывать такого сильного волнения, вызванного столь исключительно приятным чувством, никогда еще не бывало с ним, чтобы мучительные беспокойства и страхи сменялись вдруг с такой скоростью. А Квинн? Разве он когда-нибудь чувствовал себя так с ней? Да, но не так. Такого он еще никогда не испытывал.
Перевалило глубоко за полночь, когда он решил дойти до ее дома. Просто так. Он просто не мог сейчас оставаться наедине со своими мыслями.
Выйдя из заднего входа, чтобы не наткнуться случайно с родителями, которые, впрочем, наверняка уже десятый сон видели, Финн выскользнул из дома. Он разгладил пиджак, немного встряхнулся и зашагал по шоссе.
Вот и ее дом. Окна были темны, только над входной дверью одиноко горела лампа. Итак, она в постели. Спит и видит его во сне или не может заснуть, думая о нем. Или нет? Его мозги заработали в другом, не столь романтическом направлении.
Яркий свет фар и музыка заставил его отпрянуть и спрятаться в ближайшем кустарнике. Рейчел выбралась из машины и расцеловалась с Мерседес. Сэм помахал ей рукой из открытого окна. Машина сорвалась с места и свернула за поворот. Рейчел, отдышавшись и посмотрев ей вслед, направилась ко входной двери, гремя ключами в клатче. Финн потихоньку выбрался из своего укрытия и подошел к ней со спины.
- Рейчел? – девушка вздрогнула и развернулась.
- Ах!
- Тсс, - прошипел Финн, закрывая ей рот своей ладонью. Она попыталась вырваться. Бесполезно. Такой медведь хоть кого удержит.
Когда она успокоилась, он убрал руку и поцеловал ее в губы, точнее, просто приложил свои губы к ее и, когда почувствовал ее ответ, ослабил хватку.
- Что ты здесь делаешь? Ой, у тебя, кажется, бровь рассечена!.. – немного виновато сказала она.
- Знаешь, я просто хотел посмотреть, горит ли у тебя свет, - признался он.
Рейчел пристально вгляделась в него и почувствовала, что начинает таять в его объятьях. Ее руки легли на плечи Финна. Она улыбнулась и притянула его к себе. Не надо слов, не надо объяснений, все и так было понятно. Милый, милый финнестый Финн… Они еще долго стояли под ее окнами, в тишине. Он слушал ее прерывистое дыханье, она его тяжелые вздохи…
***
Курт, пришедший домой под утро в прекрасном расположении духа был удивлен реакцией Кэрол, бросившейся к нему с расспросами, не видел ли он Финна. Барт поделился мыслью о том, что Финн мог пойти к «этому Сент-Джеймсу, чтобы начистить ему рожу».
Тогда Курт бегом поднялся в комнату брата, в которой царил небольшой разгром. Он заметил под лампой исправленный «список достоинств» и улыбнулся.
- Без паники, родные, - сказал он, спускаясь вниз. – Финн находится в компании Рейчел Берри, чью болтовню нам, кажется, придется выслушивать еще долгое время… И знаете что? Это прикольно.

*Весна любви напоминает нам
Апрельский день, изменчивый, неверный.
То весь он блещет солнечным теплом,
То вдруг нахмурится сердитой тучей.
Шекспир «Два веронца» д.1, явл.3

Капля медленно ползет по пустому стакану, преодолевая небольшое расстояние за считанные секунды и растворяясь на дне. Азимио тяжело вздыхает и тянется за бутылкой, наполняя сосуд золотистой жидкостью, не жалея, до самых краёв. Просто чтобы успокоится, унять дрожание рук и прогнать тяжелые мысли. И эту боль. Не физическую, еле ощутимую, разливающуюся в районе груди. А всё из-за этого предательства. Да, предательства, других слов просто нет. Друг оказался не таким, каким ты его представлял. Любил, ценил, ставил на пьедестал. Лучший друг. Он оказался другим. Всё это выяснилось внезапно. Откровение. Лучше бы его не было. Тогда бы всё не пошло под откос. Жили бы как прежде.

Азимио так и не притрагивается к стакану – алкоголь только усилит тупую боль. Закрываешь глаза, пытаясь забыться – но мозг воспроизводит диалоги. Снова и снова. Как будто кто-то включил функцию «повтор».

***

-Я гей, - смотря в глаза, буднично, как будто, так и должно быть.

-Что? – Азимио удивленно уставился на друга. Он наверно шутит. Да, точно, это шутка. И плевать, что сегодня не первое апреля. Это просто не может быть чем-то, кроме шутки.

-Зи, я гей, - голос Дэйва становится более обеспокоенным. – Ты мой друг, я должен был рассказать. Зи?

Азимио начинает пятиться назад, натыкаясь и опрокидывая по пути несколько стульев. А потом разворачивается и убегает. Как последний трус. Он просто не был готов к таким признаниям. Он вообще ненавидит всякие там откровения. Ты проваливаешься в них, тонешь, чувствуя, как они впитываются в каждую клетку твоего тела, заставляя чувствовать тебя ответственным. Ответственным за этот самый секрет – он как будто виснет и над тобой, а потом тяжелым крестом падает на плечи.

Отбежал от дома Карофски сотню метров, Азимио прислонился к дереву, пытаясь отдышаться. Содрогаясь от кашля, он, казалось, пытался избавиться от того, что засело слишком глубоко. Теперь откровение Дэйва стало и его частью.



***

Стук. Громкий, настойчивый, где-то на окраине сознания. Азимио резко вскидывает голову, понимая, что он проспал сидя всю ночь.

-Сынок, просыпайся! - голос миссис Адамс проникает сквозь дверь, маленькими молоточками стуча по еще недостаточно трезвому мозгу. – И даже не вздумай прогулять сегодня школу – тебе надо исправлять оценки!

-Мам, да проснулся я уже! – Азимио пытается крикнуть как можно громче, но ничего не выходит – в горле пересохло, и тембр голоса стал как бумага. Шершавым, режущим, немного скрипучим.

За дверью становится тихо – лишь в коридоре слышится удаляющийся звук шагов. Азимио быстро приводит себя в порядок, попутно уничтожая следы вчерашней посиделки.

Спускается вниз, улавливая запах домашней выпечки и горячего кофе. Один из принципов миссис Адамс – муж и сын не должны уходит на работу и в школу голодными.

-С добрым утром, сынок, - отец откладывает утреннюю газету и пристально смотрит на Азимио. – Я могу тебя кое о чём спросить?

-Конечно, пап, - парень садится напротив, облегченно вздыхая – разговоры с отцом хоть немного отвлекут его от той темы. Такой липкой, тягучей, неприятной.

-Сынок, вы с Дэйвом поссорились? – обеспокоенно начал мистер Адамс. – Просто раньше он часто приходил к нам в гости, а сейчас… ты вообще не говоришь о нем.

Азимио почувствовал, как сердце пропустило глухой удар. Ну почему именно сейчас. Он еще не свыкся с этим признанием. Не разобрался. Но он должен кому-то высказаться. Попросить совета. Держать в себе такое так тяжело.

-Пап, - парень косится на мать. – Я могу тебе кое о чем рассказать?

-Конечно, - уверенный кивок головы, - будь откровенен со мной до конца. Я пойму, Азимио. Я все пойму.

-Просто, - последняя мысль о том, рассказывать или нет, - Дэйв мне кое в чём признался. И мне сложно это понять. Принять. Смириться с мыслью, что он не такой.

-Он оказался одним из тех людей, которых ты осуждаешь? – на секунду Азимио показалось, что отец всё понимает.

-Да и….

-А теперь ответь, - мистер Адамс грубо прервал сына, - почему ты дружишь с Дэйвом? Потому что он, например, футболист или потому что он человек, который тебя понимает? Можешь даже не отвечать – просто подумай об этом, прежде чем осуждать его.

***

Азимио мрачным взглядом окидывает коридор, ища Дэйва. Просто кое-что проверить. Поговорить. Прояснить все до конца. Пришло время для его откровений. Карофски обнаруживается пугающе быстро - Азимио не успевает все как следует обдумать. Дэйв как всегда сопровождал какого-то ботаника. Или неудачника. Или гея. Гей. Слово отдается неприятным импульсом, но Азимио решает идти до конца. При виде серьезного Адамса, паренек испуганно прячется за Карофски. На всякий случай.

-Нам надо поговорить, - прямо, кратко и уверенно. Но уверенность только видимая - внутри творится что-то невообразимое.

Дэйв оглядывается на мальчишку, но все-таки выходит с Азимио на улицу. Там безопасней - шум толпы поглощает любые слова, оставляя все секреты внутри себя.

-Дэйв, прости меня. Прости за то, что я избегал тебя. Но пойми, это тяжело. Тяжело осознавать, что твой лучший друг что-то скрывал о тебя, - от волнения Азимио путался в словах, говоря быстро и проглатывая окончания. - И я скучаю. И не хочу разрывать дружбу. Мы не будем притворяться, что ничего не было, просто... давай не обращать на это внимание.

Несколько минут парни молчали, укладывая в голове признание.

-Зи, я тебя обожаю, - Дэйв потянулся к другу, заключив его в крепких объятиях.

-Я надеюсь, что как друга, - прохрипел Азимио, - а не как...

-Заткнись, Адамс, - Дэйв отпустил приятеля, громко рассмеявшись, привлекая к себе внимание случайных прохожих.

Азимио улыбнулся, думая о том, что, в принципе, в жизни ничего не изменилось. Они по-прежнему друзья. Но только теперь они стали намного ближе. Потому что только с настоящим другом ты можешь поделиться самым сокровенным.

- А потом Финну пришлось голышом догонять наше авто, - смеясь, закончила Рейчел.
- Ну, с вами всё ясно, - Квинн повернулась к Лорен. – Твоя очередь, Зайзис.
- Нет, - Лорен поднялась и молча вышла из хоровой.

Что за идиотская идея с этим вечером откровений? Начался учебный год, все остались после занятий, чтобы обменяться впечатлениями за лето, а этой блондинистой заразе Квинн вдруг захотелось сыграть в откровения. Откровенно расскажите, как у вас прошло лето! И больше интимных подробностей! О, как у всех загорелись глаза. У всех, даже у нудных Берри и Абрамса. Нет, вы серьёзно? Я не сплю? Ущипните меня кто-нибудь!

Лорен влетела в пустой кабинет испанского и громко хлопнула дверью.

Откровения! Конечно же, всем понятно, с какой целью Квинн это нужно – узнать подробности отношений Финна и Рейчел, прикрывшись этой игрой. Но я-то здесь при чём? Или у неё есть планы на Пакермана? Хочется узнать, как далеко мы зашли? Никуда мы не зашли, Квинн, никуда. Разве что в тупик. Эти отношения были обречены с самого начала, это противоестественно, так не бывает в жизни. Спортсмен, красавчик, переспавший с половиной школы, если не больше, и я – исчезающий вид белого носорога. Права была Сантана, права, как никогда, я сама так о себе думаю. Но думать так о себе и слышать от кого-то – разные вещи.

Полюби себя, и тебя полюбят другие, как относишься к себе, так и другие будут к тебе относиться, бла-бла-бла и всё такое – ненавижу эти «мудрые» изречения. Тот, кто их придумал, никогда не был изгоем, лузером, неудачником. Вот, к примеру, Берри. Она любит себя так, как никто и никогда её любить не будет. И что? Она стала всенародной любимицей? Бред это всё, бред. Я никогда не любила себя, потому что невозможно любить себя такую, потому что собственное отражение в зеркале противно. Нет, не так. Я ненавижу собственное отражение.

Этот чёртов гормональный сбой, будь он трижды проклят! Вес набирался даже от воды, мне казалось, что я толстею с каждым вдохом. Да, балериной мне стать было не суждено, поэтому занялась спортом. Результат – ноль. Разве что научилась броску через бедро. Там, в спортивном зале, я могу выместить всю свою обиду, злость и разочарование. Только не помогает это. Никак. Сколько раз мне хотелось заснуть и не проснуться больше никогда. Всему есть предел. Иногда мне кажется, что я иду вдоль края пропасти – один неверный шаг – и вот моя тушка уже стремительно летит вниз и разбивается об острые скалы. Иногда я этого хочу, очень.

Никогда не верила, что с Пакерманом у нас что-то получится. Не из-за него, из-за меня. Он, конечно, хотел перейти к следующей стадии, но… Я всё равно не могла поверить, что это не шутка, не розыгрыш, не чей-то спор. Зная обо всех его прошлых увлечениях, трудно поверить, что он серьёзно может что-то испытывать ко мне. Но мне плевать. Я придушила в себе сомнения и радовалась каждому дню, проведённому вместе.

Я вела себя так, чтобы никто не догадался, особенно он, что мне дороги эти отношения, что я хочу быть с ним, не смотря ни на что. Эта странная тактика сработала – Пак продолжал со мной встречаться. Странно, необычно и непривычно для меня – встречаться. Ходить на свидания. Быть в паре. И при этом осознавать нереальность происходящего.

Закончилось всё так же, как и началось. Непонятно, быстро и ожидаемо. Поездка на пляж всем хором поставила жирную точку в отношениях. Вернее, я сама поставила эту точку. Как будто я не знала, что все захотят купаться. Как будто я не знала, что не смогу раздеться и при всех войти в воду. Как будто я не знала, что, глядя на тоненькие фигурки Сантаны, Брит, Рейчел, я окончательно пойму абсурдность происходящего.

Уже третий год я прошу родителей дать согласие на липосакцию. Согласие и деньги. У меня остался один год до колледжа, где я не собираюсь появляться в таком виде. Либо так, либо никак. Я давно стащила у матери пузырёк со снотворным. Теперь я смогу заснуть и не проснуться. Достаточно откровенно, Квинн? Так откровенна я бываю лишь наедине с собой, вам это слышать не нужно.

И где мои шоколадные конфеты?

Секретарша Мэри сегодня выглядела особенно отдохнувшей и бодрой. Был ли причиной этому отдых на берегу океана или же она просто стала счастливой обладательницей утреннего секса, история об этом умалчивала. При виде Курта девушка как всегда расплылась в своей жемчужной улыбке и даже перестала раскладывать на ноутбуке пасьянс.
- Мистер Хаммел, добрый день.
- Здравствуй, Мэри.
- Одну секундочку, я о вас сообщу, - секретарша нажала своим наманикюренным пальцем кнопку на телефоне и слегка склонилась к аппарату. – Миссис Мидлер, к вам мистер Хаммел, по записи.
- Конечно, пусть войдёт, - прозвучал из динамика мягкий голос психолога.
Курт уверенно шагнул за дверь и остановился на пороге.
За прошедший год он успел изучить этот просторный кабинет вдоль и поперёк. Дорогая кожаная мебель, дубовый стол, опирающийся на массивные фигурные ножки, незамысловатые пейзажи в металлических рамках, бледно-жёлтый цвет стен. И воздух. Всегда чистый, свежий, живительный. Немного сладковатый, должно быть из-за находящихся тут вазонов с цветами.
Рут вежливо встала из-за стола и улыбнулась одними лишь уголками рта.
- Здравствуй, Курт.
Хаммел кивнул в знак приветствия.
Пройдя в центр комнаты, она деликатно указала ему жестом на кресло, после чего взяла со стола планшет и заняла своё обычное место у окна. Парень, помедлив, присел напротив.
Рут Мидлер была всего на пять лет старше своего посетителя. Её внешний вид всегда был безупречен. Строгие, но стильные деловые костюмы, идеально уложенная причёска, аккуратный и сдержанный макияж. А ещё от неё всегда приятно пахло. Но все эти тонкости были лишь фоном, задним планом её настоящего достоинства. Рут была подлинным профессионалом своего дела, человеком, которому последний год Курт доверял, как никому другому. Он выкладывал ей на стол свои мысли, выворачивал наизнанку душу, щедро делился переживаниями и размышлениями, от которых неприятно щемило где-то в груди. Самое личное и интимное. Он отдавал её всё, без остатка, не жалея ни капли, до полного опустошения, а Мидлер это послушно принимала.
Хаммел мельком посмотрел на умиротворённое лицо Рут и откинулся на спинку кресла. Затем опустил руку в карман брюк, достал оттуда пачку сигарет и закурил, чиркнув фирменной зажигалкой. Курт не был заложником пагубной привычки. Он помнил о своём голосе, поэтому позволял себе делать это лишь в кабинете Мидлер, незначительный раз в месяц. Горький дым, пропускаемый через лёгкие, позволял ему на время расслабиться и забыться.
В этот раз парень молчал дольше обычного. Его взгляд в какой-то момент зацепился за серебристую вещицу, занявшую место на рабочем столе психолога. Что-то вроде вечного двигателя, маятника, который монотонно раскачивался из стороны в сторону. Курт никогда не понимал, как она работает, но зрелище его завораживало. Когда огонёк на зажатой в пальцах сигарете достиг фильтра, он потушил её о мраморную пепельницу и не медля достал новую. Тишина в кабинете гостила уже минут десять, разбавляемая лишь едва уловимым шумом проезжающих за окном автомобилей.
Рут ждала. Она никогда не пыталась прервать размышления своего посетителя, каким-то образом поторопить, начать разговор первой. Мидлер знала, что Хаммелу нужно время, которое она каждый раз любезно ему предоставляла. И это, как и всё остальное, психолог делала крайне профессионально, поскольку молчание, несомненно, тоже нужно уметь выслушать.
Наконец подняв глаза на девушку, Курт решился прервать тишину, проговорив с придыханием:
- Сегодня четыре года, Рут, - затянувшись, добавил: - Четыре года тайных встреч. Четыре года поездок в дешёвый мотель, ночей в обшарпанной двадцать третьей комнате. Четыре года с ним и без него.
Голос Хаммела звучал ровно, почти спокойно, на одной ноте. Сигарета в руке продолжала исходить серпантином дыма. В очередной раз посмотрев на Мидлер, в его глазах отразились отблески вины, после чего Курт признался:
- Я звонил ей.
- Кому? – как всегда мягко поинтересовалась Рут, хоть и догадывалась, о ком идёт речь.
- Эмили. Его жене, - тихо пояснил парень.
Брови психолога едва заметно приподнялись.
- Курт... – почти шепотом. – Тебе не стоило этого делать.
- Нет... Нет, - тут же закачал головой посетитель. – Я ничего не говорил. Я просто... слушал. Её голос. Её «Алло», «Кто это?», «Вас не слышно»...
- С какой целью ты это сделал?
Хаммел затарабанил пальцами по обивке подлокотника.
- Я не знаю. Правда. Наверное, хотел почувствовать в её ответе какие-то эмоции, настроение. Что угодно.
- Ты почувствовал?
- Возможно. Я звонил им на домашний ещё несколько раз... Натыкался на её приветливое «Здравствуйте, вы позвонили в дом Эмили и Дэйва Карофски. К сожалению, нас сейчас нет дома, но если вы оставите своё сообщение после короткого сигнала, мы вам обязательно перезвоним». Бип.
Вторую сигарету вскоре сменила третья.
- А один раз трубку взял Сид, - уголки губ Курта слегка растянулись в улыбке. – Знаешь, у него... Голос такой, звонкий... Как колокольчик. Почти певческий.
Облако дыма в очередной раз рассеялось в когда-то чистом воздухе. Хаммел вновь замолчал, повернувшись лицом к окну, но через какое-то время спокойно произнёс:
- Я никогда тебе не говорил, Рут, - усталый взгляд остановился на лице Мидлер. – Я ведь... Часто приезжаю в этот отель, эту комнату, двадцать третью. Один. Просто задёргиваю шторы, ложусь на кровать и закрываю глаза, - вздохнув, Курт медленно сомкнул свои тяжёлые веки. – И окунаюсь. В воспоминания, в те ощущения, те ночи. Я мысленно переношусь туда, чувствую его прикосновения, его губы на своей шее, его сердцебиение под приятной тяжестью тела. Я прикасаюсь к нему, - пальцы Хаммела скользнули по обивке кресла. – Ощущаю, как обжигающее тепло накрывает нас с головой. Как меня начинает затягивать, куда-то глубоко. Там темно и тяжело дышать. Там грудь сдавливает спазм, а любые мысли улетучиваются в одну секунду. Там скользко, влажно, и в то же время приятно, невыносимо приятно. Его поцелуи на моей коже, как спасательный круг для утопающего, последняя надежда, забившая тревогу. Он нужен мне, а я ему. Вместе мы не утонем, продержимся какое-то время на поверхности, пока шипучая волна не вынесет нас на берег. Пока всё не закончится, и останется только откашлять солёную воду и разойтись в разные стороны.
Курт открыл глаза и затянулся, не заметив, как половина сигареты успела превратиться в крохкий пепел. Он снова посмотрел на Мидлер.
- Я ведь живу этими воспоминаниями, Рут. Дышу ими. Мне воздух не нужен, понимаешь? – горькая усмешка. – Я даже сигареты курю, такие же. Просто чтобы быть к нему ближе.
Следующая пауза продлилась меньше обычного, после чего Хаммел, обессилено потирая рукой висок, проговорил:
- Я разучился улыбаться, Рут. Честно. Не помню, когда в последний раз это делал. Не считая сцены, конечно, - его взгляд вновь привлёк раскачивающийся маятник. – Меня и театр уже не спасает. Ничего не спасает. Не знаю, как я до сих пор не загнулся.
Мидлер продолжала внимательно слушать посетителя, уделяя должное внимание каждому его слову.
- Я боюсь, Рут. Этих встреч. До потери пульса. Боюсь, что какая-то из них может оказаться последней, и тогда меня точно нужно будет выносить из гримёрки ногами вперёд. Понимаю, что не проживу без этого.
Курт затушил окурок о мрамор пепельницы и откинул голову.
- Это... Как дно. Оно тянет к себе, зовёт, завлекает. Без чьей-либо помощи у тебя нет шансов на спасение. Я погружаюсь на глубину, касаюсь ногами вязкого ила и всплываю. Не пытаясь грести. Как мертвец, - глаза Хаммела вновь сомкнулись. - Я устал. Убит. Не знаю, где мне черпать силы, как спасаться от истощения. Почему так происходит, Рут? Почему.
Мидлер внимательно посмотрела на посетителя, который так же посвятил ей взгляд, и произнесла:
- Ты любишь его, Курт.
С губ парня сорвался нервный смешок.
- Нет. Нет, это не то. Это что-то большее. Что-то неземное, инопланетное. Какая-то невидимая сила, зависимость, привязанность. По сравнению с моим дном, любовь – лишь сказочка для повзрослевший детей, о которой пишут низкопробные романы в мягком переплёте и снимают фильмы. Это другое.
Молчание вновь заполнило собой пространство кабинета. Когда психолог едва заметно взглянула на наручные часы, обнимавшие её тонкое запястье кожаным ремешком, Хаммел спрятал пачку обратно в карман и спросил, глядя девушке прямо в глаза:
- Что мне делать, Рут? Как быть? Скажи. Я уже ничего не знаю. Я превратился в овоща, умеющего разговаривать, который вянет с каждым днём, теряя кожуру.
Психолог придвинулась на край кресла и, помедлив, осторожно проговорила:
- Курт. При любом стечении обстоятельств и исходе событий, у тебя есть два варианта и две версии своего личного будущего. Первый – ты продолжаешь истязать себя тайными встречами с Дэйвом, которые вот уже четыре года не приносят тебе ничего, кроме боли и страданий. Которые выпивают из тебя все соки, с каждым разом лишая надежды всё больше и больше. Ты будешь идти по беспросветному туннелю, по-прежнему рассчитывая увидеть в конце пути долгожданный луч, хоть и сам давно поверил в то, что вдали тебя поджидает лишь глухой тупик. И второй вариант, на котором я бы очень советовала остановиться или, по крайней мере, задуматься над ним. Ты должен отпустить. Просто отпустить, постараться забыть, оторвать от себя, пусть с мясом и кровью. Эта рана заживёт, со временем, возможно на это уйдут годы. Но ты наконец-то сможешь начать жить. Для себя, а не вопреки себе. С новыми силами и эмоциями.
Хаммел вновь горько усмехнулся, потирая шею.
- Отпустить? Я не могу отпустить, Рут. Даже если бы захотел этого. Я засел слишком глубоко, увяз чересчур крепко. Я не выживу без него, понимаешь? Просто не выживу. Он нужен мне, хотя бы в таких малых дозах. Хотя бы в таких тайных встречах, в придорожном мотеле и на расшатанной кровати, - Курт вновь потянулся к своему карману и достал мобильный телефон. Нажав несколько раз на кнопки, развернул экранчиком в сторону Мидлер.
- Это пришло сегодня утром. «22:00». Всё наше общение. Дно вызывает, и я приеду. Извини, Рут, приеду. Как бы больно не было. Как бы сыро и холодно, как бы темно и безнадёжно. Всё равно приеду. И пускай меня ожидает тупик, я вернусь и пойду в обход. Я буду биться о кирпичные стены, пока не найду выход, пока яркий луч не ослепит меня своим светом. Надежда не умирает, Рут. Нет. Я умираю, но не надежда. Она каждый раз вытягивает меня из глубин и заставляет жить дальше.
Парень резко встал с кресла и, подойдя к выходу, замер у двери. После чего повернулся к Мидлер и сказал:
- Знаешь, Рут. Он в прошлый раз посмотрел на меня. Было темно и прохладно, за окном тарабанил дождь, а моя одежда промокла до нитки. Дэйв смотрел на меня всего несколько секунд, но в его глазах в тот момент я увидел что-то новое. Что-то, чего я раньше не замечал, что-то незнакомое и неизученное. Это была какая-то искра, какой-то... Луч. Да, Рут, это был луч. И пусть он погас, лишь вспыхнув, но своим бледным светом он возродил мою надежду, которая отчаянно билась в конвульсиях. До этого она ни разу меня не предавала, и я тоже не имею права её предать.
Приоткрыв дверь кабинета, почти беззвучно повторил:
- Надежда не умирает, Рут. Только не моя.
Затем вышел из комнаты и уверенно направился вниз по коридору, проигнорировав слова прощания секретарши Мэри, которая продолжала раскладывать пасьянс на своём дорогом ноутбуке.

Я слукавлю, сказав, что никогда не хотела измениться. Когда-то я мечтала об этом так сильно, так яростно, что это желание занимало все мои мысли. Я видела рядом с собой тоненьких девочек, изящных, словно хрустальных. Трогательных в своей хрупкости, нуждающихся в защите. А потом переводила взгляд в зеркало. И видела себя.
Я никогда не страдала от недостатка родительской любви. Мой отец не называл меня своей «маленькой девочкой» или «малышкой». Он говорил гордо «Моя леди», хотя на леди я тоже была мало похожа. Моя мать любила и поддерживала меня, но иногда я замечала в ее взгляде тоненькую ноту разочарования. Я ее понимала. Девять месяцев она жила с мыслью о хорошенькой принцессе, а получила неуклюжую маленькую разбойницу.

Я была не из тех девушек, которых хочется защищать и оберегать. Я свыклась с этим. Научилась принимать себя такой, какая я есть. Привыкла обходиться без дурацких девичьих увлечений. У меня не было коллекции миленьких кукол, серебристой короны королевы выпускного бала и кокетства, присущего многим девушкам. Я гордилась тем, какая я, не вспоминая о том, как хотела родиться другим человеком и уж тем более, никому об этом не рассказывала. Откровения – не для меня. Я слишком рано поняла, что открывать свое сердце кому попало не следует. Ты вывернешь наизнанку все свои мысли, а получишь лишь плевок в душу. Потом очень трудно отделаться от ощущения, что внутри будто натоптали грязными ботинками. После пары таких случаев я научилась держать свои мысли при себе.
Может быть, поэтому мои немногочисленные подруги редко посвящали меня в свои секреты. Я вспоминаю их скептические взгляды, и будто наяву слышу: «Разве ты поймешь? Тебе это неинтересно». Они не доверяли мне, боясь, что я не пойму девичьих тайн и расскажу об этом всему миру. Я была словно роботом без души. Никто из них так и не смог увидеть, что в моем большом теле было огромное сердце.

Свою обиду я поначалу переживала молча, спрятав ее где-то глубоко внутри, словно сокровенную тайну. А потом и вовсе научилась не обращать внимания на подобные слова. Все привыкли видеть меня независимой от чужого мнения, и думать, что их слова меня совсем не трогают. Я не собиралась их разубеждать. Ведь Лорен Зайзис и душещипательные откровения – два несовместимых понятия. Привыкнув к тому, что все считают меня черствой и самоуверенной, я смирилась с мыслью об одиночестве и рисовала картины незавидного будущего, где меня ждал муж из числа тупых сынков папиных друзей.

Но потом появился Пак. Свободный, независимый, как ветер. Пронесся ураганом по моей жизни.

Я долго присматривалась к нему, не доверяла, не верила, боялась открыться. Я и сейчас боюсь. Боюсь сказать, как он на самом деле мне дорог. Боюсь, что скоро ему наскучит быть со мной и он вернется к какой-нибудь яркой красотке. Боюсь, что своим откровением развею впечатление о сильной и независимой Лорен, которая ему так нравится. Больше всего я боюсь потерять его так же внезапно, как он появился в моей жизни.
Такие, как я всегда находятся на разных уровнях с такими, как Пак. Он популярный футболист, обаятельный и харизматичный красавец. А я – одна из многочисленных неприметных простушек, мимо которых он каждый день проходил в коридоре, не обращая внимания. Мы с ним как две параллельных плоскости, у которых по всем законам логики просто не может быть точек пересечения. Но в нашем странном, нелогичном мире бывает так, что две параллели однажды случайно пересекаются. Мы стали этой точкой пересечения.

Иногда мне кажется, что мы похожи больше, чем могло бы показаться. Он не любит говорить о сокровенных чувствах, предпочитая прятать их под маской дерзкого и ветреного хулигана. Но в прошлом году, встречая его в коридоре, я видела, как он смотрел на беременную Квинн. И как сейчас он смотрит на меня, думая, что я не замечаю. Я поднимаю глаза в ответ на его взгляд, и мгновение исчезает, упорхнув, словно испуганная птичка. Он снова становится привычным Паком.
Может быть, именно поэтому его немногочисленные откровения, сказанные будто между делом, мне так дороги.

***
- Ты просто зажгла! Я всегда знал, что моя девушка - огонь, - одобрительно кивает он после ее первого выступления.
***
- Моя леди готова к балу? Ты шикарнее всех, даже без короны, - произносит Пак с восхищением, закрепляя цветок для корсажа.
***
- Мне так повезло, что именно ты вытащила меня тогда, - произносит он словно случайно.

Я бережно собираю эти маленькие признания и храню их в своей памяти. Они гораздо дороже пышных признаний в любви, потому что произнесены именно этим человеком. Ведь Ной Пакерман и душещипательные откровения – два несовместимых понятия.

Кто-то в восторге от пафосных и помпезных проявлений чувств, кому-то по душе красноречивые и полные высокохудожественных эпитетов признания. Что ж, в этом я от них тоже отличаюсь. И, может быть, впервые в жизни мне это нравится.

Встреча получилась совершенно случайной. Да это даже встречей не назовешь: Блейн заметил их, они его — нет. Сами посудите, много ли вы смотрите по сторонам, когда сидите в ожидании своего рейса в центральном аэропорту Лос-Анджелеса? Если люди куда и смотрят, то это исключительно на раскинувшиеся за огромными окнами пейзажи. Из определенных точек можно было увидеть горы, океан и даже Голливудские холмы. Последнее особенно притягивало взгляды не только туристов, но даже местных жителей. Если в Лос-Анджелесе вообще есть местные жители. Каждый второй человек — приезжий. Каждый второй из приезжий — в поисках американской мечты. В Соединенных Штатах, этой прекрасной, величественной и до ужаса развитой стране, на деле было всего два города, где могла осуществиться настоящая Американская мечта — Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Конечно, "Большое Яблоко" крепко держало ветвь первенства, но для многих попасть в Нью-Йорк казалось невозможным: город был суматошным, озлобленным, встречал мерзкими дождями и вонючими бомжами, готовыми ободрать тебя до последней нитки. Жители обладали поразительным чутьем на приезжих и могли чуть ли не по запаху определить, как давно ты в городе. Они держали спины прямо и смотрели на тебя сверху вниз как на мокрого потерянного щенка, который забрел не в свой дом. Блейн не привык, чтобы к нему относились как к второсортному материалу. Бродвей, самое лучшее место на земле, был расположен в самом центре прогнившего до основания города. Не выдержав давления, он все-таки настоял на том, чтобы уехать, не протянув в деловой столице и года.
Лос-Анджелес был сказкой. Теплый, солнечный город, недорогое по сравнению с Нью-Йорком жилье, добрые улыбки и понимающие, поддерживающие взгляды. Широкие перспективы. Лос-Анджелес предлагал своим гостям успех и знаменитость не только в области театра и музыки, главной приманкой этого города было кино — то, в чем Нью-Йорк несильно преуспел. В Лос-Анджеле все было связано. Ты мог начать музыкантом в какой-нибудь подворотне, а через два года стоять на церемонии вручения Оскара. Все было возможно. И, казалось бы, как Нью-Йорк вообще может выдерживать культурную конкуренцию с таким замечательным "Городом Ангелов"? Даже непризнанные звезды Бродвея бросали свои карьеры, чтобы насладиться этой мгновенной славой: яркими софитами, красными ковровыми дорожками, безудержными аплодисментами и волнами протянутых к тебе рук. Но была у Лос-Анджелеса и другая, оборотная сторона, о которой не задумываешься, когда тебя ослепляет внезапный успех. Слава, которую город дарит свои гостям, пахла так же мерзко, как нью-йоркские бомжи. Кожа становилась липкой от тех взглядов, которыми на тебя начинали смотреть. Миллионы глаз словно облизывали тебя, покрывая едкой слизью. И ее не ототрешь мочалкой. Ты становился куском мяса для тех, кто называл себя "журналистами". Как и для тех, кто называл себя "поклонниками".
Но все это вне города. В пределах Лос-Анджелеса — всегда сказка. В пределах Лос-Анджелеса — твои друзья, твой муж, твой дом. И все это опостылело настолько, что хотелось зажать руками уши и орать, что есть мочи.

Молодая мулатка на соседнем кресле всеми правдами и неправдами пыталась успокоить ребенка, совсем еще маленького мальчишку. Про себя Блейн подумал, что не позавидовал бы всем тем людям, которым придется лететь в непосредственной близости от мальчугана: было очевидно, что парнишка не собирается успокаиваться, пока ему не вернут забытый в багаже геймбой. Периодически мулатка кидала неодобрительный взгляд в сторону Блейна. Как будто именно он и тетрис в его руках виноваты в истерике ее сынишки. Один раз Блейн поймал ее взгляд и пожал плечами.
Все было настолько рутинно и обыденно — даже вопли ребенка — что отборная латиноамериканская ругань, резко раздавшаяся на весь зал ожидания, заставила половину присутствующих в испуге подскочить на месте, а вторую половину — замереть в ужасе. Мулатка резко зажала уши своего сынули и крепко прижала его к себе, словно разносившиеся по залу слова могли причинить ему физический вред.
— Por que cono? Culo roto!
Блейн сразу же узнал ее — Лопес. Девчонка училась в одной школе с Куртом и входила в состав хорового клуба. Блейн вспомнил, как однажды Курт говорил ему, что Дьяволица (именно так про себя называл ее Блейн) уехала из Лаймы вместе с тем геем-футболистом со странной фамилией. Было так странно увидеть ее в этом месте по прошествии стольких лет. Пока Андерсон размышлял, стоил ли подойти поздороваться, растерянный работник аэропорта, что-то тихо бормотавший в ответ на возмущенные возгласы латиноамериканки, закончил свою речь и с благоговением уставился на девушку.
— Que te den por el culo! Jodido cabron! — в этот раз не так громко, но так же отчетливо произнесла Лопес и, бросив на бедолагу испепеляющий взгляд, прошествовала мимо так близко, что паренек резко шарахнулся в сторону, очевидно, следуя инстинктам самосохранения.
И тут Блейн с немалым удивлением заметил, что у Дьяволицы был спутник. Все это время тихо стоявший в стороне, он поспешил за латиноамериканкой, как только она закончила. Андерсон не видел лица парня, но отметил крепкую широкую спину и отличную задницу. Парочка скрылась за первым же поворот, а он так и продолжил сидеть в вокзальном кресле, крепко вцепившись побледневшими пальцами в старую игрушку.

~*~*~*~

— В тот день я хотел уехать, — семь месяцев спустя говорил Блейн, утыкаясь носом в подушку. — Уехать в Чикаго и никогда больше не возвращаться.
Легкий ветер развивал белые шторы. Ткань плавно парила в нескольких сантиметрах от земли, изгибалась и кружилась, играя в солнечный лучах, проникающих сквозь раскрытые жалюзи.
— Знаешь, я люблю Курта, — Блейн сделал очередную паузу и продолжил: — Я так его люблю, что просто не мог дальше продолжать этот фарс. И я решил сбежать. Скажешь, я трус?
— Не мне говорить об этом, — хрипло ответил Дэйв, поудобней устраиваясь на своей половине кровати.
— Тебе вообще не интересно? Я здесь откровенничаю, между прочим. Никому не говорил об этом раньше, — полуигриво-полуобиженно Блейн ткнул Дэйва кулаком под ребра.
Карофски замер и серьезно посмотрела на Андерсона.
— Даже Курту?
Блейн тяжело вздохнул. Его лицо осунулось, а между бровей пролегли глубокие морщины.
— Тем более Курту. Я... не могу сказать ему. Как ты себе это представляешь? "Курт, любовь моя, совсем забыл сказать: полгода назад хотел сбежать от тебя на другой конец штатов, не сказав ни слова, и больше никогда с тобой не встречаться"?
Дэйв недовольно прохрипел: такой вариант ему не нравился. Предложить свой он не решался, поэтому просто продолжал смотреть на Андерсона.
— Почему здесь столько белого? — неожиданно спросил Блейн, не отрывая взгляда от переливающихся в утреннем свете глаз Дэйва.
— Люблю белый. Чисто, уютно, тепло, — последовал вялый ответ.
— Золотой песок, — к чему-то заметил Блейн, а затем пояснил: — В глазах твоих — золотой песок.
Дэйв нахмурился и отвернулся, но Блейн не без удовольствия заметил, как покраснели его уши.
— Скажешь нечто подобное еще раз, спихну тебя с кровати, — недовольно пробурчал Дэвид.
Блейн усмехнулся и прижался, положив голову на грудь смущенного комплиментом мужчины.
— И сердце у тебя стучит так... спокойной. Ту-дум. Ту-дум.

Курт на цыпочках подошел к книжному шкафу и достал с полки потрепанный томик Байрона. Аккуратно открыв его, он вложил письмо и поставил его на место.
- Я надеюсь, что когда-нибудь ты прочтешь это и простишь меня, - вздохнул он и, подойдя к двери, тихо вышел...

Прошло 10 лет...

Дейв Карофски вальяжно раскинулся на старом английском кресле в своем кабинете, держа в руке бокал бренди. Так он делал каждый вечер, так сказать, обряд перед сном. Но спать этой ночью ему, как ни странно, нисколько не хотелось. Он встал, потянулся и подошел к книжному шкафу, на полках которого уже очень давно пылились ненужные книги и наугад достал одну из них. Это был видавший виды томик Байрона.
- Странно, почему именно он, - вслух подумал Дейв, - никогда не открывал эту книгу.
Он снова сел в кресло, держа в руке ветхое издание, как вдруг из него вылетело и упало на пол сложенное вдвое письмо.
- Что за... - только и сказал он перед тем, как увидел надпись: "Дейву, надеюсь ты когда-нибудь его обнаружишь"...
До помутнения в глазах знакомый почерк. Аккуратно выведенные округлые буквы... Это письмо точно написал Курт Хаммел, в этом не было никаких сомнений. Дрожащими пальцами он открыл конверт и достал оттуда тонкий лист бумаги. Он пах дорогим и тонким парфюмом Хаммела. Он вдохнул его и начал читать:

"Дорогой Дейв!

Если ты нашел это письмо,значит тебя все-таки потянуло на чтение, что несомненно радует!
Я не знал как признаться тебе во всем лично, потому что эти откровения дались бы мне с огромным трудом, если бы ты стоял рядом. Да, я действительно любил, люблю, и, возможно, всегда буду любить тебя.
Ты стал моим воздухом, моей опорой, ты давал мне стимул жить и творить. Прости за то, что не сказал этого раньше.
Я хотел тебя: всем своим естесством хотел, чтобы ты был только моим, и ничьим больше, хотел чувствовать твои руки у себя на талии, чтобы твои губы выписывали непонятные узоры на моей шее и ключицах, я стонал бы от твоих ласк и шептал твое имя... Хотел просыпаться в твоих объятьях, хотел чувствовать тебя в себе... Когда ты дал мне это, я был на седьмом небе от счастья, ты даже представить себе не можешь, как мне было хорошо с тобой... Я дышал в такт твоему дыханию, наши сердца бились в унисон, мы с тобой были как одно целое...

Этот бред, возможно, тебе совершенно неинтересен, но я не мог не оставить тебе это письмо, ведь все хорошее когда-нибудь заканчивается. Я уезжаю, возможно, навсегда, постарайся просто сохранить те прекрасные моменты жизни, которые с нами происходили... Не ищи меня... Не спрашивай, почему не предупредил, ты и сам прекрасно знаешь...

Желаю тебе встретить кого-то, кто полюбит тебя так же, как люблю тебя я... Будь счастлив и любим, Дейв!

С любовью, К.Хаммел"

- Почему я не нашел это письмо раньше? - это был первый вопрос в голове Карофски после того, как он прочитал письмо.
- Дейв, пойдем спать! - донеслось из гостинной. Он встал, и все еще держа в руке письмо, спустился в комнату.

- Иди сюда, - Курт обвил его руками шею и вовлек в поцелуй.

- Стой, Курт, - с трудом оторвавшись от сладких губ возлюбленного, прошептал Карофски и положил ему в руку только что прочитанное письмо. - Ну, и что же это? - с улыбкой осведомился он.

Курт улыбнулся:

-Мои детские откровения и то, что ты так и не полюбил чтение, - засмеялся он, и Дейв взял его на руки.

-Пойдем в спальню...

просто скажу, что мне не понравился рассказ участника 17. Это какая-то неправильная Лорен . И вроде участники 17 и 24 раскрывают её с одной стороны, но второй рассказ позитивнее что ли... Меня смутило то, что Лорен готова на самоубийство. неет, вы что!? Этого не может произойти, и знаете почему? Потому что это - тупость.

Т09-05
Понравилось. Очень легко и воздушно! Странным кажутся потерянные 10 лет, недосказанное и высказанное в «Откровении», но тем трепетнее встреча, звонок с цитированием книги. Спасибо, автор.

Т09-08
Курт превосходный в этом драббле и финал мне очень понравился. Но изюминка все же в тех списках сравнения, в них вся суть. Интересно было наблюдать, как «финнестый Финн» подбирается к осознанию, делает выбор. Только откровения я не прочувствовала, простите.

T09-09
Превосходно! Откровения, секреты, тайны. Очень глубоко прочувствовано и проработана. А ведь глядя на заявленных персонажей, я решила, что будет банальность – раскрытие Дэйва перед другом. Но как же здорово автор все обыграл, очень эмоционально, гармонично.
И еще, как оказалось, это единственный драббл, который я прочитала на одном дыхании. Спасибо.

Т09-17
Печальный финал, не хочется видеть Лорен такой. В ее огрызания на девчонок верится, а в то, что Зайзис настолько хрупкая внутри – не очень. Хотелось больше про «Непонятно, быстро и ожидаемо»… Но есть в этом драббле хорошо подмеченные детали – про тоненькие фигурки, про «мудрые» изречения и пресловутый гармональный сбой и воду… Все это помогает ощутить тяжесть ситуации и попробовать понять намерения Лорен.

Т09-23
Оу, продолжение! Еще одна печальная истории, внутренне переживание, высказанное. Грустно, сопереживаешь и понимаешь эту Дэйво-зависимость.

Т09-24
Финал, какой финал! И сколько всего в этом драббле – и откровение, и частички воспоминаний, и бережные отношения, и похожие непохожести ))) Да, это Лорен, уверенная и яркая. Автор, спасибо!

Т09-37
Ту-дум, ту-дум… отголоски прошлого драббла) Я немного выпала из сюжета. Сначала достопримечательности, потом малыш с мамой, и папа с широкой крепкой спиной и отличной задницей)), потом Дэйв уже с Блейном в одной кровати…
Поразило в фанфе то, что Блейн не мог припомнить странную фамилию гея-футболиста. И тут меня осенило – так и есть, все именно так! В событиях на сегодняшний день они мало знакомы, зачем эта лишняя информация… но во что она вылилась! Развивающиеся шторы, оттенки белого и золотой песок в глазах – красиво!

T09-38
Очень мило. Я уже настроилась на трагедию – судорожные поиски телефона Хаммела, после прочтения письма, упреки в молчании и «почему тогда ничего не сказал?»… а оказывается – счастье рядом и никуда не уезжало! Спасибо, автор, прекрасная зарисовка!

Т09-05
*выпала в осадок*
Для меня это история (язык не поворачивается называть вещи своими именами,то есть фик - фиком) такая теплая и радушная. Хочется откинуться на спинку стула, склонить голову на бок, прикрыть глаза, и легкой улыбкой сделать мммммм.
10 лет … 10 лет!!! - понадобилась ребятам, что бы сделать первый шаг. Так грустно, и одновременно обнадеживающе. Но я непрестанно буду радоваться, ведь другим порой и жизни не хватает, на то чтобы сделать первый шаг.

Т09-09
Я давно тешила себя мысль, рано или поздно найти фик, про Дейва и Азимо. Про настоящую мужскую дружбу, несмотря на всем известные обстоятельства Дейва.
В этом фике, я уважаю Дейва, который набрался храбрости и сил для того, чтобы не только признаться себе в том, кем он является на самом деле. Он пошел еще дальше. Он решил открыться одному из дорогих ему людей – лучшему другу.
Реакция Азимо мне понятна. Было бы глупо, если бы он сразу кинулся к Дейву на шею с благодарностью, что тот посветил его в такую тайну. Или же, столь печальный опыт, когда Азимо избивает своего друга до полусмрти. Я не понимаю такие исходы, и не люблю.
А у вас настоящая квинтэссенция получилась.

Т09-23
А ведь я только сейчас поняла, что в глаза не видела, ни одной работы, где Курт переживал бы на сердечные темы (выкинем отсюда клейн-дела и тривиальные рассуждение «кому бы дать»).
Искренне, и с душой. Мне даже показалось, что автор не понаслышке знает, о чем пишет.
Здорого. Я рада, что номер 23 под конец выстрелил по полной. Не терпится узнать, кто скрывается под этим номером.

И глазом моргнуть не успели, как лето, и драббл - марафон, подошли к своему логическому завершению. Это было прекрасное время, проведенное в обществе хороших и не очень работ.
Спасибо всем кто приложил к этому руку. И в особенности спасибо Даше, которой еще работать и работать.

Т09-05
Аффффтор!!!!!! Чей так хорошо то!!!!!!!! АААААААААА!!!!!!!! Какой светлый драббл, и все так хорошо заканчивается!
Я ЛЮБЛЮ ВАС АФФФФФТАРРРРРРР!!!!!!!!!!
Т09-08
Финнестый Финн!!!!!! ЮЮЮЮЮхууууууууу!!!!!!! Хорошо хоть жареного Иисуса не было……… Такой легкий ненавящивый драбблик. Мне понравилось.
T09-09
Какой мудрый у Азимио папа. Мне очень понравилось как переданы внутренние переживания героя. И Дэйв, да он обожает Аза! Ну вот такая хорошая дружба была….. Автор, не обращайте внимание, это я так, просто очень жаль что Аза не будет больше……
Т09-17
УЖЖЖАСССС!!!!!!!! Такое АУ, я даже комментировать это не хочу. Хочу сказать только одно – ЭТО НЕ ЛОРЕН!!!!!!! ОТ кого, от кого, а от вас я не ожидала такого, ведь все ваши работы настолько всегда в характере, а тут……
Т09-23
УРА, ПРОДОЛЖЕНИЕ!!!!!!!!!!! Так проникновенно, боже какая любовь и безысходность, сначала безысходность, а потом…… Курт Хаммель, такой КУРТ ХАММЕЛЬ!!!!!! С вечной верой в лучшее и надеждой, КОТОРАЯ НЕ УМИРАЕТ!!!!!!!
Я уже говорила, но еще раз скажу, ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!!!!! Просто великолепно!!!!!
Т09-24
А вот это Лорен!!!!! И такой Пак, наш настоящий чувствительный Пак! Спасибо автор за Пайсиз!
Т09-37
Блейнофски, ну что..... очень ждала, читала, опять ждала, и когда дождалась , только начала наслождаться……… и …….. И ЭТО ВСЕ???????????
Нет конечно золотой песок великолепен, нам ли не знать об этом золоте в глазах Дэйва, и наша Дьяволица - просто огонь, откровение Блейна…, все бы было просто супер!!! если бы я хоть что то поняла. Я запуталась, возникли только вопросы: Блейн до сих пор с Куртом? и если да, то что же он так заливает про золото в глазах Дэви и его сердце? или же они с Дэйвом? и как они оказались вместе? У меня просто создалось впечатление что из драббла просто вырвали кусок, как минимум половину, там много про город, так много размышлений о опостылевшей жизни, и все равно ничего не понятно, и конец открытый, но что то в этом случае, такой открытый конец меня не радует. Может мне просто не хватило Блейнофски, а может не хватило обоснуя, не знаю, но я прямо расстроилась в конце. ВОТ.
T09-38
Хнык…… Кажется я становлюсь флаффером, но это признание Курта меня просто растопило, и все оказывается хорошо. ОЙ автор и вас я тоже ООООООООчень люблю!:flower: